— Нет-нет, дорогая мисс Грэхем, никто к вам не приходил, — успокоила ее консьержка, и взгляд ее стал любопытным.
— Если ко мне придут, скажите, что я дома и жду, — сказала Эдит, чувствуя, как краснеют у нее щеки. — Вышло небольшое недоразумение. Я думала, что сегодня вечером мне придется уйти. Но дела оказались не такими срочными. — Она понимала, что говорит непонятно, путано и, наверное, выглядит со стороны странно, но ей было все равно.
— Хорошо-хорошо, мисс Грэхем, я прекрасно вас поняла, — с мягкой улыбкой ответила миссис Линн, но глаза ее стали любопытными. — Если вас спросит молодой человек, я скажу, что вы дома и ждете его. Правильно я поняла, что вы ждете не мистера Лайтоллера? — доверительно понизила она голос.
— Нет, совсем другого… Спасибо большое, миссис Линн, — выговорила Эдит и торопливо направилась к лифту. Вдруг Мэтью ей позвонил? Он же решит, что ее нет дома!
Следующий час она провела ужасно. Несмотря на дождь, она то и дело подходила к окну гостиной, высовывалась и всматривалась — не подъезжает ли к подъезду автомобиль Мэтью. Волосы у нее вымокли, но Эдит этого даже не замечала.
— Приходи, приходи, приходи, — шептала она, как сомнамбула. — Я люблю тебя! Я жду тебя.
Господи, пусть он придет побыстрее, у нее уже нет сил ждать. Если через пять минут не раздастся звонок в дверь, она просто сойдет с ума от напряжения! Но он придет, ведь он обещал, что привезет портрет. А Мэтью не из тех, кто не держит обещаний.
Около десяти часов, когда Эдит уже изнемогала от ожидания и тревоги, вдруг зазвенел звонок домофона. Эдит как сумасшедшая бросилась в переднюю и схватила трубку.
— Да? Это ты, Мэтью?
— Это Эдит Грэхем? — раздался в трубке чужой голос. — Я к вам от Смита.
В груди у Эдит похолодело. Это не Мэтью!
Неужели с ним что-то случилось? Господи, только не это!
— Да, заходите, — пробормотала она непослушными губами и, нажав кнопку, быстро открыла входную дверь и замерла, устремив взгляд на дверцы лифта.
Через две минуты они раскрылись, и из лифта вышел незнакомый ей коренастый мужчина с короткими, светлыми волосами. Он сразу увидел стоявшую в дверях Эдит и направился к ней.
— Я к вам от Мэтью Смита, — сказал он, глядя на нее в упор из-под тяжелых век, прикрывающих его и без того небольшие светлые глаза. — Он просил передать вам это.
Только тут Эдит заметила, что он держит упакованный в бумагу плоский предмет прямоугольной формы. Портрет?
— Прошу вас, заходите, — пролепетала она, пятясь назад.
Но мужчина не спешил зайти.
— Спасибо, но я только хотел передать. — Он протянул ей свою ношу. — А теперь, простите, мне пора.
Он уже повернулся, чтобы уходить, и тут оцепеневшая Эдит обрела дар речи.
— Постойте! — воскликнула она и сама не узнала своего голоса, таким он показался ей жалобным и тонким. — Что с Мэтью? Почему он не приехал сам? Что случилось?
Мужчина медленно, словно нехотя обернулся.
— Ничего не случилось, — произнес он, снова упирая в Эдит свои прикрытые веками глаза, и Эдит отчетливо ощутила исходившую из них неприязнь. — Просто Мэтью уехал.
— Уехал? Куда? — Она почувствовала себя так, словно стремительно проваливается в бездонную яму.
— К отцу. Он взял отпуск с завтрашнего дня.
— Томас Смит.., почувствовал себя плохо? — выговорила она непослушными губами.
Сразу мелькнула мысль — немедленно ехать вслед за Мэтью. Его отцу плохо. Она не оставит Мэтью, она будет рядом, будет помогать. Ничего, что надвигается ночь, она возьмет мамин «пежо»…. Дорогу она помнит. Возьмет с собой побольше денег — пригодятся, и еще зубную щетку… Она справится.
— Его отец здоров. — На этот раз в глазах мужчины мелькнуло любопытство. — Просто Мэтью решил провести свой отпуск вместе с ним.
Он снова сделал движение по направлению к лифту. Эдит в отчаянии шагнула на площадку и схватила его за рукав.
— Подождите! — Она перевела дыхание и увидела близко глаза мужчины — холодные и, как ей показалось, насмешливые. — Вы друг Мэтью? Он собирался приехать сам. Когда он решил взять отпуск? Он ничего не говорил об этом. Когда он вернется? Пожалуйста, скажите мне!
Ей было все равно, как она выглядит в глазах этого человека, только бы он задержался на минуту и объяснил ей, почему Мэтью так внезапно уехал.
— Раз он не сказал вам, значит, не о чем было говорить, — сухо пробормотал мужчина, осторожно высвобождая свой рукав, но, взглянув ей в большие глаза, которые смотрели на него умоляюще, внезапно заговорил с откровенной досадой:
— Мэтью собирается уходить с работы. Вбил себе в голову, что не имеет права занимать ответственную должность! воскликнул он с внезапной злостью. — Это он-то, один из лучших! Шеф уговаривал его подумать, не рубить сплеча. Эх, знали бы вы… — Он нахмурился, и его лицо стало непроницаемым. — В этом мире Лайтоллеры процветают, а настоящие ребята, для кого совесть не пустой звук, уходят в тень. Эх, разве вы способны понять!
Он резко повернулся и побежал вниз по лестнице, не дожидаясь лифта.
Эдит некоторое время стояла на площадке, растерянная, оцепеневшая. Затем медленно вернулась в квартиру, закрыла за собой дверь и прошла в гостиную. В глаза ей бросился накрытый стол. Янтарно светилось дорогое вино в бутылках. Она не стала открывать его, решила, что это сделает Мэтью… Мэтью!
Это конец. Мэтью не пришел и уже не придет никогда!
Она бессильно опустилась на диван. Осмысление того, что произошло, медленно доходило до ее сознания. Мэтью увольняется с работы потому что, исполнив ее просьбу помочь Сесилу, поступил вопреки совести, вопреки своему долгу. И решил, что не имеет права больше находиться на службе безопасности. Мэтью, с его рыцарским взглядами! Как же он должен теперь ее презирать! Это из-за нее ему пришлось уйти с работы!
Она сидела на диване, широко раскрыв глаза, смотрела прямо перед собой и видела его лицо — такое родное, такое любимое! Он уехал.
Они больше никогда не встретятся.
Ей казалось, что свет померк, несмотря на то, что все лампочки в венецианской люстре горели ярко и празднично.
Лишь некоторое время спустя Эдит осознала, что держит в руках завернутый в бумагу предмет.
Медленно она развернула тщательно упакованный портрет.
На холсте была изображена девушка с книгой в руках. Видимо, она только что была погружена в чтение, но кто-то окликнул ее или внезапно вошел в комнату, и она, вскинув голову, радостно улыбается этому человеку. На ней костюм из темно-зеленого шелка, темные волосы гладко зачесаны назад, только у висков выбиваются непослушные пряди. Портрет был выполнен маслом, но его отличала странная легкость и прозрачность, присущая обычно акварелям. И в полной мере проявилась свойственная Мэтью романтическая живописная манера. Может быть, знатоки посчитали бы, что автору портрета не хватает технического совершенства в прорисовке деталей, изображении шелковой ткани, но Эдит казалось, что стоит коснуться портрета рукой, как ощутишь шелк ее костюма, — с такой любовью он был изображен.