Читать интересную книгу Сломанный мир (СИ) - Мори Анна

Гэрэл слушал ее с возрастающим удивлением: он-то думал, в голове у девчонки только любовь и стрельба из лука, а она, оказывается, смотрит на жизнь довольно разумно.

А из нее ведь действительно может получиться хорошая правительница...

Мелькнула мысль, не создает ли он себе прямо сейчас еще одного опасного врага. Если вдруг отношения между Чхонджу и Юйгуем обострятся, сильная императрица может стать помехой. Гэрэл ведь все эти годы готовился к войне с Юйгуем. Но разве по-настоящему прочный мир не лучше? Этот союз, воможно, обеспечит то самое взаимопроникновение культур, о котором так вдохновенно рассказывал ему Юкинари.

Джин-хо тем временем продолжала излагать свою философию:

— ...Отношения — это война. Когда есть двое людей, один из двоих всегда храбрее, успешнее, умнее, привлекательнее. И они оба будут знать об этом. Нужно быть слепым, чтобы не увидеть, что человек рядом с тобой глупее тебя, слабее, добился меньшего, чем ты, меньше видел, меньше пережил... А если ты этого и не видишь — тому, кто сильнее, свойственно не замечать своего превосходства — все рано или поздно тебе станет скучно с теми, кто недостаточно хорош для тебя. А если наоборот — если не ты, а другой сильнее, богаче, умнее, могущественнее — ты скоро устанешь восхищаться и начнешь завидовать или мечтать догнать и обойти его во всем. Как я мечтаю догнать и обойти тебя…

Она, конечно, была во многом права. Гэрэл уже давно не думал о таких вещах, не чувствовал своего превосходства, потому что это свойство власти — ее носитель ощущает ее как норму. Но в детстве он все это знал. Не только детские драки, но и обычное повседневное взаимодействие — игры, разговоры — всегда было борьбой за власть. И не потому, что он был «не таким», уродом, белой кровью — все, абсолютно все сталкивались с теми же проблемами, просто он это замечал лучше других, в отличие от многих, кому такое не приходило в голову.

И когда детство проходит — эта война не заканчивается, а если тебе удается про нее забыть — это значит всего лишь, что ты стал достаточно сильным, чтобы все время одерживать победы.

— …А дружба, — продолжала Джин-хо, — это противоположность войне. Хочется проводить много времени вместе, и нет места ни зависти, ни скуке. Обоим интересно, обоим есть что взять друг у друга. Друг должен быть равным тебе, но на иной лад… как есть ночь и рассвет, весна и осень — нельзя сказать, что одно лучше другого. Быть равным — но другим, чтобы обоим было что взять друг у друга. Если случится встретить такого человека, это дар Великого Тигра…

Хоть у Джин-хо не было недостатка в приятелях, но он знал, что обычно её считают избалованной, без царя в голове и просто пустоголовой; но сейчас, когда она сидела рядом с ним и вот так вот рассуждала, в ней внезапно проявилось что-то серьёзное и невыразимо странное. Он вдруг осознал, что на самом деле ее внезапное решение выйти замуж за императора и уехать в Юйгуй не так уж удивило его; она умнее, чем любит казаться — и он понял, что всегда это знал. Может быть, она ошибалась, считая, что ей надо «дорасти» до него. Ему вдруг показалось, что она не младше него на добрый десяток лет, а старше: в ней чудилась какая-то внутренняя зрелость, даже мудрость.

Философия Джин-хо не объясняла одного: когда встречаешь кого-то, кто во всем лучше, благороднее, выше тебя, но почему-то не можешь ни завидовать, ни ненавидеть — как это назвать?

Эти мысли его опечалили, и, чтобы избавиться от них, Гэрэл довольно язвительно сказал:

— Мало кому удается встретить такого друга. Вот и получается, что дружить можно только с самим собой — или с водяным с ямкой в голове.

Про водяного, воображаемого друга Джин-хо, ему как-то рассказал император Токхын — Джин-хо все детство в него верила, после каждого дождя собирала для него воду в кувшинчик.

Джин-хо вспыхнула и замолчала и снова превратилась в обиженного ребенка.

Какое-то время они сидели молча, потом он примирительно сказал:

— Ты слишком много хочешь от дружбы, Джин-хо. По-моему, то, о чем ты говоришь — это любовь, а не дружба.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Нет, нет. Любовь — это другое… Но в дружбе любовь тоже есть... — Она широко зевнула: алкоголь всегда поначалу будоражил ее, а затем — усыплял. — Любовь — она повсюду, это как пыль, порошок, который рассеян в других чувствах. Ты когда-нибудь думал о том, сколько разных вещей называют любовью? Даже смешно иногда, насколько разных. И заботу о товарищах, и чувства родителей к ребенку, и привычку, и страсть, и преданность командиру, стране или царю... Все это можно назвать любовью, но для всего этого есть и другие слова. А суть любви — она как пыль, как свет, который пронизывает все это… Где-то ее больше, где-то меньше… Иногда люди говорят, что любят кого-то, а на самом деле любви там почти и нет — только какая-то гадость и гниль...

«Уж не об отце ли она говорит?» — подумал Гэрэл. Жизнерадостная Джин-хо редко вызывала желание ее пожалеть, но если подумать, она ведь не знала ни материнской, ни отцовской любви.

У Гэрэла была хотя бы мать. Недолго, но была.

— ...Но если бы этой пыли, любви, не было совсем, мир был бы адом.

Такая уж она была, Джин-хо — любила со своей косноязычной непосредственностью высказать то, о чем людям обычно говорить неловко.

— Ты могла бы писать стихи, если бы научилась писать, — заметил он тогда. Она в ответ довольно больно стукнула его по голове.

И когда она уезжала в Юйгуй, чтобы стать супругой императора Вэя, он вспомнил этот их недавний разговор. Он попрощался с ней по обыкновению холодновато, но посмотрел тепло и подумал, что она права: эта пыль — любовь в любых ее проявлениях — только она и делает невыносимое существование на этой земле выносимым.

И еще подумал, что они с ней теперь нескоро увидятся, а может — и вообще никогда. И что какие бы отношения ни связывали их с Джин-хо, в них есть немного этой пыли, о которой она говорила. А Джин-хо взглянула так, как будто это услышала, и улыбнулась.

Глава 14. Поединок

14. Поединок

Единственный человек, которого он мог бы (или хотел бы) назвать другом, сейчас всячески портил жизнь как самому Гэрэлу, так и его стране.

Война затягивалась. Закончилась зима, наступил год мыши и воды со знаком Ян.

Во второй раз им удалось выманить войско Рюкоку на открытое сражение у реки Сэтагава. Там им с Юкинари удалось снова встретиться лицом к лицу.

Это должна была быть скучная, скверная битва, в которой ни хитрость, ни внезапность ничего не могли дать ни той, ни другой стороне и приходилось полагаться лишь на тупую силу, то есть на численность войск и качество их вооружения.

Император Токхын по обыкновению приготовился следить за разворачивающейся битвой из своего шатра на холме и имел возможность в любой момент покинуть поле сражения. Юкинари не прятался — выехал впереди своего войска на великолепном белом коне. Он неплохо держался в седле, учитывая, как презирали в его стране это мастерство придворные и чиновники.

Перед началом боя император, разозлённый военными успехами Рюкоку, приказал Гэрэлу:

— Вызови его на поединок. И убей.

В самом деле, был такой старинный обычай: перед началом боя устраивался поединок между двумя сильными воинами. Считалось, что боги больше благоволят той стороне, чей поединщик одержит победу. Но полководцы быстро сообразили, что обычай этот не всегда им на руку, потому что если воин, в недобрый час, потерпит поражение, это отнюдь не поспособствует поднятию боевого духа армии. Так что про обычай этот, насколько Гэрэлу было известно, не вспоминали уже давным-давно.

Оба войска готовились к бою. Основную часть войска Чхонджу составляла, как обычно, конница. В рядах противника Гэрэл заметил много колесниц; это была редкость по нынешним временам — колесницы всё меньше использовали в войнах, больно уж тяжелы и неповоротливы они были, а на пересечённой местности оказывались и вовсе бесполезны. Вид колесниц напоминал, что Рюкоку уже много лет ни с кем всерьез не воевала. Впрочем, тут земля была для колесниц удобная, ровная, словно по заказу, но она была так же хороша и для конницы Чхонджу. Гэрэл заранее расположил войско так, чтобы, когда битва начнется, колесницы столкнулись с конницей, а не с пехотой, у которой не будет вообще никаких шансов им противостоять. В обоих войсках ярко блестели под солнцем копья и алебарды. Был хороший, ясный день — из тех, о которых говорят: «Ничто не предвещало беды», но это, конечно, было не так.