Помню, в детстве у нас был учитель труда Семен Нудельман. Он преподавал так называемый «железный» труд – слесарное дело. Был еще труд «деревянный» – столярно-токарный. И это – в английской спецшколе, где, по идее, должны были готовить только будущих разведчиков и дипломатов! Предполагалось, видимо, что в случае необходимости мы могли бы работать за рубежом под прикрытием слесарей и краснодеревщиков, недовольных советским строем и эмигрировавших на Запад по идейным соображениям. Но «слесарить» нашему преподу было скучно, и он любил рассказывать нам всякие забавные истории, вычитывая их из книжек. Один рассказ мне крепко врезался в память. Ехал как-то через прусскую границу французский писатель Виктор Гюго. Пограничник попросил его указать род занятий. «Писатель», – отрекомендовался Гюго. Но немец не слышал о таком писателе. Да и вообще не знал о существовании подобной профессии. «Чем зарабатываете на пропитание?» – спросил он. «Пером», – ответил Гюго. Тогда пограничник записал в своей книге: «Гюго – торговец перьями». Я никогда не любил Гюго. Даже «Собор парижской богоматери» не смог заставить себя дочитать. Но способ зарабатывания денег пером мне очень понравился. Сидишь, пишешь: чернила капают на бумагу, а деньги – в карман. Небольшие, конечно, по сравнению с профессиональными патриотами, деньги, но тем не менее. Жить можно!
Франкфурт – город маленький. Всего 700 тысяч жителей. И Майн – речка узкая. Но денежный поток там несется знатный! И всегда несся. Франкфурт – в переводе «брод франков». В этих местах жило то германское племя, которое пошло завоевывать Галлию и дало ей имя Франции. Но у брода на Майне тоже кое-какие франки остались. Они очень любили торговать и пить пиво. Место удобное. Воды для пива хватает, а мост строить не надо – и так брод есть. Только охраняй его да бери мыто. И так у них хорошо дело пошло, что уже в XIII веке император Фридрих II предоставил городу привилегию на проведение ярмарок. Потом они получили статус вольного имперского города, обзавелись пунктом обмена монет, что положило начало знаменитой Франкфуртской бирже, построили на месте брода мост… А в XVI веке, уже после изобретения книгопечатания, разжились еще и главной в Германии книжной ярмаркой. Старались не отстать от прогресса.
Эта ярмарка давно стала международной. Ее проводят в конце октября. Три дня – для бизнесменов. А четвертый – последний – для читателей. Зрелище действительно невообразимое. Девять огромных павильонов, между которыми курсируют специальные микроавтобусы. Каждый павильон занимает примерно такую же площадь, как киевский книжный рынок «Петровка». Книг – море. Но жизнь по-настоящему кипит только в двух павильонах – англо-американском и немецком. Еще во французском есть некоторое движение. Издательства этих стран продают основное количество авторских прав – на словари, справочники, учебники, исторические исследования, художественную литературу, книжки для детей.
Тут понимаешь наглядно, какое на самом деле скромное место занимает Украина на этом интеллектуальном базаре. Официальная палатка нашей страны находилась в одном павильоне с грузинской, сербской, российской, хорватской и польской. Посетителей тут было так мало, что от холода хотелось надеть пальто. Причем украинская экспозиция была еще и не самая кондовая. Меня, например, больше всего позабавила литовская. Почти все книжки на ней назывались так: «Литовская кухня», «Литовский народный костюм», «Барокко в Литве» и даже «Литовская лошадь». В общем, чем меньше держава, тем больше она сконцентрирована на пропаганде самой себя.
Грузия – та вообще привезла не так книжки, как винные этикетки. Самая читающая этикетки страна! Как известно, среднестатистический грузинский интеллигент может прочитать за раз-два тома «Хванчкары», три тома «Киндзмараули» и томик «Ркацители» – весь свой народный эпос. Причем без закуски. Естественно, ничего нового после этого грузину писать не надо. И так есть уже один «Витязь в тигровой шкуре» как повод выпить и закусить! Ничего более гениального все равно никто в мире уже не напишет. Даже сами грузины. По сей причине палатка соотечественников кровавого тирана Саакашвили была разрисована под старый тбилисский дворик с усатыми личностями в кепках, распивающими горячительные напитки. Полюбовавшись на их бурную литературную деятельность, выливающуюся в полное собрание тостов, я отправился к русской палатке.
Но и тут меня ждало разочарование. Верная принципу «о мертвых или ничего, или только хорошее», Россия главную часть экспозиции посвятила покойному Солженицыну. Все было оформлено в черно-белых красках. Везде понатыканы портреты Александра Исаевича в стеганом ватнике с лагерным номером, «Архипелаги ГУЛАГи» и «Красные колеса». Не хватало только пьяных диссидентов на импровизированной московской кухне, где бы они изображали сами себя во время спора о мировых вопросах. Некоторое разнообразие в эту похоронную тему вносила только книжка «Русский эрос», увидев которую, я почему-то сразу вспомнил «Литовскую лошадь». Чувствуется, что эрос в России еще в диковинку. Как лошадь в Литве.
А в американском книжном павильоне, несмотря на весь его прогресс, в одной из палаток стоял здоровенный негр в костюме и галстуке и… ковырялся в зубах. Политкорректно так ковырялся – почти на весь Франкфурт. Я его сфотографировал для истории и подумал: это же надо, чтобы в войне Севера и Юга столько белых людей погибло только ради того, чтобы вот этот негряка приехал во Франкфурт поковыряться в челюсти! Ну, есть ли смысл во всей этой, так сказать, культуре?
19 февраля 2009 г.
Mein lieber Petersburg
Через страну строгого,
но справедливого Батьки
Когда мне совсем надоедает киевская зимняя слякоть, бесконечные перемены погоды, кукла Юля в телевизоре и суржик на улицах, я сажусь в поезд и отправляюсь в Петербург – лечить нервы и восстанавливать равновесие имперского духа. Некоторые ездят туда за летними белыми ночами. Я – за белыми зимами, которых так боятся все истинные враги Святой Руси. Не пойму, почему их так русский холод страшит? Холод, как холод. Не холоднее канадского или американского на Аляске. Если ездить в Россию как турист в купейном вагоне со всеми удобствами и жить в гостинице, а не в чистом поле в деревне, которую сам же сжег, как Наполеон, предварительно расстреляв всех жителей, то очень даже комфортно.
Поезд из Киева в Петербург выходит утром, идет сначала до Чернигова, где на вокзале мирно соседствуют герб Украинской Советской Социалистической Республики, буржуазно-националистический тризуб и феодальный черниговский одноглавый орел (местный старинный герб), потом поворачивает на Белоруссию и дальше движется по старой стратегической железной дороге – через Гомель, Могилев, где во время Первой мировой войны была царская ставка, и даже через знаменитую станцию Дно, на которой отрекся Николай II. Прямо к железной дороге подходят дремучие сосновые леса, засыпанные тяжелым снегом. Едешь, как в сказке «Морозко». Ложечка звенит в подстаканнике, книжечка с уютом читается на верхней полочке (всегда беру верхнюю!), попутчики выслушиваются с должным вниманием и даже пограничный контроль не очень мешает. Его проходишь только на территории Белоруссии днем – гуляет по вагону собака Шарик, вынюхивая наркотики (сколько езжу, ни разу при мне не нашла), украинские и белорусские пограничники проверяют паспорта, сличая фотографию с оригиналом, и через час с чистой совестью катишься до самого Санкт-Петербурга. Между Белоруссией и Россией пограничного контроля нет, никто тебя ночью не будит, как на российско-украинской границе в поезде «Киев – Москва».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});