После этого господин Андарз уже ничего не стал возражать, и государь подписал указ, представленный Нараем.
Вернувшись домой, Андарз призвал к себе старосту банного цеха, который неделю назад от имени банщиков передал ему два серебряных слитка, оба весом в небольшого петуха, и со слезами на глазах вернул ему подношение. Банщик всполошился:
– Что вы! Считайте это даром нашей признательности!
– Пустяки, – отвечал Андарз, – честь не позволяет мне брать деньги за то, что я не смог сделать. Берите и владейте.
От Андарза Нан выехал на заставу Зеленых Ветвей, где два месяца назад разбойники ограбили секретаря Иммани и отняли у него червонное письмо, – если, конечно, его ограбили.
Через четыре часа быстрой езды Нан прибыл на место. С правой стороны императорского тракта простирались виноградники, усеянные крестьянами, с левой сверкала река. Ленивые коровы, зайдя в воду по брюхо, отмахивались хвостами от слепней, и чуть поодаль, как мелкий сор на воде, виднелись рыбацкие лодки. По пыльной дороге шел сборщик налогов, волоча за собой козу. За полуразрушенной часовней дорога свернула вправо. С поросшего деревьями холма Нан увидел маленький городок, окруженные восьмиугольной стеной, и множество домиков с зелеными флагами снаружи стены. Это все были постоялые дворы, – неподалеку находился храм Золотого Художника Ияри, и паломники проводили ночь в постоялых дворах, чтобы с первыми лучами солнца отправиться к храму.
Ияри жил во времена первой династии и был не просто художником, а волшебником, и рисовал чудовищ. Все эти чудовища когда-то существовали, но были превращены им в рисунки. А если бы их не превратили в рисунки, то они по-прежнему бы ели людей. С холма храма не было видно.
Местный чиновник был рад угодить начальнику из столицы. Он казался немного смущен и встревожен его появлением. Дело в том, что, когда ограбленный Иммани, в одном травяном плаще, прибежал вечером во двор управы, и стал дергать за веревку для жалоб, чиновник ужинал с девицами. Он выглянул в окно, решил, что это какой-то крестьянин, и велел посадить его в тюрьму за нарушение покоя во время вечерних церемоний. Наутро жалобщик оказался секретарем императорского наставника, и судья валялся перед ним на полу и вообще пережил множество неприятных страхов.
Нан застал местного чиновника в кабинете с кувшином вина. Чиновник походил на помесь щуки и карася, как это часто бывало с мелкими пожилыми чиновниками. Звали его Одон. На стене кабинета красовалось темное квадратное пятно: Нан догадался, что в это месте висел портрет Руша или другого казненного. Одон снял старый портрет, но не знал, какой новый следует вешать.
Одон занавесил кувшин вина тряпочкой, отдал кое-какие распоряжения, и отправился вместе со столичным чиновником на место происшествия. Козий Лес начинался сразу за городскими воротами. Дорога была старая-старая, а лессовые почвы такие мягкие, что колея ушла глубоко в землю, так что голова коня Нана находилась ниже обочины, а голова самого Нана – выше. Отвесные края дороги были опутаны плющом и повиликой, высоко вверху шумела листва и оглушительно кричали птицы, – это было действительно опасное место, потому что путники на дороге не могли разглядеть злоумышленника вверху.
– И много ли разбойников напало на Иммани?
– Ба, – сказал Одон, – когда мы его выпустили утром, их было трое, к полудню их стало семь, и вечером – десять. Бьюсь об заклад, хозяину он рассказал, что бился с целым войском.
Тут они наконец подъехали к месту происшествия, и Одон показал на дуб, нависающий над дорогой.
– На самом деле, – сказал он, – разбойник был всего один. Он сидел на развилке этого дуба не меньше часа, а потом прыгнул сзади на лошадь Иммани и стал душить всадника. Иммани даже его не видел. Судя по следам, которые он оставил в грязи, это был очень большой и сильный человек. Потом он снял с секретаря дорожную одежду и, видимо, тут же в нее переоделся, а свой травяной плащ оставил на дороге.
– Почему вы считаете, что он прыгнул именно с дуба?
– Преступник ел дынные семечки и заплевал семечками дуб и дорогу. Если бы он стоял на дороге или над обочиной, он бы вряд ли заплевал дуб, а? Также понятно, что он ел семечки не после разбоя, а до. Когда человек сидит, ждет чего-то и нервничает, и имеет в кармане семечки, – он обязательно станет их есть. Я собрал все семечки с дуба и с дороги, и набралось около осьмушки. После этого я реквизировал семь осьмушек семечек и раздал их моим стражникам, имеющим эту привычку, и ни один из них не справился с этой задачей меньше, чем за час.
– Мы едем по этой дороге не больше часа, – сказал Нан, – и нам дважды встречались люди. – Проходили ли другие путники под деревом, в то время как на нем сидел разбойник? Видели ли они семечки на земле?
Чиновник вздохнул.
– Я и сам задался этим вопросом. Я расклеил объявления, призывавшие тех, кто проходил в этот день по дороге, к даче показаний. Но ни один из проезжих не явился, не желая связывать с управой. Зато я получил целую кучу доносов от разных соседей, а одна баба даже надиктовала, что не знает, ходила ли ее соседка по этой дороге или нет, но что эта соседка, когда стирает белье, вечно выливает воду со щелоком в чужой сад.
– А плащ, который оставил разбойник? – спросил Нан.
– Плащ сохранили, но только по нему ничего не установишь. Это обычный крестьянский плащ, такие плетут по всей провинции.
Одон задумался и добавил:
– Это все паломники Золотого Иери. Черт знает что за народ.
Нан кивнул. Паломники, по его опыту, были странный народ: редко-редко это были степенные люди, а чаще мошенники и бродяги, которые стекались к храму, чтобы замолить свои грехи, а деньги в пути добывали новыми преступлениями.
– Что, – сказал Нан, – больше стали грабить за последнее время?
– Именно, – особенно с тех пор, как…
Одон запнулся, не зная, как сказать незнакомому чиновнику: «с тех пор, как Нарай житья не дает людям», или «с тех пор, как советник Нарай выгнал негодяев из теплых гнезд».
– С тех пор, как воры, выгнанные господином Нараем из лавок, перебрались на большую дорогу, – сказал Нан.
Чиновник вздохнул с облегчением и немедленно согласился.
Нан спешился и облазил место происшествия, влез на отвесный склон дороги, забрался на дуб. Да, это было подходящее место для нападения на Иммани, и если учесть, что преступник час просидел на дереве и пропустил множество людей, то он явно поджидал определенного человека. Если, конечно, этот преступник был. Если Иммани не сам влез на дуб, высыпал семечки, повалялся по дороге и потом, переодевшись в травяной плащ, побежал к управе. Только куда он тогда дел лошадь с сумками? Нан вспомнил зеленые флаги постоялых дворов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});