Тем временем вождь достал из ножен ятаган и сунул его в огонь. Когда кончик клинка накалился добела, он поднес его к лицу Мертуга и стремительным движением ткнул ему в глаз. И замер, пораженный. Он рассчитывал услышать дикий крик боли, но человек, стоявший перед ним на коленях, молчал. Мало того, он улыбался. А на раскаленном клинке шипела жидкость, которая вытекла из глазницы. Два горца, державшие Мертуга, были так ошарашены, что ослабили хватку. Валузиец, пользуясь случаем, вскочил на ноги и бросился ка вождя. Но тот только отклонился назад, выхватил из-за пазухи какой-то предмет и вытянул руку вперед. Мертуг застыл перед ним как вкопанный: туловище со скрученными сзади руками наклонено вперед, ноги напружинены. В руке у горца зеленым светом горел небольшой шарик. Вождь запрокинул голову и торжествующе захохотал. Все остальные горцы с благоговением смотрели на мерцающий шар, и Кулл тоже не сводил с него глаз.
Предводитель горцев приставил лезвие к горлу Мертуга и спрятал шарик за пазуху. Валузиец качнулся, с трудом удерживая равновесие.
— Сейчас ты у меня запоешь, — прошипел вождь.
Валузийца снова схватили и, подтащив к костру, посадили в огонь, который сразу же охватил его одежду. Мертуг без единого стона вскочил, разметал ногами головешки и живым факелом выпрыгнул из костра.
— Беги, Кулл! — крикнул он и снова кинулся на вождя, который, как бешеный, махал ятаганом, в то время как другие горцы, выхватив ножи, бросились ему на помощь.
Валузиец метался между ними, сея панику. Обгоревшие веревки свалились с него сами собой, и, размахивая руками, он старался подойти к вождю как можно ближе. Тот отшатнулся от объятой пламенем фигуры и бросился к выходу, но натолкнулся на Кулла, который к тому времени уже освободил руки.
— Беги, Кулл! — снова крикнул Мертуг.
Пламя лизало его лицо и руки. Бегая среди горцев, он старался отвлечь их на себя, а они ничего не могли сделать с ним, так как от горящего человека исходил такой жар, что нельзя было не только схватить его, но и даже приблизиться.
Пещера наполнилась черным дымом, отвратительно запахло горелым мясом.
Атлант выбил из рук вождя ятаган, схватил бедолагу в охапку, приподнял и бросил оземь. Слышно было, как голова горца стукнулась о камни. В дымном воздухе что-то блеснуло зеленым светом и покатилось к выходу. Кулл, выбегая, наклонился, схватил шарик и, зажав его в ладони, бросился из пещеры.
* * *
До озера он добрался еле живой от голода и усталости. Ему долго пришлось прятаться и пережидать, пока горцы окончательно потеряют надежду его найти. Затем последовал тяжелый ночной переход через перевал, когда любого неосторожного движения хватило бы, чтобы свалиться в пропасть. Потом он целый день карабкался по скалам под палящим солнцем без еды и питья. И вот наконец озеро заблестело перед ним алыми переливающимися бликами. Воздух был недвижен от жары, солнце, утомившись за день, клонилось к горизонту, на котором черным конусом выделялся остров.
Кулл облегченно вздохнул и стал спускаться с горы. Вода манила его свежей прохладой, и, плюнув на предосторожность, он подбежал к ней, бросился на колени и жадно припал к живительной влаге. Утолив жажду, атлант окунул голову и руки в ледяную воду и, набрав полные пригоршни, окатил обнаженное по пояс тело.
— Хороша водичка? — послышался сзади веселый голос.
Кулл резко обернулся. Перед ним стоял молодой парень и добродушно улыбался. Он был в одних полотняных штанах, закатанных до колен, босой, на вид очень крепкий. Черные вихры нечесаных волос торчали в разные стороны.
— Каким ветром тебя сюда занесло? — спросил он.
Атлант поднялся и, растирая на груди воду, текущую с густых волос, угрюмо ответил вопросом на вопрос:
— А тебе что за печаль?
Парень не обиделся:
— Да мне-то все равно. Просто здесь нечасто бывают путники. Озеро находится далеко от дорог, и в наших краях незнакомца встретишь раз в год, а то и реже.
— Разве ты не видел здесь кинну Ровену с эскортом и обозом? — спросил атлант, внимательно присматриваясь к парню.
— Да, был целый отряд всадников. А еще несколько женщин верхом и обоз.
— Ты живешь здесь?
— Я рыбак. Живу в деревне вон за той скалой.
— Значит, у тебя есть лодка? — оживился Кулл.
Парень пожал плечами:
— Конечно, какой рыбак без лодки!
— Слушай, парень, — Кулл улыбнулся, — перевези меня на остров. Сейчас я тебе заплатить не могу. Видишь, на мне одни штаны. Но за мной не пропадет, будь спокоен. На обратном пути я с тобой рассчитаюсь золотом.
Рыбак почесал затылок и вздохнул.
— Ну, так в чем дело? — раздраженно спросил атлант.
— К острову нельзя…
— То есть как нельзя?
— Нельзя приближаться. Стоит отойти подальше от берега, как лодка начинает тонуть. У нас многие рыбаки так лишились своих лодок. Кто выплыл назад, а кто и нет. Все маг проклятый! С тех пор как он поселился на острове, мы ловим рыбу только у берега. Ты хоть озолоти меня, я к острову не поплыву.
— Хорошо, можешь не плыть. Дай мне лодку.
Парень замотал головой:
— Лодка — единственное, что у меня есть.
— Валка! — Кулл с досадой ударил кулаком в ладонь и посмотрел в сторону острова, прикидывая расстояние.
— Плыть и не думай, — предупредил рыбак.
Атлант раздраженно повел плечом:
— Иди ты к Тогу, жмот!
Парень обиделся:
— Я не жмот. Тебе же добра желаю. Уж если хорошо проконопаченная лодка сразу наполняется водой, ты точно пойдешь на корм рыбам, не успев пару раз руками взмахнуть.
— А ночью пробовали плавать?
— Нет. Кто же ночью рыбу ловит? На рассвете или на закате, а ночью — никакого клева.
— Вот ночью и поплывем.
Парень снова почесал в затылке:
— Рискнуть, что ли?
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Князь Робад сидел на троне в зале приемов уже несколько часов подряд и принимал просителей, вереница которых казалась нескончаемой. К нему обращались за милостью люди разных сословий и состояний, потерявшие надежду найти справедливость у чиновников, судей и многочисленных начальников. У юноши голова шла кругом, но он добросовестно старался вникнуть в каждое дело, сначала выслушав просителя, а затем советника Марга, который сидел за небольшим столом, заваленным грудой восковых табличек, и давал пояснения.
Впечатление, которое Робад вынес из всего услышанного, было отнюдь не радостным. Он понял одно: народ в Илурате задавлен, унижен, страдал от нищеты и произвола. Процветала лишь небольшая кучка людей, которые обладали властью и бессовестно пользовались ею в своих интересах. Целая армия соглядатаев действовала в городе и, чтобы оправдать свое жалованье, доносила на всех без разбора. Человек, схваченный и брошенный в тюрьму, уже не выходил на волю, умирая либо под мечом палача, либо в темнице после многих лет мучений и страданий.