* * *
Этот поезд на Питер отправлялся поздно. Как правило, им пользовались люди стесненные в средствах или, как Федотов, стремящиеся попасть в столицу ближе ко второй половине дня, когда по его представлениям объявят о роспуске Думы.
Значение избрания представительного органа власти Империи переоценить трудно. По сути, выборы Думы явились первым серьезным отступлением самодержавия и попыткой преобразования России в парламентскую монархию. Если бы не политические катаклизмы, если бы российский народ был согласен терпеть, если бы не война, если бы…, то лет через сто пятьдесят, жители страны гордились бы почти бесправным монархом и выбираемым парламентом правительством. Увы, такого времени у державы не нашлось, а быстрее чесать репу товарищ царь оказался неспособным и первый бой парламенту в эталонной истории он дал 9 июля. В этот день царь распустил Думу, а Борис, ступив на перрон Московского вокзала города Санкт-Петербурга, рассчитывал услышать эту новость. Если услышит, то и хвала всевышнему — их вмешательство не привело к фатальным последствиям.
На Николаевский вокзал состав был подан строго по расписанию. При свете газовых фонарей в вагон первого класса неспешно входили солидные господа, их багаж вносили носильщики с бляхами на груди. За ними пошла публика попроще, а кое-кто садился в вагон с первым боем колокола, извещавшего об окончании посадки. Вагон оказался комбинированный — четыре полупустых купе и общее отделение с мягкими креслами, в котором ехал охранник. Сегодня это был Гена Филатов, носящий позывной Филин.
Борис по опыту знал — если в Москве никто не подсел, то до Питера он поедет один. В таких случаях Борис всегда приглашал к себе Филатова.
Поезд уже тронулся, когда внимание привлек несущийся по перрону молодой мужчина.
Спортивная фигура, правая рука сжимает билет, левая прижимает к боку саквояж, шляпа натянута на уши. Бегущий одним махом перескакивает через тележку носильщика, задевает провожающего и как только не теряет свой головной убор.
Образовавшаяся куча-мала оказалась непреодолимым препятствием для метнувшегося за ним неприметного типа. Скорее всего это был филер, но вряд ли он толком рассмотрел пассажира. В отличии от обывателей морды тайных агентов носильщики знали «в лицо». И те и другие давно присмотрелись друг к другу и не всегда их ссоры оканчивались мирно. Не поэтому ли под ногой филера «совершенно случайно» оказался край тележки, от чего тот после падения махнул рукой и прихрамывая поплелся к вокзалу.
Ох, не любят на Руси блюстителей, тем более тайных.
Судя по звучащей в тамбуре перепалке, догнать свой вагон опаздальцу удалось.
— Барин, разве ж так можно? Неужто жизни молодой не жалко, а то и меня бы засудили, как пить дать засудили, — причитал раздосадованный проводник.
Нарушитель порядка неразборчиво отвечал, но судя по интонациям виноватым себя не ощущал.
Из купе была видна спина пассажира, а когда тот обернулся, первой мыслью Бориса было, что этого человека он где-то видел.
«Открытое лицо, черные глаза, аккуратная бородка. Ага, в тот день он был в пальто. Черт, да это же Владимир Зензинов, что помог нам с „окном“ на финской границе. Мне его мельком показал Димон, но с нами был посторонний и познакомится не сложилось. А лихой он парень!»
Еще в октябре Борис через Зверева договаривался о встрече с Владимиром, но тогда помешали обстоятельства, так отчего бы не скоротать время в пути?
«Пригласить через Филина? Сомнительно. Гена слишком похож на служаку, а сцен с беготней нам и даром не надо. Придется самому».
Понимая, что называть видного эсера по имени не стоит, Борис нацепил на лицо маску придурковатого обывателя, и широко раскинув руки, облапил Владимира.
— Мишенька, боже мой, как я рад вас видеть, а с вашим папенькой я говорил третьего дня, — затараторил Федотов, «пьяно» втаскивая Владимира в свое купе. И не возражений, я в купе один. Садись, садись вот сюда, да что ж ты, как не родной.
Легкий толчок животом отправляет Владимира на диван. Буд-то придерживаясь за саквояж, блокируется попытка его открыть, есть там стреляющие железки или нет, не важно, в таком деле перестраховка только на пользу. Теперь наклонившись, можно шепнуть не на шутку занервничавшему подпольщику: «Зензинов, да потерпи ты две секунды» и почувствовать, как замерла пытавшаяся добраться до замка саквояжа рука.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Главное сделано, а проводник услышал стандартное:
— Любезный, организуйте нам что-нибудь поприличней, — Борис эдак залихватски щелкнул пальцами.
— Вы меня определенно с кем-то путаете, — фраза, почти яростная в начале, у концу увяла, будто говоривший успел осознать нелепость сказанного.
— Естественно путаю, — сняв маску придурка, насмешливо согласился Борис, — или вы хотите, чтобы я при всех орал, что вы господин Зензинов? Не дождетесь, поэтому для всех вы просто Миша.
«Смотри-ка, похоже, Вова въезжает. Привлекать скандалом внимание действительно не стоит. На полицейскую подставу наша встреча явно не тянет, ибо усатых дядек в папахах с кокардами не наблюдается. Другое дело напороться на случайного специалиста из местной гебни».
— Вот и отлично, — мгновенно воспользовался ситуацией Федотов, — вспомните полдень первого воскресенья октября. В тот день Димитрий Зверев должен был вас познакомить со своим компаньоном, но встреча так и не состоялась. Помните, как Дима демонстративно повернулся к вам спиной, а я взял под руку, нашего знакомца и повел вверх по Таганке? — выжидательно глядя в глаза «задержанному», Борис протянул ему визитку.
Деликатный стук в дверь на время прервал разговор, а помощник проводника, профессионально выставив на стол приборы и коньяк с дежурной закуской, тут же записал заказ на горячее.
— Федотов Борис Степанович, директор Русского Радио, — прочитав, Зензинов поднял глаза на хозяина купе.
— Увы, с собой иных доказательств нет, да и надо ли?
— Пожалуй, вы правы, — Владимир устало потер виски.
— А потому лекарство от стресса вам совсем не помешает, — разлитый по бокалам Шустов радовал глаз, а дежурный тост: «За знакомство» возражений не вызвал и коньяк приятно растекся по желудку.
— Извините, но что такое стресс?
— А разве этот термин еще…, — в который раз обозвав себя дубиной, Федотов привычно выкрутился, — я хотел сказать, что этот синоним термина шок. В Чили принято говорить стресс.
— На чилийца вы не очень похожи, — ворчливость в голосе свидетельствовала о наличии терапевтического эффекта.
— Да и вы на революционера не тянете, — парировал переселенец, — и за это стоит поднять бокалы. Как говорил мой покойный дядюшка, между первой и второй, промежуток небольшой.
— Вы хотите меня подпоить? — нервно дернул щекой Владимир.
— Боже меня упаси, вы же от Зверева знаете, что я хочу узнать только о самой сути вашего движения, безотносительно фамилий и фактов. Так сказать, цели и задачи на теоретическом уровне.
— Но зачем? Дмитрий дал ясно понять, что вы категорический противник участия в политических движениях.
— А шоб було. Поставлю в сарай и пущаяй стоит, как старая микроволновка. Вы таки знаете, что такое микроволновка? — в голосе зазвучали интонации с одесского привоза, — Нет? Вот и я не знаю о партии эсеров, так отчего же нам не помочь друг-другу?
Зензинову осталось только сокрушенно мотнуть головой, мол, ну и подходы у вас, уважаемый попутчик, а вслух поставить условие:
— Если вы сумеете мне разъяснить, что такое микроволновка, то можете рассчитывать на взаимность.
Трудно ли объяснить гуманитарию начала прошлого века, что такое микроволновка? А все зависит от умения общаться. Один увлечется техническими подробностями, второй только пользовательскими свойствами, но если в меру дать и то и другое, то перед глазами слушателя вы предстанете ученым с коммерческой жилкой.
— Борис Степанович, но если все так просто, то почему таких штукенций нет в продаже?
— Просто только мышки плодятся, уважаемый Владимир, я вам и сотой части проблем не показал. Давайте перейдем ко второй части нашего балета. Ваше слово, товарищ маузер! — Борис закончил известной сентенцией. Не античной, но зато своей.