комнату.
Альбе комната тоже была готова.
Мужчины недобро переглянулись.
И почему им это не понравилось? И что им надо предпринять? И как срочно надо предпринять это самое что-то?
– Обсудим? – поднял брови Эмилио. Получил кивок от Эктора, и братья направились прочь из дома. У них появилась весьма серьезная тема для разговора. И может, и для начала действий.
Спусковой крючок есть у каждого, и у мужчин этим крючком стали не унижения от отца, не возможное появление мачехи с претензиями, не глупость Розы – это было привычное зло. А вот это… соплячно-избалованное, омерзительное, которое трогает ИХ статуэтки, на ИХ каминной полке, в ИХ доме…
Вроде бы и ничего такого?
Но…
Спусковым крючком может послужить любая мелочь. И в чашку терпения братьев упала последняя капля[5].
* * *
Алисия, пританцовывая, спускалась вниз по лестнице.
– Рен? Ну, наконец-то! Тебя и не дождешься, и не дозовешься!
Лоуренсио был внизу.
Мрачный, усталый…
– Что, Лисси?
Ему сегодня предстояло свидание с Каракатом. А это и опасно, и… кто его знает, чего он там потребует за смерть того несчастного?
– Рен, я замуж выхожу!
– Ты говорила. И что?
– Рен!!! – Алисия возмутилась уже непритворно. Она ему кто – сестра или так, коза в бусиках?
– Да, Лисси, я слушаю, – Лоуренсио понял, что проще согласиться и выслушать, чем получить на свою голову последствия. Сейчас Алисия обидится, закатит истерику, потом упадет со слабостью и мигренью, будет два дня жаловаться, напишет родителям, а если еще и Феоле скажет…
Последнее было особенно неприятным. Младшая сестра, которая прошла обучение у шамана, вызывала… легкую нервозность. Понятно, Лоуренсио старший. И умный. И деньги у него, и родители к нему прислушаются.
Только вот глядя на Феолу, не оставляет мысль, что для нее все это… просто правила приличия. Не хочет она никого расстраивать, вот и слушается. А так…
Бедный Анхель это на своей шкуре ощутил. Вот зараза рыжая!
– Завтра мы с Ортисами идем на коронацию. Послезавтра ты знакомишься с ними, и мы заключаем брачный договор.
– Договор?
– Рауль настаивает.
– На передаче приданого? – ехидно поинтересовался Лоуренсио.
– Да. В банк.
– В банк?
– Он говорит, что способен обеспечить супругу. Поэтому мое приданое передается в банк и из процентов будет выделяться содержание для меня. Само приданое пойдет будущим детям. Мало ли сколько их будет…
– А сам Ортис тебе денег не выделит?
– Выделит, конечно. Просто если я не уложусь в ежемесячное содержание, это будет… что-то вроде добавки. Основной капитал я трогать не буду, надеюсь, и проценты тоже. Посмотрим.
Лоуренсио только вздохнул.
– Ты уверена, что этого хочешь? Анхелю ты нравишься, я точно знаю. Даже более чем нравишься.
Алисия только плечами пожала.
После неодобрения щенка никаких шансов у Анхеля не оставалось. Даже самых призрачных.
– Может, Фи?
– Ты помнишь, что она устроила?
Алисия помнила. Если с ней у Анхеля просто не было шансов, то с Феолой… шансы у Анхеля были. Не мучиться.
Алисия тоже не питала иллюзий в отношении сестры. Феола быстро любого закопает.
– Рен, не будем это больше обсуждать. Тан Толедо твой друг, пусть так и остается. Но мне он… я просто больше не вижу его в качестве будущего мужа.
– Хорошо, Алисия. – Сестер Лоуренсио все же любил и неволить их не хотел. – Говоришь, послезавтра?
– Да, Рен.
Отлично. Он как раз должен сегодня уладить все с Каракатом.
– Хорошо, Лисси. Я буду готов послезавтра. С утра?
– Я уточню время завтра.
Брат и сестра обменялись улыбками. Конечно, они не идеальные люди, и заблуждаются, и ошибки совершают, и в передряги попадают. Но счастья друг другу они желали совершенно искренне. Так что Алисия поцеловала брата в щеку и улыбнулась. А в голове у нее была мысль. А ведь у Рауля сестричка подрастает. Симпатичная. Кто знает?..
* * *
Анхель Толедо был в бешенстве.
Да в таком… если б его сейчас собака укусила, точно бы сдохла. Сразу и в страшных мучениях.
И был, был у него повод! Да еще какой уважительный!
Его!
ЕГО!!!
Какая-то баба! Да ладно там! Сопля малолетняя, островная, необразованная, безмозглая – отвергла! Ему предпочли какого-то… ладно… для себя – Анхель понимал, что Алисия сделала правильный выбор. Уж кому, но Ортису ее деньги и рядом не нужны. У него своих достаточно.
А вот Анхелю – нужны!
И тем это обиднее!
Правда, ну зачем Ортису еще и деньги?! Просто – зачем?! Он сам по себе богатый!
А вот Анхелю надо! У него расходы, у него проблемы, и вообще – он достоин! Даже – Достоин! С большой буквы!
А что?!
Где справедливость?!
Почему кто-то рождается на шелковых простынях с золотой ложкой во рту, и может делать, что пожелает, а кто-то другой вынужден тяжело и муторно зарабатывать себе на жизнь. Вы вообще представляете, что такое активная светская жизнь?
Как сложно она дается?
Анхель давно уже увлекался стимуляторами. Не сильно, и вообще, он сможет бросить, когда пожелает. Но сам факт.
А как тяжело общаться с некоторыми людьми? Находить общий язык, всем казаться симпатичным, привлекательным, добрым и умным… знаете, сколько сил иногда надо? Чтобы не прибить на месте ту же Алисию?
А Феолу?
Положа руку на сердце, даже Лоуренсио… можно стричь барана, но кто сказал, что его при этом любят? Что общение с ним доставляет хоть какое-то удовольствие?
Анхель всегда помнил, у кого есть деньги. Каждую минуту.
Да, Лоуренсио поддается его обработке, но первый же неловкий шаг, неуклюжий жест… и всё. И «баран» бодренько поскачет на свободу. Еще и Анхеля ославит по столице.
Легко ли так жить?
Нет. И хочется. Хочется свой дом, мобиль, сумму денег в банке, хочется пожить, не думая о завтрашнем дне, хочется… Да самому хочется диктовать условия, а не подстраиваться под кого-то! Вот! И казалось, жизнь предоставила Анхелю шанс!
Вот Алисия! Красивая, глупая, с приданым… и вдруг она выходит замуж за Ортиса! Да где справедливость?!
Ему не нужно! Это Анхелю нужно!!!
И даже свои истинные чувства показать было нельзя! И спросить прямо – тоже!
Надо играть в благородство! Изображать убитого горем воздыхателя. Там, в доме у Ксаресов.
Здесь-то, у себя в комнатушке, он мог расслабиться. Показать свое истинное лицо. И то не везде. Только в одной комнате, крепко запертой изнутри на засов. Чтобы даже слуги… Чтобы никто, никак, чтобы даже и мысли ни у кого не возникло. Так давно личина приросла к Анхелю Толедо, что он и сам забыл, какой он в действительности.