Но ведь он видел ее и вовсе без одежды, не так ли? Так что, наверное, не стоит волноваться. Улыбнувшись, Джиджи сказала:
– Доброе утро, Камден. Я, к сожалению, проспала, но ничего страшного, верно?
– Ты права, ничего страшного. Но все-таки хорошо, что ты уже проснулась.
Снова улыбнувшись, она сказала:
– Прости, пожалуйста. Я буду готова через минуту, и мы сможем ехать.
Маркиз посмотрел на нее долгим и пристальным взглядом, потом вдруг спросил:
– Справишься сама?
Не дожидаясь ответа, он развернул ее спиной к себе и занялся хитросплетениями корсета. А Джиджи, глядя в зеркало, любовалась мужем – он был необычайно красив, и им нельзя было не восхищаться.
– Готово, – сказал он минуту спустя.
Развернувшись, Джиджи потянулась к мужу, но он отвернулся от нее. Как странно… Может, он не заметил ее протянутой руки? Чтобы как-то выйти из положения, она сказала:
– Ума не приложу, почему до сих пор не пришла горничная. Я плохо представляю, как укладывать волосы.
Камден стоял, глядя в окно, выходившее в парк за домом.
– Не торопись. Я дал прислуге выходной. Мы никуда не едем.
Джиджи замерла с расческой в руке.
– Не едем? Но ты ведь уже пропустил начало занятий. – Она принялась расчесывать волосы. – Поезд отправляется из Бедфорда только в половине второго, и у нас еще есть время.
Маркиз криво усмехнулся:
– Наверное, ты меня не поняла. Я не сказал, что не еду.
Много лет назад, на семейном празднике, Джиджи садилась, а кузен в этот момент выдернул из-под нее стул. Она тогда шлепнулась на пол, и ей показалось, что внутри у нее все перевернулось. Сейчас она чувствовала то же самое, хотя и не падала.
– Что?.. Ты о чем?
– Я решил зайти и попрощаться перед отъездом, – с невозмутимым видом заявил Камден.
Джиджи замерла, ошеломленная словами мужа. Он хочет бросить ее на следующий день после свадьбы, на следующее же утро после такой незабываемой брачной ночи?
– Но как же?.. – пробормотала она. – Почему?..
Тремейн посмотрел на нее как-то странно.
– По-моему, у нас изначально был уговор: как только мы скрепим наш брак, каждый из нас пойдет своей дорогой, пока не придет время рожать наследников.
Джиджи пришел на ум глупейший ответ. «Ты хоть что-нибудь понимаешь в контрактах? – чуть не спросила она. – Ты отклонил мое предложение, и оно больше не имеет силы. Этот брак заключался на совершенно других условиях.
– А как же… как же наш званый вечер? – пробормотала она в растерянности.
«Как же так? – думала Джиджи. – Ведь еще несколько часов назад он был так нежен со мной… А теперь преспокойно заявляет, что всегда считал наш союз браком по расчету. И зачем же он тогда приезжал ко мне каждый день, когда мы были помолвлены? Зачем строил планы на будущее? И как же обручальное кольцо у меня на пальце? Как Крез?..»
– Никакого вечера не будет, – ответил Тремейн.
– Но мы уже выбрали меню и вина… – Она сделала глубокий вдох. – Камден, почему?..
В следующее мгновение она с ужасом поняла: ее обвели вокруг пальца. Оказывается, Камдена всегда интересовали только ее деньги. А те чудесные часы, которые они провели вместе, были всего лишь продуманным ходом – чтобы она не передумала.
Швырнув на пол расческу, Джиджи воскликнула:
– Вот так новость! А я-то думала, что мы будем жить вместе и после свадьбы. Мы с матерью пошли на огромные расходы, чтобы найти нам в Париже квартиру и прислугу, переправить туда мою мебель и… В общем, ты понял, о чем я говорю. Мы с матерью считали тебя порядочным человеком, считали, что на тебя можно положиться, а ты… – Она умолкла, пристально глядя на мужа.
Спокойно выслушав ее, он усмехнулся и спросил:
– А ты со мной как поступила? Хочешь сказать, что ты порядочная женщина?
Джиджи открыла рот, но слова застряли у нее в горле под его беспощадным взглядом. Она понятия не имела, что он может на кого-то – тем более на нее – так смотреть. Наверное, такие же глаза были у Ахиллеса, перед тем как он растерзал Гектора, – глаза, горевшие яростью.
И тем страшнее ей было, потому что в остальном он держался также сдержанно и благовоспитанно, как всегда.
– Я… я не понимаю, о чем ты…
– Не понимаешь? Удивительно. Как же ты забыла о своих махинациях?
В голове у нее загремела оглушительная какофония – это рушился сверкающий дворец ее счастья, который она возвела на песке. Силясь вырваться из пучины отчаяния, Джиджи сделала несколько глубоких вдохов.
– Меня интересует только одно: где ты нашла фальсификатора? Ты что, пробралась в логово мошенников? Или в Бедфордшире их можно встретить на каждом шагу?
Судорожно сглотнув, она пробормотала:
– Егерь из «Верескового луга» в молодости подделывал документы, вот я и попросила…
– Ясно. Ловко придумано.
– Когда… Когда ты узнал? – Она старалась не расплакаться.
– Вчера днем.
Все закружилось у нее перед глазами. «Когда вступаешь в сговор с дьяволом, – часто говорил ей отец, – выигрывает только дьявол». Надо было его слушать.
Тремейн презрительно усмехнулся:
– Что ж, очень хорошо. Рад, что мы устранили все недоразумения относительно нашей с тобой порядочности в этой истории. Теперь ты, вне всяких сомнений, понимаешь, почему я уезжаю без тебя.
Умом – да. Но сердцем Джиджи чувствовала: она любит его, а он – ее.
– Знаю, сейчас ты на меня злишься, – сказала она вкрадчиво, осторожно – будто мышь, пробирающаяся мимо кошки. – Давай я через две недели приеду к тебе в Париж, когда ты…
– Нет.
Услышав решительное «нет», Джиджи похолодела. Но все же она не собиралась сдаваться без боя.
– Ты, безусловно, прав. Две недели – слишком короткий срок. Как насчет двух…
– Нет.
– Но мы же муж и жена! – в отчаянии прокричала Джиджи. – Так не может долго продолжаться!
– Позволю себе не согласиться. Очень даже может. Мы договорились жить раздельно – значит, и будем жить раздельно.
Джиджи никогда никого не уговаривала. Она со всеми говорила с позиции силы, даже со своей матерью. Но сейчас у нее не было выхода!
– Камден, пожалуйста, не надо! Пожалуйста, не решай сгоряча, не перечеркивай наше будущее! Камден, заклинаю тебя! Ну что мне сделать, чтобы ты передумал?
Во взгляде маркиза было столько отвращения, что она почувствовала себя какой-то мерзкой тварью.
– Для начала можешь попросить у меня прощения, как того требуют вежливость и воспитанность.
Джиджи захотелось надавать себе оплеух. Конечно, он ждал, что она будет валяться у него в ногах и молить о прощении! Гордость огромным комком стала у нее поперек горла, но она проглотила ее. Ради него. Ради любви, от которой не могла отказаться.