– Здравствуй, отец. У нас в кузове раненный украинский офицер очень пить хочет. Нет ли у тебя воды для него?
– Почему нет? Конечно есть!
Пастух слез с коня и с флягой в руке подошел к машине. Пока сотник жадно пил воду, старик осмотрел его рану. Бинты давно уже промокли и требовали замены.
– Перевязать бы надо офицера, – обернулся старик к водителю. Видишь – кровь идет.
– Да нет у меня бинтов, отец.
– У меня есть. Я же в горы иду овец пасти.
«Вот так утер вам нос пастух, – злорадно усмехнулся сотник. – Старик на пастбище взял все необходимое, а грузинские тыловики, выделяя машину для раненых, не удосужились положить в нее хотя бы перевязочные пакеты».
* * *
Уже после боя под Шромой на грузинскую засаду нарвался штабной УАЗик российских десантников. Среди захваченных в машине документов был обнаружен рапорт командира десантно – штурмового полка об этом бое. Отнюдь не склонный преувеличивать размеры своей неудачи, российский комбат, окончивший, кстати, академию и имевший опыт боев в Афганистане, все же вынужден был доложить, что за четыре дня боев батальон потерял 58 человек убитыми и 287 – ранеными. Реальные же потери отряда «Арго» – двое убитых и 8 раненых. И это при подавляющем преимуществе российских войск в живой силе и технике!
* * *
В тот самый день, когда отряд УНСО «Арго», оставшись без поддержки грузинских подразделений, отступил из Шромы под превосходящими силами российских десантников, в Тбилиси приземлился самолет из Киева, на котором прибыло 27 унсовцев во главе с Анатолием Лупиносом и поручником Сергеем Списом.
В Тбилиси им тут же сообщили печальное известие о том, что в ходе боев за райцентр Шрома среди унсовцев есть убитые и раненые. Однако никаких конкретных фамилий известно еще не было. Сотник в это время находился в Агудзарском военном госпитале. Он знал, что в тот день должно приехать солидное пополнение. Но о визите Провидника не догадывался. Именно поэтому Устиму хотелось обязательно самому встретить новичков, чтобы помочь им избежать психологического стресса, связанного с известием о гибели бойцов отряда.
Начальник госпиталя, понимая чувства командира, выделил ему машину для поездки в Сухуми. Встреча получилось хоть и не такой торжественной, как мечтал сотник, но не менее радостной. Даже закаленный невзгодами Лупинос не сдержал слез, когда увидел живым командира отряда.
– О боже, – повторял Анатолий, сжимая в объятьях друга, – а я все переживал, узнав об убитых. Думал, только бы не Бобрович!
– Не по-христиански это, пан Анатолий, – улыбнулся Валерий.
– Нет, я не в том смысле. Но я так волновался за тебя!
* * *
Это был последний день боев за Шрому. Отряд УНСО, которым теперь командовал поручник Завирюха, совместно с морскими пехотинцами и Ахалцикским батальном должен был выбить из райцентра российские части.
Однако сделать это оказалось теперь гораздо труднее. Десантники успели восстановить оборонительные сооружения, установили минные поля. На помощь пришли танки и артиллерия. Но главное – отсутствовал элемент неожиданности, которым так удачно воспользовался сотник Устим.
Дмитрий Корчинский, несмотря на все попытки его отговорить, принял участие в атаке в качестве рядового стрельца.
Как и в ходе первого штурма, грузинские батальоны при первых же залпах российской артиллерии бросились бежать на исходные позиции, оголив при этом фланги унсовцев. Создалась реальная угроза окружения и уничтожения отряда «Арго».
Попав под сильный и хорошо организованный пулеметный огонь, отрояд УНСО вынужден был залечь на почти открытой местности. После чего в работу включилась минометная батарея россиян, у которой к украинским добровольцам были особые счеты.
Оставленные без поддержки, унсовцы начали нести потери. Осколками мины был убит роевой Багряный и ранено 8 человек, в том числе и командир отряда поручник Завирюха.
Командование сотней принял на себя Славко. В экстремальной ситуации неравного боя он сумел поднять людей в новую атаку. С автоматом в руке он бежал, увлекая за собой стрельцов.
Но вскоре совершенно очевидным стал факт бесполезности прождвижения вперед. Втянувшись в Шрому без поддержки грузинских частей, украинские добровольцы наверняка попали бы в «котел», из которого, учитывая многократное превосходство российских войск, вырваться было просто невозможно.
В этих условиях Лупиннос сделал все, чтобы осуществить планомерное возвращение отряда на исходные позиции. С поля боя были вынесены убитый и раненые, их оружие.
ГЛАВА 10
После контузии и тяжелого ранения в руку, для сотника Устима война в Абхазии закончилась. Вместе с остальными ранеными, требовавшими серьезной медицинской помощи, он был отправлен в Киев.
На прощание грузины имели еще одну возможность показать, как высоко они ценят помощь украинских добровольцев, насколько искренне их чувство благодарности.
Раненых занесли на носилках в салон самолета и, опустив кресла, постарались устроить их как можно удобнее. Однако перед самым отлетом выяснилось, что этот самолет, совершающий коммерческий рейс, должен по пути в Киев совершить дополнительную посадку для дозаправки в Ставрополье. Но как поведут себя российские власти, когда унсовцы окажутся на их территории?
Когда об этой проблеме сообщили начальнику аэропорта, он только руками развел:
– Куда же денешься? Не полетишь же без горючего.
И все же выход нашелся. Узнав о возникшей проблеме, представители грузинских деловых кругов за свой счет купили для этого рейса дополнительное горючее. К самолету подошел бензовоз и заправил его под завязку.
В салон вошел командир экипажа и объявил:
– Так, кто летит в Ставрополь – выходи. Там посадки не будет. Мы наших раненных украинских братьев повезем прямо в Киев.
С часовой задержкой самолет стартовал в направлении Украины.
* * *
Дергающая боль в руке не давала Устиму уснуть. Он смотрел в иллюминатор на проплывающие под самолетом облака. В мыслях сотник то и дело возвращался к своему отряду. Бои под Шромой уже закончились, но кто знает, что ждет хлопцев впереди.
Пройдя три войны, получив тяжелое ранение и две контузии, Устим не только ни о чем не жалел, но и скучал по всему, что осталось там, под крылом самолета. Он завидовал тем, кто остался на передовой, где все ясно и просто, где человеческие взаимоотношения лишены налета условности. Все, что в обычной жизни скрыто глубоко в душе, на войне проявлятся с поразительной отчетливостью.
Сотник никогда не мог согласиться с утверждением, что война портит человека, делает его жестоким. Нет, она скорее более выпукло проявляет те качества, которые в повседневной жизни трудно заметить. Ведь на передовой нет милиции, не действуют законы. Солдата уже не сдерживают правила человеческого общежития. И если он в душе негодяй, то на войне становится первостатейной сволочью. А если хороший человек, то он вынесет с поля боя даже противника.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});