Читать интересную книгу Контрразведка. Тайная война - Николай Лузан

Возвратившись на квартиру, Иванов изучил материалы, полученные от американской разведки. Из них следовало, что ее интересовали обстоятельства провала своего агента бывшего сотрудника МИД Огородника, а также функциональные обязанности самого Иванова и наличие у него возможностей по получению совершенно секретной информации, в том числе и по разведывательным операциями, проводимым ГРУ. К инструкции и графику связи, который предусматривал регулярные контакты до декабря 1981 года, прилагалось подробное описание мест предстоящих встреч. В ней предусматривался и запасной вариант. На тот случай, если на явку придет не Макмэхен, а другой сотрудник резидентуры ЦРУ, Иванову давались пароль и опознавательный знак.

Накануне предстоящей встречи в условном месте «Дыб» Иванов провел его разведку и остался доволен. Вести наблюдение за ним незаметно для разведчиков наружного наблюдения КГБ было бы весьма проблематично.

Вернувшись домой, он закончил работу над своим первым шпионским отчетом и, предвкушая будущий денежный куш, лег спать.

9 августа ровно в 16.30 Иванов был на месте. Густой кустарник лесопарка, как ему казалось, надежно закрывал от наблюдения контрразведки. Минута в минуту на повороте аллеи появился Макмэхен. Держался американец спокойно, так как был уверен в том, что на явку с агентом не притащил «хвоста». Это подтверждала разведка наружного наблюдения посольской резидентуры ЦРУ. Русская контрразведка никак не обнаружила себя ни на маршруте его выдвижения к месту явки, ни в эфире.

Встреча Макмэхена с Ивановым длилась около получаса. В ходе нее они обсудили результаты выполнения первого задания, определили направления следующей работы. По окончании явки обменялись пакетами. Иванов передал Макмэхену две свои фотографии для пополнения агентурной картотеки ЦРУ и собранные шпионские материалы. Макмэхен вручил ему пять тысяч рублей, а также изготовленные на быстрорастворимой бумаге новые инструкции, касавшиеся дальнейшего сотрудничества. В случае провала предателю не пришлось бы мучиться, ее глотая. На прощание Макмэхен напомнил Иванову, что большинство агентов провалились по причине своей непомерной расточительности, и рекомендовал быть более скромным в расходах, чтобы не привлекать внимания контрразведки. Следующую встречу они договорились провести на этом же месте 23 августа.

Но ни в тот день, ни на очередную, предусмотренную расписанием сеансов связи, явку 17 сентября никто из американской резидентуры не пришел. Иванов особенно не горевал. В кармане находились огромные по тем временам деньги, и он, наплевав на предупреждение Макмэхена, бросился во все тяжкие. Московских ресторанов ему показалось мало, и он вместе с теплой компанией рванул оттянуться в Крым.

За неделю «отдыха» Иванов просадил годовую зарплату генерала. Местные таксисты и официанты самых престижных ресторанов надолго запомнили разбитную компанию, щедро сорившую деньгами. В Москву Иванов возвратился в приподнятом настроении. Теперь его не очень волновала загубленная карьера в ГРУ, он рассчитывал сделать ее в ЦРУ. Злая шутка «ЦРУ — вон из ГРУ!», бродившая по коридорам «конторы», вызывала на его лице лишь кривую ухмылку. Жизнь, как ему тогда представлялось, снова засверкала всеми красками.

На встречу с Макмэхеном 27 сентября Иванов взял с собой новый блок шпионской информации, а также приложение к нему: детальное описание подходов к своему дому, маршрутов передвижения по Москве и наиболее часто посещаемых мест. Все это говорило о том, что американская разведка готовилась перевести контакты с ним на строго конспиративную основу — путем обмена информацией через тайник.

Встречу двух шпионов никак нельзя было назвать теплой. Иванов, поиздержавшийся во время поездки в Крым, требовал денег; а Макмэхен нудно, как пономарь на паперти, твердил старую песню: швыряние деньгами сгубило не одного разведчика. На этот раз свои тридцать сребреников шпиону так и не удалось получить.

Однако явку он покинул не с пустыми руками, а со специфическим подарком американского друга — дорожной сумкой. В ней находился солидный шпионский арсенал: фотоаппарат типа «Минокс» для съемки секретных документов, десять кассет к нему с фотопленкой на 230 кадров, письмо-прикрытие с нью-йоркским адресом на конверте, инструкция по составлению тайнописных сообщений и шариковая ручка «Союз».

Ручка оказалась непростой. Внутри нее была искусно спрятана специальная пленка с планом конспиративной связи. Этим планом предусматривалось, что в случае перевода Иванова к новому месту службы и отсутствия возможности прибыть на явку он должен был дать условный сигнал путем постановки специальной метки в виде буквы «Х», исполненной красной губной помадой на доме № 13 по Ленинскому проспекту.

Макмэхен будто в воду глядел, когда инструктировал Иванова по этому последнему пункту связи. Громом средь ясного неба прозвучал для шпиона приказ о его направлении для прохождения дальнейшей службы в Дальневосточный военный округ, про который армейские остряки шутили: «Дальше водится только омуль». Он срочно ринулся на явку, и не столько, чтобы получить последние инструкции перед отъездом, сколько попытаться выбить из американской разведки лишнюю тысячу рублей.

Встреча состоялась в не самом лучшем для шпионов месте — в районе Даниловского кладбища. На нее Макмэхен пришел не один, а с женой, которая осуществляла контрнаблюдение. В тот момент они не подозревали, что это была последняя их встреча. Контрразведка тихо и незаметно подводила под шпионов свою сеть. Иванов уходил с новыми инструкциями и тощим кошельком — американская разведка не стала сорить деньгами.

Сборы у холостяка Иванова не заняли много времени, как говорится, подпоясался — и вперед. Перед тем как отправиться в дорогу, он решил провериться и оставить с носом возможный контрразведывательный «хвост». Билет на поезд «Москва — Владивосток» им так и не был использован. 2 ноября 1981 года Иванов неожиданно появился в аэропорту «Домодедово», прошел регистрацию и направился к самолету.

Нестройная очередь пассажиров медленно продвигалась к трапу. Иванов ступил на ступеньку, подал билет контролеру. Но тут произошла заминка — контролер обнаружила отсутствие на билете необходимой отметки. Оказавшийся поблизости помощник дежурного военного коменданта вызвался уладить недоразумение. Вместе с ним Иванов вернулся в здание аэровокзала и прошел в комнату. Там его встретили четверо немногословных с суровыми лицами «сотрудников аэропорта».

Он понял все, но уже ничего не мог поделать с прихваченным шпионским снаряжением.

Предположение полковника Алексея Молякова, что Иванов прихватит с собой то, что ему передал на последней явке Макмэхен, оправдалось. При обыске в кармане его кителя были обнаружены инструкция по зашифровке информации, кодовые таблицы и письмо о способах и условиях связи с американской разведкой. Иванов быстро сообразил, что шпионские игры закончились, и, спасаясь от расстрельной статьи, попытался вылезти из петли предательства, в которую загнал себя сам. Тут же, в аэропорту, он написал покаянное заявление и предложил свои услуги теперь уже в борьбе с американской разведкой.

В оперативном штабе операции, взвесив все «за» и «против», решили начать свою игру с ЦРУ. Арест Иванова прошел конспиративно, о его задержании никто из родственников не знал. Все они считали, что он набирается ума в таежном гарнизоне на Дальнем Востоке. Поэтому перспектива вычислить других сотрудников резидентуры ЦРУ, помимо Макмэхена, скрывавшихся под дипломатическим прикрытием, и подпитывать их тонкой дезинформацией, выглядела весьма реальной. В техническом плане особых трудностей она не вызывала, проблема заключалась в самом Иванове, в его готовности без срывов сыграть новую роль.

Анализ собранных на него данных убеждал контрразведчиков в том, что игра стоила свеч. Он, ловелас, кутила, бабник, шпион, все же не был законченным негодяем. Кудряшов, Моляков и его коллеги смогли найти в Иванове то положительное, что позволило начать игру с американской разведкой. Но это потребовало от них немалых организационных усилий и смекалки, чтобы усыпить бдительность резидентуры ЦРУ, которая более чем вероятно отслеживала своего агента. Недаром перед этим они получили у него самую подробную информацию о местах проведения досуга и маршрутах движения.

Предложение Кудряшова и Молякова нашло поддержку у руководства 3-го Главного управления и затем было утверждено Председателем КГБ. Операция советских контрразведчиков бумерангом возвращалась к ЦРУ. В то время, когда Иванов, находившийся в камере Лефортовской тюрьмы, давал показания следователю, из таежного гарнизона Дальневосточного военного округа на его московский адрес и адреса друзей поступали письма, в которых он рассказывал о своей службе. Одновременно отрабатывались и другие схемы прикрытия, создававшие у родных и приятелей иллюзию того, что штрафник старательно тянет служебную лямку, чтобы поскорее вернуться в Москву.