Вот и шагал по липкой грязи пикинер второй линии первой роты третьего полка Хуго Мортенс, размышляя о сложности жизни и прочих проблемах мироздания. Грязь уже не налипала на прохудившиеся сапоги, сменившие с десяток владельцев, а покрывала их ровным толстым слоем, заставляя прикладывать недюжинное усилие к каждому шагу. Мысли у пикинера были невеселые.
Хорошее образование не всегда приносит сладкие плоды. Частенько вместо прибыльного места в аптеке Бог подкидывает таверну и веселого вербовщика. Пиво, вино, обольстительный звон полного кошелька. И обещание мяса каждый день. Утром просыпаешься с головной болью, уже будучи солдатом, защитником чего-нибудь от кого-нибудь. И все остальные прелести армейской жизни до кучи. Хоть с капитаном повезло — впустую не муштрует, хотя по положенному гоняет, как следует. Ну, это понятно и правильно. У испанцев, говорят, терции по сигналу вообще разом приседают в момент вражеского залпа, через что малые потери имеют. Да и с оплатой пока не обманывают, и поговорить есть о чем. Хуго раньше и поверить не мог, что в солдаты может занести культурного человека, потому некоторое время считал себя кем-то вроде философа в клетке с обезьянами. Оказалось, армия жрет всех, не выбирая белых косточек.
Вот и сейчас капитан Густлов едет рядом со строем и смеется вместе с солдатами над немудреными шутками. А на привале первым возьмется за топор, обустраивая ночлег. И будет повара гонять в хвост и гриву, если ужин не выйдет достойным воинов истинной веры. Причем во всем этом не будет ни капли панибратства, вот что удивительно!
Додумать мысль и вознести осанну Мортенсу не позволил тревожный сигнал, что подал авангард — горн и несколько выстрелов подряд. Впрочем, и без сигнала понять можно, что если стрельба началась, значит враг рядом. И дураку ясно.
— Католики!!! — пронесся мимо раненный гусар из дозора. Левой рукой он сжимал поводья, а правой размахивал так, будто в ней появился еще один сустав. Оказалось, она была почти отсечена. Конечность на ходу билась о луку седла, по доломану текли темно-красные струйки.
— Кавалерия! — вопил раненый. — Засада!
— Рота, слушай мою команду! — заорал капитан, вздергивая коня на дыбы. — Строй развернуть! В каре! Ружья к бою! Пикинеры — вперед!
Колонна начала расползаться, загоняя ротный обоз внутрь строя. Большинству солдат пришлось сойти с дороги, впрочем, так стало даже проще. По обочине среди грязи попадались островки свежей травы, ну и прошлогодняя, конечно. А на траве, хоть свежей, хоть сухой, стоять проще, чем в грязи. Стоять и ждать, пока из-за поворота вылетит грозно воющая орда, брызжущая пеной с лошадиных морд…
Командир противника был бесшабашен, напорист и решителен. Но, определенно, не слишком умен. Он все поставил на внезапную и решительную кавалерийскую атаку, смешав кумашей и рейтаров в одном строю. В других условиях все могло и получиться — дозорные проморгали, и засада осталась незамеченной до последнего. Но супостат не принял во внимание погоду и землю — лошадям очень трудно брать разгон, да и вообще держать бег по грязи. Но противники все же решили испытать удачу.
Хуго крепче сжал древко пики. Обычно оно казалось чрезмерно толстым и тяжелым. Теперь же, в виду быстро приближавшихся всадников, показалось легким, как перышко, и предательски истончившимся. Кавалеристы неслись прямо на ощетинившийся иглами пик пехотный строй, из-под копыт вздымались фонтаны грязи и воды. Захлопали выстрелы, над конной лавой поднялись облачка дыма.
Кавалерийская атака — всегда страшно. Так страшно, как никогда не сможет понять тот, кто ее не видел воочию. Настоящий боевой конь тренирован так, что ничего не боится, он мчится на копья без страха и может прорвать строй, даже будучи убитым, за счет движения туши. Не зря говорят, что рыцаря делает рыцарем не оружие, и не доспехи, но боевой конь. А высота позволяет всаднику рубить и колоть из самого выигрышного положения. Один на один у пехотинца почти нет шансов, нужно хотя бы три-четыре человека только чтобы уравнять возможности. А когда на коне французский жандарм, то и десятка может оказаться мало. Хорошо, что наезжают не французы…
— Ждать, сукины дети! — прокричал капитан, как будто у пехоты был выбор. — Цель в лошадью морду! А коли обоссался, держи пику крепче и закрой глаза!
Совет был весьма ценным. Опытный пикинер может достаточно ловко орудовать своей «зубочисткой», но новичок в состоянии самое большее — ровно держать длинное древко. А видишь ты при этом что-нибудь или нет, уже не важно. Главное — удерживать строй.
На этот раз пришлось встать в первую линию. Мортенс видел уже пять боев, считал себя почти что ветераном, но отсутствие дружественной спины впереди было непривычным. Боязно… Он смотрел прямо в морду ближайшей коняге, чувствуя, как немеют ноги и холодный пот течет по спине. Во рту, наоборот, все пересохло, как в библейской пустыне.
— Господи, пронеси… — пробормотал Хуго.
Сосед слева громко и истерично молился. Сосед справа монотонно ругался, главным образом повторяя на разные лады «дерьмо». Сзади, из второй шеренги доносился плач, кто-то повторял «мама, мамочка!».
Как всегда, все началось неожиданно. Мгновение мертвой тишины, которая всегда наступает перед сшибкой. Наверное, ее дает Господь, чтобы люди одумались и прекратили грешить смертоубийством. Только они никогда не останавливаются… Грохот залпа ударил по ушам не хуже молота. Чуткое ухо Мортенса вычленило в общем гуле слаженного залпа хлопок и истошный вопль, видать, кого-то опять подвело ружьишко, и вспышка пороха обожгла физиономию. Тут даже не скажешь, что хуже — сдохнуть от такого сразу или дожить до лазарета, когда лекарь станет прижигать раны кипящим маслом. В нос шибанула резкая вонь сгоревшего пороха, противник пальнул в ответ. Молящийся по левую руку глухо фыркнул, изо рта у него вырвался фонтан крови — пуля попала прямо в грудь. Хуго вздрогнул от неожиданности — горячие брызги стегнули по лицу. Раненый с надрывным хрипом сделал пару неверных шагов, уронил пику в грязь и медленно, едва ли не с достоинством, повернулся, прежде чем упасть навзничь. Сзади кто-то начал шумно блевать. Спустя мгновение, из клубов дыма, в разлетающихся комьях грязи, возникли огромные фигуры всадников, похожих на сказочных кентавров, и кавалерия схлестнулась с пикинерами.
Мортенс слышал про людей, которые оказывались настолько опытны или скорбны головой, что, будучи в первой линии, могли следить за ходом боя и потом связно все рассказывать. Сам он потерял счет времени, и после схватки память сохранила лишь отдельные моменты. Как при ударе молнии, что выхватывает из окружающего краткий миг.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});