Читать интересную книгу Заговор русской принцессы - Евгений Сухов

— Заперта, — подтвердил хозяин. — Я ее щеколдой запер на всякий случай.

— А нас он не припомнит? — окольничий продолжал сомневаться, всматриваясь в молодое лицо посланника.

— Не припомнит. Все позабудет! Мы его на кровать перетащим. А вот там он и очнется.

— Так где же у него грамота-то? — нетерпеливо спросил Ворона.

Кабатчик уверенно расстегнул камзол графа. Пошарил широкой ладонью по груди.

— Ишь ты, куда припрятал! Под самый живот. Хе-хе-хе! Вовек бы не отыскали. С печатью… — Лицо кабатчика приняло задумчивое выражение, от чего на его широком челе наметилась еще одна волнистая морщина. — Придется потрудиться. Да она никак на иноземном писана… Ладно, разберемся. Не впервой! Отыщутся у нас грамотеи. А теперь взяли его, — подхватил кабатчик графа под руки, да поаккуратнее. Что тогда я ему скажу, когда он очухается? Вот так-то… А теперь давай на скамеечку.

Глава 18 КАК ШВЕД ПОЖИВАЕТ?

Ближе к вечеру у двора Преображенского приказа спешился молодой человек в немецком камзоле. Привязав пегую лошадь к столбу, он уверенно направился в приказную избу.

— Кто таков? — преградил дорогу немцу начальник стражи.

— К князю Ромодановскому, — отвечал прибывший, не испугавшись строгости обращенного к нему взгляда.

Капитан с интересом рассматривал гостя: сам в иноземную одежду обряжен, а лопочет как русский.

Но отступать не спешил, продолжал стоять на пути:

— По какому делу к Федору Юрьевичу?

— По государеву.

— Что за дело такое? Грамоту имеешь?

Помешкав малость, гость отважился:

— Видал? — выставил он вперед именной перстень на безымянном пальце.

Бомбардир рассмотрел именной перстень окольничего Романа Артемьевича Воронцова, пребывавшего на государевой службе в Швеции. Обернувшись к страже, бомбардир громко распорядился:

— Провести гостя к князю Федору Юрьевичу Ромодановскому да со всем почетом!

Иноземец в сопровождении расторопной стражи уверенным шагом прошел по коридорам Преображенского приказа. Похоже, бывать в приказе раньше доводилось. Остановившись перед справно срубленной дубовой дверью, вздохнул глубоко и вошел в комнату, едва постучавшись.

Приподняв тяжелую голову, князь Ромодановский недобро посмотрел на вошедшего: дескать, кто там государевой службе мешает? Но, разглядев в дверях нарочного, оттаял ликом.

— Господи, Обольянинов! — Поднявшись из-за стола, князь косолапо протопал до порога навстречу гостю, по-медвежьи тиснул его за плечи и вновь возрадовался. — Григорий Юрьевич!

— Он самый, князь.

— Какими судьбами? Надолго ли?

— Как сложится, Федор Юрьевич.

Усадив Обольянинова на свободный стул, князь вымолвил:

— Ну рассказывай, граф… Как там швед поживает?

* * *

Григорий Юрьевич Обольянинов происходил из небогатой, но старинной дворянской семьи. До десяти лет находился в доме у князя Василия Голицына в услужении. Он-то и обратил внимание на то, что отрок необычайно смышлен и имеет способности к чужеземным языкам. А когда Григорию исполнилось пятнадцать годков, так он вместе с двумя десятками таких же талантливых юношей был отправлен в Вену постигать науки.

Отучившись, Григорий Юрьевич возвращаться не торопился, а долгое время путешествовал по Европе; много занимался механикой и физикой, получив даже степень магистра в Берлинском университете; служил при дворе императора, а потом, устав от светской жизни, женился на девице из Саксонии, обретя вместе с большим приданым титул графа.

Последующие годы большую часть времени он проводил в родовом замке супруги, занимаясь сочинительством. А пять лет назад, вернувшись в Россию, изъявил желание работать в Посольском приказе.

Обладая аналитическим умом, Обольянинов в подробнейшем письме на имя государя расписал, как подобает усовершенствовать службу Посольского приказа, дабы от нее была большая польза для государя.

Петр Алексеевич, познакомившись с обстоятельным письмом, передал его князю Федору Юрьевичу для пущего ознакомления. Скоро Григорий Обольянинов был отправлен с посольской миссией в Стокгольм, где ему вменялось следить за всем, что делается в шведском государстве и обо всем, что увидит, присылать в приказ «тайной цифирью, дабы к разобранию была зело трудна».

* * *

— Все мутит, Федор Юрьевич, дурное замышляет. Думаю, что покоя нам не даст. Кажись, быть войне.

— Вот оно как, — не очень-то удивился князь Ромодановский. — А как там Воронцов Роман Артемьевич?

— Князь Воронцов шлет тебе поклон, Федор Юрьевич.

— Спасибо. И ему поклон, — не скрывая удовольствия, протянул стольник. — Когда же я его увижу? Скоро он в наши края?

— Увидишь, Федор Юрьевич, — проговорил граф. — А только пока никак нельзя. Шведы чего-то подозревают, затаился он малость. Но, окромя слов, он тебе грамотку передал.

Князь Ромодановский взял протянутый свиток. Оторвав печать, бросил себе под ноги. Развернув, принялся читать:

«Милостивый государь Федор Юрьевич! Кланяется тебе раб Божий князь Роман Артемьевич Воронцов. Письмо твое, отправленное второго числа июня месяца, я получил. Хочу сообщить тебе следующее. Из секрета здешнего шведского министра мне сообщено через друзей, что король усмотрел готовность русских войск к войне. В прошлом месяце по всей шведской земле берут рекрут. В Дании скупают мушкеты и льют пушки. Из разговора с одним из приближенных министра мне стало известно, что если шведский король надумает воевать, так пойдет он через Украину. На это имеется несколько причин: страна многолюдная и обильная, с большими кормами. Так что армия не будет испытывать недостатка в провианте. Во-вторых, король списался с украинскими атаманами, которые обещают привести его прямыми и безопасными дорогами до самой Москвы. Вместе с ними король рассчитывает пополнить свое воинство свободными людьми, которые хотели бы поживиться на войне…».

Оторвавшись от письма, Федор Юрьевич произнес:

— Ишь ты, сукины дети!

— Ты далее читай, князь, — с усмешкой поторопил посыльный.

Князь Ромодановский углубился в чтение:

«…В-третьих, Карл ХII списался с Ханом Крымским для союза против России. В-четвертых, шведский король хочет опереться на крамольников в русском государстве. Такая партия уже имеется. Карл рассчитывает, что перед вторжением они поднимут народный бунт, чтобы сместить государя и на престол посадить его старшую сестру Софью. Спрашивал ты, князь, о здоровьице моем, так я могу сообщить тебе, что у меня все складно. Вашими молитвами здоров, чего и вам желаю. А на том кланяюсь. Князь Воронцов. Да хранит вас Бог!».

Свернув письмо, князь Ромодановский призадумался. Было над чем поразмыслить.

Князь Воронцов возглавлял русскую посольскую службу в Швеции, насчитывающую трех дьяков да двух денщиков. При дворе Карла XII князь пребывал уже не один год и даже сумел полюбиться местной аристократии, ценившей его за острый ум и легкий характер. Казалось, князя ничего не интересует, кроме королевских балов и легкого адюльтера. В действительности за наигранным весельем Романа Артемьевича таился проницательным ум, от внимания которого не ускользала ни одна мелочь, происходящая в шведском королевстве.

Все донесения князя Воронцова были лаконичны и необычайно точны. Федор Юрьевич даже не мог припомнить, чтобы его опасения в дальнейшем не оправдались.

Вздохнув глубоко, Ромодановский спросил:

— Он с тобой говорил об этом?

— Обстоятельно, Федор Юрьевич, — отвечал посыльный.

Перевозя письмо в Россию, Обольянинов рисковал крепко. Окажись оно в руках шведской стороны, вряд ли им удалось бы повстречаться.

— Выходит, война?

— Получается так, Федор Юрьевич.

— Надо бы до государя довести.

— Доведу.

— А у самого-то как дела, Федор Юрьевич?

Князь Ромодановский вздохнул тяжко. Даже коли пожалуешься, так кто же поймет?

— У меня своих дел нет. Служу… государю. Что там о Петре Алексеевиче в Европах молвят?

— Разное, — уклончиво ответил князь.

Ромодановский насторожился.

— Известно, что разное. Только давай, говори без утайки.

— Как есть?

— Хотелось бы, князь.

— Говорят о том, что государь в потешных баталиях с молодых лет чучела рубил, а ныне свою руку над стрельцами утвердил.

Ромодановский аж крякнул:

— Вот оно как! Такое государю не поведаешь, но и забывать об этом не следует. Да не тяни ты, князь, — поторопил Ромодановский. — Что еще говорят?

— Многие и вовсе сомневаются, а взаправду ли Петр Алексеевич царь?

— Как так?! — изумился Федор Юрьевич.

— Говорят о том, что он немилосердно людей бьет своими руками, что для настоящего государя недостойно.