Читать интересную книгу кукла в волнах - Олег Красин

— Это Валя, — затем посмотрела на нас, и уже обращаясь к Вале, сказала: — Это Витя и Сережа.

Я искоса взглянул на Волчатникова. Странно было чувствовать себя на одной ноге с ним, будто мы были одногодки или, по крайней мере, равными по званию. Но Волчатников совершенно не обращал внимания на это. Он ловко открыл бутылку и разлил водку в стаканы.

— Так, девчонки, выпьем за встречу!

— За то, чтобы количество взлетов было равно количеству посадок! — бойко добавила Тамара известный летный тост.

Мы чокнулись и выпили.

Честно говоря, я не особенно удивился, увидев жену своего командира роты. Нечто подобное мной ожидалось. Припомнились слухи, которые я слышал от разных людей, в том числе и рассказы старшины роты Винника. Последний, каждый раз завидев её возле казармы нашей роты, делал стойку как гончий пёс, но Тамара не обращала внимания на толстого и низкорослого прапорщика. Он был не в её вкусе. Зато Винник подмечал все её романы и комментировал их с максимальной долей похабной откровенности.

Мы уже до прихода женщин порядком выпили с Волчатниковым. Еще одна рюмка водки сделала своё дело, и комната поплыла перед глазами. Дамы тоже стали постепенно доходить до кондиции. Они, не дожидаясь общих тостов, потихоньку подливали водку сами себе. Щеки их порозовели, глаза заблестели, на каждую реплику Волчатникова или мою они заливались громким хохотом, словно мы говорили невесть что смешное, а не глупую пьяную белиберду. Не помню, в какой момент мы разделились на пары и Валя села рядом со мной на кровать.

Она что-то говорила, но я улавливал только отдельные слова, а не их смысл. Потом несколько отстраненно, словно некий неосязаемый дух, я увидел, как её руки принялись манипулировать с моей ширинкой на брюках, а когда расстегнули её, послышался недовольный возглас:

— Ты что импотент?

В ответ я глупо заулыбался, но промолчал.

— Скажи что-нибудь! — потребовала она, не переставая делать руками определенные действия, чтобы привести меня в боевое состояние.

Но я в ответ ничего ответить не смог — язык сделался, неповоротливым, чужим, непослушным. Словно он принадлежал не мне, а другому человеку, который не слушал моих распоряжений. В какой-то прострации я наблюдал, как моё сознание медленно-медленно погружалось в пучину темноты и это происходило до тех пор, пока не оно не отключилось полностью.

Посреди ночи, внезапно, словно кто-то повернул выключатель, и я проснулся. Рядом на подушке лежала голова Вали, чувствовалось её теплое дыхание. На соседней койке не спали, слышалось шевеление и шепот Тамары:

— Сережа…Сережа…

— Что? — спрашивал комэска.

— Ты знаешь кого-нибудь из аэродромного отдела училища или штаба округа.

— А тебе-то зачем?

— Мне надо с ними обсудить кое-что.

— Что именно?

— Сколько мой Женя будет сидеть на роте, ему пора двигаться наверх. Он же бросил пить…

— Так ты хочешь ему помочь? Вот этим?

В темноте мелькнула белая рука Волчатникова и легла на то место, где простыня скрывала промежность Тамары.

— Почему бы и нет? У женщины есть только одно оружие и надо уметь им правильно распорядиться.

— А как же любовь?

— Любовь-морковь… — Тамара хмыкнула в темноте, — чепуха всё это, сплошные сопли. Есть только момент — пользуйся им! Всё остальное красивая сказочка для детей. Ты же не ребенок, Сергей, чтобы верить в эту туфту, давай лучше повторим.

— Нет, я уже как выжатый лимон. Мне нужна, как говаривал Ильич, «мирная передышка». Я тебе сейчас замполита разбужу, а то он сачканул.

Волчатников протянул руку и коснулся моего плеча:

— Витя…Витек…

Я сделал вид, что просыпаюсь.

— Ползи сюда! — позвал Волчатников.

Я перелез через кровать и подошёл к ним. Сергей Николаевич тут же поднялся и пошел к Вале, а я нерешительно замер, переминаясь с ноги на ногу, пока не почувствовал, как рука Тамары тянет меня вниз.

Мне не хотелось делать это с женой командира. Я чувствовал себя неловко, неприятно, словно нарушал какие-то торжественно взятые на себя обязательства, например присягу Родине. Но Тамара, в отличие от Валентины, быстро возбудила меня, и я не успел опомниться, как закрутилась та самая карусель, о которой говорил камэска.

В звук ритмичного скрипа кровати естественным образом, точно кто-то заранее расписал партии голосов в опере или мюзикле, вплетались вздохи и всхлипы Тамары. Так и звучало: скрип-вскрик, скрип-вскрик. Суррогатная песнь любви тревожила устоявшуюся тишину квартиры, был здесь чужеродной, лишней.

Я внезапно почувствовал не прилив сил, вызываемый обострением чувственных ощущений, не эйфорию мозга, который плавится от удовольствия, нет, я почувствовал в этой чуткой тишине отчаяние одиночества. Словно нахожусь в ледяной пустыне один, и помочь мне некому.

Это ощущение настолько меня поразило, что сердце, казалось, на миг остановилось, а потом пошло вновь, робкими толчками напоминая о себе.

Утром мы сидели с Волчатниковым, и пили крепкий чай. О прошедшей ночи не вспоминали. Да и о чём вспоминать? Сергей Николаевич только сказал:

— Иметь дело с подобными женщинами можно лишь для разрядки, для снятия напряжения, но и с ними не всегда получишь удовлетворение.

— Это подтверждает вашу теорию физического выражения любви?

— Ничуть, — Волчатников пожал плечами, — любовь — это потребность. И мы с тобой об этом говорили, а половой акт между случайными людьми — это, своего рода, обмен приятными ощущениями и ничего более.

Я взглянул на часы. Пора идти в столовую на контроль завтрака солдат своей роты. Сегодня воскресение, день, когда обычно замполиты всей армии Советского Союза становятся ответственными. Это означало, что с подъема до отбоя надо будет находиться с личным составом в казарме или автопарке.

Попрощавшись с Волчатниковым, который в понедельник должен был вернуться на лагерный аэродром, чтобы закончить там летный сезон, я отправился в столовую. Меня гложили мысли, что еще один воскресный день канет в лету в пустом ничегонеделаньи, просто будет убит, расстрелян, как другие подобные дни.

Армия, словно огромная топка, безвозвратно сжигала дни, отпущенные нам природой, не разбираясь в их ценности и назначении. Взамен мы получали звездочки на погоны, новые должности, мелкие отличия, что являлось, в сущности, пустяком, по сравнению с той огромной, неповторимой, многообразной жизнью, в которой мы не участвовали и, которая протекала мимо нас.

Глава 5

Прошло еще несколько ничем не примечательных недель, прежде чем закрыли лагерный аэродром, и эскадрильи полка возвратились назад, в Азовск. Осень на юге это самое благодатное время, когда спадает жара, мучавшая все лето, но ещё не холодно. Иногда в воздухе летает паутина, напоминая о затянувшемся бабьем лете, пахнет абрикосами и созревшими яблоками.

В первых числах октября пришло известие, что наш гарнизон собирается посетить главком ВВС главный маршал авиации Кутахов. К его приезду, как всегда бывает, когда ждут высокопоставленных начальников, выкрасили всё что можно, подмели и почистили все дорожки. Впрочем, сам визит прошел для нас незаметно. Главком ни с кем не встречался, походил по аэродрому, заехал в здание штаба полка, пробыв там совсем недолго, и улетел в Москву.

Его поездка запомнилась мне другим.

На следующее утро, когда мы вместе с Косых поехали на сдачу аэродрома, что иногда бывало, нам открылась удивительная картина. Всё летное поле было усеяно скорлупою от грецких орехов.

— Мать честная! — воскликнул командир роты, — это что, из самолета Кутахова вывалилось?

Пришлось срочно запустить тепловую машину, сдувавшую мощной струей воздуха мусор с бетонных плит, и направить её вдоль осевой линии аэродрома. Там, где все-таки оставались скорлупки, их подбирали солдаты и складывали в противогазные сумки.

Доехав до конца полосы, я оглянулся и увидел стаю ворон над дачными домиками, примыкавшими к аэродромному полю. Вороны, взлетев с дачных деревьев, подлетали к центру аэродрома и кружились над ним.

— Смотри, командир! — показал я на стаю.

Мы вернулись на машине к середине полосы, туда, где большой белый круг обозначал центр ВПП и с удивлением увидели, что поверхность плит опять была усеяна скорлупою. Как оказалось, это вороны бросали орехи на плиты с большой высоты, а потом клевали расколовшиеся на мелкие части ядра в скорлупках.

Косых длинно выругался, выхватил охотничье ружье и стал стрелять в стаю. Он ни в кого не попал, но вороны улетели. Пришлось центр поля убирать повторно. Это маленькое происшествие едва не задержало начало полетов, но мы успели вовремя.

После ночи у Волчатникова я несколько раз встречал Тамару, и, надо сказать, чувствовал себя неловко. В отличие от жены командира роты! Та, как ни в чём не бывало, заходила в канцелярию, садилась не диван, показывая свои полные ляжки, туго обтянутые платьем, и лениво улыбалась, замечая моё смущение.