Читать интересную книгу Кровавое дело - Ксавье Монтепен

— Леон здоров, спасибо.

— Увижу я его за завтраком?

— Ни за завтраком, ни за обедом, потому что его нет в Дижоне. Он только что закончил учиться, и я дал ему отдых. После Нового года я отвезу его в Париж, где он поступит в университет на юридический, и попрошу тебя быть ему добрым другом.

— Твоя просьба совершенно излишня: ты заранее знаешь, что она будет исполнена. Ты знаешь, как я люблю тебя и твоего сына.

— Да, это правда. Как только мы приедем в Париж, первым долгом — к тебе.

— Буду от души рад, прошу не сомневаться.

— Даже и не думаю.

— Где же теперь Леон?

— У моей сестры, madame Фонтана. Он только вчера уехал в Ларош. От сестры он проедет дня на два-три к своему товарищу. Они хотят поохотиться на кабанов.

— Жаль, что не могу повидаться с ним в Дижоне. Ну да ничего. В Париже я вознагражу себя.

— Почему ты не хочешь подарить мне несколько деньков?

— А потому, что мой маршрут начертан заранее и я не имею возможности ничего изменить в нем.

— Значит, это решено и подписано, что ты уезжаешь сегодня вечером?

— Да, сегодня вечером, или лучше сказать, сегодня ночью. Я уже написал Сесиль, что буду в Париже 12-го утром. Бедная девочка! Она так долго не видела отца! Я думаю, ты и сам понимаешь, с каким нетерпением она ждет моего возвращения. Я никогда не простил бы себе, если бы обеспокоил ее, отсрочив свой отъезд хотя бы на один час. Ты согласен со мной, не правда ли!

— Вполне согласен и потому больше не настаиваю. Ты поедешь на курьерском?

— Да.

— Во всяком случае, мы пообедаем вместе?

— Это уже решено.

— И затем, конечно, проведем вместе вечер?

— Само собой разумеется. Я весь к твоим услугам до половины первого. Я предупредил в гостинице, что я не лягу, предпочитая вовсе не спать, чем быть внезапно разбуженным среди ночи.

— И ты совершенно прав. Мы славно проведем вечерок.

— В этом я не сомневаюсь, так как проведу его у тебя и с тобой.

— Со мной — да, но не у меня.

— А где же?

— В театре.

— Господи, в театре, в Дижоне! Вот идея-то!

— Моя мысль не так странна, как кажется на первый взгляд. Сегодня вечером у нас бенефис примадонны, и на это торжество собрались парижские звезды, которые примут участие в спектакле. Вот им-то мы и будем с тобой аплодировать. Спектакль продлится заполночь. Из театра ты пойдешь прямо в гостиницу, захватишь багаж, а оттуда — на вокзал, куда поспеешь как раз к отходу поезда.

— Все это хорошо, но дело-то в том, что если сегодня играют, как ты говоришь, парижские звезды, то, разумеется, публики будет в театре масса, и нам не мешало бы заранее позаботиться о местах.

— После завтрака мы пойдем за билетами.

Вошедшая служанка доложила, что завтрак подан, и старые друзья поднялись на второй этаж, где находились жилые покои нотариуса.

А в «Cafe du Theatre» Анджело Пароли продолжал ждать, не сводя глаз с двери дома, чтобы не пропустить выхода Жака Бернье.

Визит последнего длился, по мнению итальянца, неестественно долго. Ему казалось невероятным, чтобы клиент мог сидеть у нотариуса так долго. Выкурив кучу папирос, он спросил газеты и делал вид, что со вниманием читает.

В два часа пополудни Жак Бернье еще не выходил.

Итальянец начал терять терпение. Он уже спрашивал себя, не имеет ли этот дом двух выходов и не вышел ли отец Сесиль через другую дверь.

В ту минуту, когда в голову его пришла эта тревожная мысль и он уже собирался задать слуге надлежащий вопрос, рискуя даже скомпрометировать себя, дверь отворилась и из нее вышел Жак Бернье в сопровождении самого хозяина дома. Последний жестом указал на кафе и перешел площадь. Тут они расстались. Нотариус пошел в театр, а бывший купец вошел в кафе.

Итальянец только успел развернуть газету и закрыть ею лицо, будто веером.

Навстречу Бернье вылетел болтливый слуга.

— Что вам угодно, сударь? Что прикажете? — затараторил он.

— Две рюмки зеленого шартреза, — ответил Жак Бернье и уселся за другой столик, спиной к итальянцу.

Слуга подал шартрез. Прошло несколько минут, и в ресторан вошел Леройе.

— Я сейчас к твоим услугам, — сказал он и направился к конторке, за которой царила молоденькая, замечательно хорошенькая кассирша.

— Какая редкость видеть вас здесь, — сказала она, приветливо улыбаясь. — Хотя вы и самый близкий наш сосед, но не бываете у нас и двух раз в году.

— Вы знаете мои принципы, милая барышня. Место нотариуса — в его конторе, а не в кафе. Сегодня же совершенно случайное обстоятельство заставило меня изменить старым привычкам. Я хочу обратиться к вам с просьбой оказать мне услугу.

— Я вся к вашим услугам, monsieur Леройе. Что вам угодно?

— Я хотел бы пойти сегодня вечером в театр, с моим другом, — указал он на Жака Бернье. — Я только что из кассы театра…

— Где вы не нашли ни одного билета.

— Ни одного! Но мне сказали, что, может быть, вы в состоянии обеспечить мне два местечка.

— Действительно, мы откупили часть мест, чтобы доставить удовольствие нашим клиентам и избавить их от хлопот. Так если вы не будете очень требовательны, то, пожалуй, я могу помочь.

— Я буду требователен, если попрошу вас дать мне два кресла в оркестре?

— Нет, нисколько. Я сейчас же дам вам их! — И кассирша подала два билета. — Вам известно, что цены на места сегодня выше? Мы заплатили за каждое кресло по семь франков. Следовательно, вы должны мне четырнадцать.

— Вот они. Благодарю вас тысячу раз за вашу любезность. Я вам очень признателен!

С этими словами нотариус положил билеты в карман и вернулся к Жаку Бернье.

Итальянец все слышал.

«Они идут сегодня вечером в театр, — проговорил он про себя. — Значит, Жак Бернье изменил свое намерение и не уезжает ночью. Черт побери! Ведь если он поедет днем, все рухнет!»

В это время оба друга принялись громко разговаривать. Пароли прислушался.

— А жаль, что мы не можем поужинать с тобой после спектакля, — говорил Леройе. — Это напомнило бы нам дни нашей юности.

— Ты знаешь, что это совершенно невозможно! По выходе из театра у меня только и хватит времени сбегать в гостиницу за чемоданом. Вот когда ты поедешь в Париж и привезешь сына, мы будем ужинать, сколько твоей душе угодно. Я заранее приглашаю тебя в Cafe-Anglais.

— Принимаю твое приглашение, — сказал, смеясь, нотариус, — и не забуду воспользоваться им. Думаю, что ты не останешься жить в Батиньоле.

— Конечно! Я перееду немедленно и сообщу тебе свой новый адрес.

Пароли вздохнул с облегчением. Нотариус и его друг выпили зеленого шартреза и вышли из кафе.

«Бесполезно теперь следить за Бернье, — подумал итальянец, — стоит только подождать его сегодня вечером на вокзале!»

Он потребовал счет, уплатил, вышел и направился к отелю.

Погода стояла холодная. Мрачные свинцовые облака облегали небо и превращали день в сумерки. Пронзительный ветер дул с востока, и все предвещало сильную снежную вьюгу.

Хоть и тепло одетый, Анджело Пароли прозяб, а холод все усиливался. У него оставалось еще немного денег на покупку пледа, и потому он зашел в первый попавшийся магазин.

В семь часов он пообедал и уплатил по счетам, сказав, что уезжает в Макон, куда призывают его неотложные дела.

Глава XXXI ДВА ДРУГА

Племянник madame Фонтана должен был, как нам известно, уехать утром 11 декабря к своему другу Рене, чтобы отправиться вместе с ним на охоту.

Леон Леройе был страстный охотник, но еще новичок. Для него предстоящая охота являлась запретным и большим наслаждением. Целиться в кабана, а не в жаворонков, единственную дичь, которую он до той поры стрелял, — какое счастье!

— Милое дитя, — сказала тетка за завтраком, — приближается минута разлуки, не опоздай на поезд, иначе придется ждать до следующего вечера.

— Еще успею, дорогая тетя, — ответил Леон, с утра казавшийся озабоченным и встревоженным.

— Ты знаешь, что поезд не станет ждать!

— Конечно, но мне не хочется уезжать, не испросив у вас одной милости…

— Какой?

— Позвольте проститься с mademoiselle Эммой-Розой…

— Да ты, кажется, твердо решил сделать меня своей сообщницей! — воскликнула madame Фонтана со смехом. — Ты виделся с ней уже два раза! Еще вчера ты долго с ней разговаривал… Довольно… Может быть, даже слишком. Мне совесть не позволяет…

— Милая тетя, я уеду с печалью на сердце, — с живостью перебил Леон. — Сегодня ночью я видел очень дурной сон, и на душе у меня — мрачные предчувствия.

— Сон… предчувствия… Разве ты стал суеверен, бедняжка Леон?

— Конечно, нет. И обычно я не придаю снам никакого значения, но подробности сегодняшнего были так живы, что запечатлелись в моей памяти и сильно напугали. Это впечатление не изгладилось, а так же живо, как и в минуту пробуждения, и, чтобы успокоиться, мне необходимо увидеть Эмму-Розу.