— Вот, — с гордостью сказал Урван, — здесь мы разводим соленых ершей. Их после только малость подсушить — и готово. А там вон моя пасека. Вон, видишь, домики? А там, если еще левей, в низине, грибы хочу растить. Как думаешь, получится?
Рыжий молчал. Они пошли по улицам. Хвостов был город небольшой — три улицы, четыре переулка, площадь. Урван знал всех жильцов по именам. Если кто у калитки сидел, того он обязательно приветствовал и тот сразу вставал и кланялся. Урван кивал ему в ответ, поглядывал на дом, досмотрен ли, исправен ли, в порядке ли. И все были в порядке, все досмотрены, все как один побелены, ухожены, на всех солома свежая, пушистая. И вдруг…
Рыжий невольно замер. Ну еще бы! Прямо перед ним стоял высокий трехэтажный дом под ярко-красной крышей. Вот так! Все вокруг желтые, а эта красная. Потому что все крыты соломой, а эта… Рыжий присмотрелся… Да, все правильно, а эта крыта красными лепешками из обожженной глины. Иноземная затея, сразу видно! Вон и крыльцо какое — крашеное в клеточку. А на крыльце, в дверях, дремлет дозорный в бронзовой попонке. Крепка она! Такую, говорят, бить — не пробить. Рыжий задумался, нахмурился.
— Зайдем? — спросил Урван.
— Нет-нет! — ответил Рыжий. — Хва. Я устал.
— Тогда — домой.
Они пошли обратно. Рыжий дважды мельком оглянулся. Дом с красной крышей — это мэгское торговое подворье. Туда съезжаются купцы из Мэга. Ну, и все остальные, откуда бы они только ни были: Харлистат, Фурляндия, Тернтерц… И правильно! В Дымск и глубинные уделы им хода нет, так принято от веку, и потому здесь, у Урвана, все эти иноземцы разгружаются, здесь и торгуют — только оптом и только с державой. И здесь же они платят подати между прочим, немалые. И оттого небось Хвостов такой ухоженный и сытый, что Урван здесь всей этой торговлей заправляет и сам же все с нее и стрижет. Хотя купцов, честно сказать, здесь порой по целым месяцам ни одного не бывает. Они говорят, что им здесь торговать невыгодно. Ну, что! Может, им и вправду невыгодно. А зато эти, хвостовские, вон как все на этой невыгоде поразжирели! Ох, лжа здесь, видно, развелась! Ох и пустила корни! Ох, надо бы уже…
Но это так, не к делу, не для того он сюда нынче прислан, и потому он об этом молчал и молчит! И так и шли они молча по городу. Когда же подошли к Урвановому дворцу, то урвановы дети, игравшие в лунку, тотчас вскочили и с радостными криками бросились к отцу. Но тот им строго приказал:
— Нельзя! Мы заняты. Державные труды.
Дети остались на крыльце, а взрослые поднялись в кабинет — так называлась комната, в которой Урван занимался делами. Вид кабинета был довольно простой: стол, табуреты и пуфарь, то есть тюфяк на тонких ножках, в углу сундук с отчетами, и это все.
Нет, не совсем. Еще над столом висела странная картина в золоченой раме. На той картине была изображена темно-зеленая река без берегов, где из воды там-сям выглядывали всякие нелепые чудовища, а посреди был помещен не круг это и не яйцо, а нечто среднее, слегка продолговатое — такой пятнистый, разноцветный остров. На этих пятнах — почему-то вкривь и вкось, к тому же разным почерком — были начертаны названия: Равнина, Мэг, Даляния, Тернтерц, Ганьбэй, Фурляндия…
Урван, скосившись на картину, едва заметно улыбнулся и сказал:
— Садись, поговорим. Ведь ты, я так понимаю, по срочному делу, от дяди.
Рыжий с опаской опустился на пуфарь — нет, не шатается, устойчив. Урван тем временем открыл сундук и зашуршал в нем отчетами. Рыжий, воспользовавшись временной заминкой, опять посмотрел на картину. Она, это сразу почуялось, висит здесь очень неспроста! И этот остров, как кусок разделенный, по-разному раскрашенный — он тоже с большим умыслом! Да, именно разделенный! Мэг — красный, как мясная часть, Тернтерц — как кость… А Равнина — совсем как трава! Почему?
— Ну вот, смотри, — сказал Урван и вывалил на стол целую стопку таблиц. — Здесь мед, здесь рыба. Это дыни. А это наши подати. А это уже недоимки. А это — наше главное: Подворье. Тебе дать косточки?
— Не надо.
Рыжий взял стопку, пододвинул к себе, полистал, нашел Подворные Листы и там в хмельной таблице наобум проверил два столбца, сравнил с итогами сошлось… И отодвинул. Спросил:
— А где урок?
Урван прищурился:
— Какой?
— Походный. А какой еще?!
— А вот такого как раз нет! — и воевода нагло усмехнулся.
— Как это нет?
— А очень просто. Не собирали мы такой урок, вот и весь сказ. Так дяде, долгих лет ему, и передай.
Сказав это, Урван сжал челюсти, весь подобрался. Он такой! Упрется — и не даст. И ладно б просто не давал, тогда бы хоть молчал. Так он и не молчит. Недавно здесь, в Хвостове, на пиру, взял и при всех сказал, что его дядя выжил из ума, оттого и задумал войну. Хотя, быть может, и не так оно тогда здесь было сказано. Но в доносе записано именно так, слово в слово. Князь, прочитав донос, порвал его, смолчал — Урван, как ни крути, его племянник и наследник… А вот теперь этот наследник опять пошелестел отчетами, поморщился, подумал… а после улыбнулся и сказал:
— Лягаш ко мне частенько заезжал. Дыни любил. Моченые, сушеные. Да! Мы с ним еще играли в шу. А ты играешь?
Рыжий согласно кивнул. Урван принес доску, расставили фигурки. Играли они долго, до полуночи. Урван, как будто ничего и не случилось, опять пошел рассказывать — о пчелах, о рыбалке, о пожарах… потом вдруг помрачнел, сел прямо, отвернулся от доски и зло, отрывисто заговорил:
— Я знаю, знаю! Я, все кричат, наживаюсь на мэгцах. А много ты имел о том известий? Ни одного? А почему? Да потому что не идут они к нам, иноземцы, они же умные, зачем им сюда, в грязь? Вот тогда мы, их не дождавшись, сами лезем к ним! И называется это «война»! И ей, этой войне, даем такое оправдание: награбим — и станем богатыми, и будем жить не хуже прочих, пить будем, будем жрать в три горла. Так, Рыжий, а?
Рыжий смолчал. Урвана это еще пуще разъярило. Он подскочил и заходил по комнате, заговорил:
— Ой, дикари! Ой, темнота! А корчат из себя! Я знаю, дядя, говорит, мол, будет у нас золото — и сразу все изменится, дороги выстроим, мосты — и заторгуем, заживем. А с кем? Ты ж видел их, наш, скажем так, народ, и нрав его, во всей красе, я думаю, познал уже. «Известия» ж читал… Да что «известия»!
Тут он остановился, постоял… Лапой махнул и сел. Сказал:
— Пьют, когти рвут да на чужое зарятся. Напасть бы да ограбить — вот и вся мечта. А надо работать. Вот взять хотя бы тот же Мэг. Пятьсот… Нет, даже триста лет тому назад они были ничуть не лучше нас. А нынче процветают — и дальше работают, и дальше! А мы все воюем, воем, воюем! И много мы навоевали, а? Или… А, что и говорить! Сыграем еще партию?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});