Читать интересную книгу Француженки не терпят конкурентов - Лора Флоранд

И, разумеется, в такой роскошной панораме вывеска «Лионне» вовсе не бросалась в глаза, не доминировала, как ему хотелось бы, но все-таки Магали могла видеть его кондитерскую. При желании она могла стоять здесь и каждый день наблюдать за его приходом, насылая на него колдовские заклятья. Может быть, поэтому, когда он входил в магазин, у него всегда чесалась спина. Оглядевшись, он заметил верные признаки белковой массы на отмокавшем в раковине формовочном листе. Она пыталась избавиться от приготовленной стряпни.

Макаруны? Его губы растянулись в злорадной усмешке. Неужели она пыталась бросить ему вызов в его же игре? И если так, то где результаты?

Он окинул взглядом комнату в поисках мусорного ведра. Вот сейчас он действительно мог перейти грань приличий, и ему следовало бы бежать отсюда до того, как захочется порыться в комоде с ее бельем.

Хотя… ему всегда хотелось узнать, какое нижнее белье она предпочитает. Есть ли малейший шанс, что ей нравятся черные кружева, как позволяют допустить некоторые из ее нарядов? Или ей нравится нечто воздушное и белое, как интерьер ее комнаты?

Он бросил взгляд на встроенные ящики под кроватью. «Проверь ее мусорное ведро, Филипп! – мысленно воскликнул он. – Не будь придурком». Он заглянул в тумбочку под раковиной. И с мрачным торжеством улыбнулся, сразу увидев закрепленное на дверце мусорное ведро. В нем валялись обломки безе. Плоские, пересушенные – грубые и жалкие попытки подражания. Явно не способные удовлетворить ее страстное желание. Волна жара окатила его, когда он представил, с каким огорченным лицом она вычищала углубления, выбрасывая испорченные пирожные в мусорное ведро. Продолжала ли она и здесь щеголять на высоченных каблуках или стряпала босиком? Интересно, накрашены ли ногти на ее ножках так же воинственно, как на руках, или здесь в уединении она позволяет открыться своей истинной натуре? Подходит ли она к окну, чтобы взглянуть на вывеску «Лионне»? Воображала ли она, как душит его?.. И жаждала ли она его, мечтая вонзиться зубами в его фирменные пирожные? Или просто, желая вкусить первопричину, мысленно вонзала зубы прямо в его плоть?

С лестницы до него донесся знакомый перестук каблучков, и, не дожидаясь ее появления, он быстро захлопнул дверцу тумбочки. Факт, что она жаждала его пирожных в попытке сделать жалкое им подобие, мог стать его секретным оружием.

Когда ее шаги стали громче, он по-хозяйски небрежно прислонился к окну. Будь он проклят, если позволит поймать себя на том, что едва не уподобился фетишисту, обожающему нюхать женское белье, а такой собственнический вид, уж во всяком случае, ввергнет ее в безумие.

Она резко остановилась на пороге, в первое мгновение взглянув на него с каким-то странным выражением. Потрясения? Страстного желания? Или у него порочное представление о действительности? И кроме того, разумеется, в глазах ее полыхала ярость.

– Что, черт возьми, вы себе позволяете?

В одной руке она держала пару фирменных пакетов одного из бутиков квартала Марэ. Ему вдруг представилось, как гнев в ее взгляде сменился любовным огнем, и – да, он вообразил, как она советуется с ним, зайдя в магазин за покупками. Все равно за какими, пусть даже выбрать какие-нибудь дурацкие кроссовки. Прелесть такой сцены заключалась в ее радостном, непринужденном настрое, в желании поделиться с ним своими планами. Какая безнадежно возбуждающая фантазия! Безнадежная, потому что легче, наверное, слетать на Луну.

– Спасительное вторжение, – вместо приветствия произнес он.

Ее взгляд сводил его с ума. Подбородок вздернут, шея оголена, и в итоге он мог бы лишь, приняв вызов, жадно припасть к ее нежной плоти. Волна чувственного, смешанного с восторгом страха пробежала по ней за мгновение до того, как она вдруг осознала, что именно могут сделать его обнаженные в усмешке зубы. Она предпочитала взирать на него с притворным презрением, но ее глаза, блуждавшие по его телу, приводили его в сумасшедшее возбуждение. Сознает ли она, как часто выдают ее невольные взгляды? Порою он замечал, как Магали, спохватившись, пытается спрятать от него внутреннее волнение: прикрытые ресницами глаза – и быстрый, непроизвольный взгляд, пробежавшись вниз по всему его телу, через мгновение взмывал вверх, когда она обретала силы. Или иногда, стремительно взлетая, ее взгляд замедлялся и останавливался, впиваясь в его губы, или пробегал по плечам, или задерживался на руке. Она доводила его почти до безумия.

Но сейчас ей сразу удалось совладать с собой. И она не прятала глаз.

«Да. Смотри на меня. Я явно не тот, кого ты хотела бы видеть. Ты не приглашала меня. Но я могу заставить тебя обратить на меня внимание».

– Дверь оказалась открытой, – проговорил он. – Незапертой. Неужели, живя в центре Парижа, вы частенько бываете столь легкомысленной?

– Это наш дом, – раздраженно бросила Магали. – Тетушки Женевьевы. Кто может войти сюда?

Он приподнял брови и, помахав рукой, достаточно громко прищелкнул пальцами, давая ей убедиться, что она видит перед собой того человека, которому это удалось. Боже, как же ему нравилось, когда она вот так высокомерно мерила его взглядом!

Не желая признать свою неправоту, она лишь еще выше вздернула носик.

– Если бы дверь оказалось запертой, то, я уверена, вы могли бы выбить ее одним ударом.

– А разве замок у вас не врезной? – недоверчиво прищурился он.

Он перевел взгляд на дверь, темневшую за ее спиной. Черт побери, действительно нет!

– Магали. Вы что, безумны?

– Весь этот дом принадлежит тетушке Женевьеве.

Он знал это. Прежде чем купить здесь кондитерскую, он просмотрел списки всех домовладельцев на острове. Такая собственность, несомненно, являлась одной из причин, позволявших этим женщинам держать маленькое кафе в таком безумно дорогом районе. Этот дом стоил ужасно дорого. Вопрос только в том, как они умудрялись платить за него налоги? Уж конечно, они выживали не за счет тех ничтожных доходов, которые приносило им кафе с пятью столиками.

– Когда наше кафе закрывается, уличную дверь запирают, и в дом могут попасть только мои тетушки, я сама и наши жильцы, снимающие квартиры.

Жильцы. Это объясняло возможность выплаты налогов за такую недвижимость.

– И вы никогда не давали курьерам или торговцам кода для входа во двор? – сухо поинтересовался он.

Они же держали торговое предприятие. И, вероятно, добрая половина поставщиков Парижа знала входной код для доставки заказанных товаров.

– Мы отлично знаем наших поставщиков.

Bien sыr[84], как и любых служащих, хоть раз исполнявших для них роль курьера.

– Кроме того, мои тетушки заметили бы, если бы сюда проник кто-то посторонний, – заявила она с исступленной уверенностью.

Ему показалось, что он готов задушить ее.

– Никто, однако, не остановил меня.

Она мрачно глянула на него, словно это было очередным доказательством его подлой натуры.

– Магали, поставьте вы хоть самый простой замок на дверь! И запирайте его.

– Нет, это просто невероятно! – внезапно взорвалась она, к его глубочайшему удовольствию. – Мало того, что у вас хватило наглости вломиться ко мне, так вы еще торчите тут, читая мне нотации! Выметайтесь отсюда!

Он молчал, глядя на нее исподлобья, и взгляд его, кажется, говорил: «Попробуй вымести меня!» Он невольно прикусил язык, представив последствия. Ему вовсе не хотелось, чтобы его воспринимали как громилу, способного без разрешения вломиться в квартиру женщины и отказываться уходить. Но ей действительно удалось разбудить в нем зверя. А ведь она пока даже не подпоила его тайком своим колдовским зельем.

– Мне не приходилось слышать, чтобы королей выгоняли в такой грубой манере. Не то чтобы я осмеливаюсь причислять себя к царственным особам, но вы сами на этом настаивали, – прибавил он тем кротчайшим тоном, что способен разъярить и ангела. – Более того, обычно за свой приход король получает вознаграждение.

«Поцелуй, к примеру», – мысленно добавил он, не рискнув произнести это вслух. Пусть она винит только себя за то, что пробудила в нем эту безумную страсть.

Но Магали смерила его уничтожающим взглядом, который заставил его задуматься: а не собирается ли она дать комментарии к некоторым из сказок, утверждая, что кое-кто из заблудившихся принцев предпочел бы овладеть спящей принцессой, а не разбудить ее поцелуем. Хладнокровие изменило ему окончательно. Все верно, она называла его зверем, обвиняя в высокомерии, и, увы, верно и то, что он нагло вторгся в ее жилище. Но если она даже подумала… если у нее даже мелькнула мысль, что он мог бы… если хоть на секунду она испытала малейший страх, подумав, что он способен…

– Я не принцесса, – сухо отвечала она, показывая тем самым, что ее мысли также уклонились в другую сторону.

– Да, и, к слову сказать, если вы подошлете ко мне еще одну избалованную блондинку, то я тоже угощу ее особым деликатесом, благодаря которому она воспылает любовью уже к вам, и посмотрю, как вам это понравится.