Мохнатые брови сэнсэя сдвинулись.
— Значит, даже понимая опасность, нависающую над Эри, ты все равно хочешь своими руками переписать «Воздушный кокон»?
— Как я и объяснил, это желание не подчиняется логике или здравому смыслу. Разумеется, я со своей стороны сделаю все возможное, чтобы Эри не пострадала. Но убеждать вас, что ей вообще ничего не угрожает, не стану. Обманывать я никого не хочу.
— Вот, значит, как… — протянул сэнсэй. И откашлялся так, словно обтесывал формулировку для собственной мысли. — Да, похоже, ты искренний человек.
— По крайней мере, стараюсь все говорить как есть.
Сэнсэй посмотрел на свои руки, сложенные на коленях, — так озадаченно, будто видел их первый раз в жизни. Затем повернул ладонями вверх, поизучал еще какое— то время. И наконец поднял голову.
— То есть сам редактор Комацу уверен, что его план увенчается успехом?
— Он говорит: «У всего на свете есть две стороны, — вспомнил Тэнго. — Хорошая сторона — и, скажем так, не очень плохая».
Сэнсэй рассмеялся:
— Весьма уникальная точка зрения! Он что, оптимист? Или настолько самоуверен?
— Ни то ни другое. Просто циник, и все.
Сэнсэй покачал головой.
— Когда такие люди становятся циниками, они превращаются либо в оптимистов, либо в самоуверенных типов. Разве не так?
— Да, возможно, есть такая тенденция…
— Наверно, и общаться с ним непросто?
— Очень непросто, — признал Тэнго. — Хотя он далеко не дурак.
Сэнсэй глубоко, с расстановкой вздохнул.
— Ну, Эри? — повернулся он к девушке. — Что ты сама думаешь об этом… проекте?
Фукаэри уткнулась взглядом в неизвестную точку пространства. И сказала:
— Пускай.
— Ты хочешь сказать, — уточнил сэнсэй, — что не будешь возражать, если этот молодой человек перепишет «Воздушный кокон»?
— Не-буду.
— Даже если из-за этого ты сама попадешь в переделку?
На это Фукаэри ничего не ответила. Лишь плотнее запахнула воротник пальтишка. Сам этот жест выражал ее волю весьма красноречиво.
— Ну что ж! Похоже, девочка знает, что говорит… — обреченно вздохнул сэнсэй.
Тэнго не отрываясь глядел на ее пальцы, стиснутые в кулачки на воротнике.
— Однако существует еще одна проблема! — поднял палец хозяин. — Вы с редактором Комацу собираетесь не просто обнародовать этот текст, но еще и объявить Эри писательницей. Но дело в том, что у бедняжки дислексия. Нарушенная способность читать и писать. Вы знали об этом?
— Пока мы ехали на поезде, я в общих чертах догадался, — сказал Тэнго.
— Видимо, это врожденное, — продолжал сэнсэй. — Оттого и в учебе отставала, хотя голова светлая. Ведь эта девочка действительно мудра не по годам… Однако сам факт того, что у Эри дислексия, может серьезно расстроить ваши грандиозные планы.
— А сколько человек вообще знают про ее дислексию?
— На сегодня, кроме нее самой, — трое, — ответил сэнсэй. — Я, моя дочь Адзами, а теперь еще и вы. Больше об этом никому не известно.
— Но разве в ее школе об этом не знают?
— Нет. Это маленькая сельская школа. Там и слова такого никогда не слыхали — «дислексия». Да и ходила туда Эри совсем недолго.
— К тому же ей удавалось здорово это скрывать?
Сэнсэй смерил Тэнго оценивающим взглядом.
— Похоже, Эри тебе очень доверяет, — сказал он, выдержав паузу. — Уж не знаю почему. Что же до меня…
Тэнго терпеливо ждал продолжения.
— Что же до меня, то я доверяю Эри. Раз она считает, что тебе можно отдать рукопись на переработку, — значит, так тому и быть. Но если ты собираешься реализовывать ваши планы, тебе придется учитывать кое-какие факты ее биографии. — На этих словах сэнсэй легонько отряхнул брюки чуть выше колен, словно избавляясь от невидимых соринок. — Ты должен знать, что у нее было за детство и при каких обстоятельствах я взял ее на воспитание. Предупреждаю: рассказ не на пару минут.
— Я готов, — кивнул Тэнго.
Фукаэри рядом с ним уселась на диване поудобнее. Но кулачки от поднятого воротника пальто так и не отняла.
— Ну что ж, — начал сэнсэй. — Вернемся в шестидесятые годы. С отцом Эри меня связывала крепкая многолетняя дружба. Он был младше меня на десять лет, и мы преподавали на одной кафедре. По характеру и взглядам на мир мы были полнейшими антиподами, но почему-то отлично ладили. Оба поздно женились, у каждого чуть ли не сразу после свадьбы родилось по дочери. Жилье снимали в одном университетском городке, семьями ходили друг к другу в гости. Работа тоже спорилась. В те годы нас даже называли «новаторами-энтузиастами». Газетчики то и дело забегали взять интервью. То были интересные, насыщенные времена. Во всех отношениях… Но когда шестидесятые подошли к концу, в воздухе запахло порохом. На носу было продление Договора о безопасности с США[36]. Студенты бунтовали, захватывали учебные корпуса, строили баррикады, сопротивлялись спецназу. Начали гибнуть люди. Работать стало невозможно, и я решил оставить университет. По натуре я вообще не любитель академизма, а когда начался весь этот кавардак, стало совсем невтерпеж. Кто там консерватор, кто диссидент — на это мне всегда было плевать. В конечном итоге просто драка двух враждующих групп. Я же с раннего детства на дух не переношу группового сознания. Не важно, малая при этом группа или большая… А ты же тогда, наверное, еще не поступил в университет?
— Когда я поступал, все беспорядки уже подавили.
— Не пригодились, стало быть, кулаки после драки? — криво усмехнулся сэнсэй.
— Да… можно и так сказать.
Сэнсэй поднял руки вверх, словно сдаваясь в плен, а затем сложил ладони на коленях.
— А через пару лет с университетом распрощался и отец Эри. К тому времени он ушел с головой в маоизм и поддерживал китайскую Культурную революцию. Никакой информации о том, насколько гнилой и бесчеловечной была Культурная революция на самом деле, в Японию тогда почти не просачивалось. Цитировать Мао Цзэдуна среди интеллигентов считалось модным и актуальным. Отец Эри собрал группу студентов-радикалов, назвал ее «Алым отрядом» и принял участие в студенческих забастовках. Очень скоро под его знамя начали стекаться и студенты из других вузов. Группа росла и постепенно превращалась в настоящую секту. Наконец по требованию вуза прибыл отряд спецназа. Бунтарей выбили из учебного корпуса и арестовали вместе с лидером. Отца Эри осудили по уголовной статье, дали условный срок. И понятное дело, тут же уволили из университета. Эри тогда была совсем крошкой — вряд ли что запомнила…
Фукаэри молчала.
— Звали его Тамоцу Фукада, — продолжал сэнсэй. — Расставшись с вузом, он и десяток членов секты, которая уже потеряла организующий стержень, вступили в общину «Такасима». Отчисленным студентам нужно было куда-то податься, и хотя бы на перше время «Такасима» стала для них неплохой кормушкой. Об этом даже писали в газетах. Ты в курсе?
— Нет, — покачал головой Тэнго. — Такой истории не припомню.
— Фукада забрал с собой всю семью. И жену, и маленькую Эри. Все они стали членами «Такасимы». О самой общине ты, я думаю, слышал?
— В общих чертах, — ответил Тэнго. — Совместная жизнь по типу коммуны, полное самообеспечение, основное занятие — земледелие. Также производят молоко. Рассылают свою продукцию по всей Японии. Частной собственности не признают, владеют всем сообща.
— Да, верно. Иначе говоря, Фукада решил превратить «Такасиму» в Утопию… — Сэнсэй покривился. — Но как известно, ни в одной нашей реальности Утопии не существует! Как не существует философского камня или вечного двигателя. Лично я глубоко убежден: «Такасима» занимается превращением людей в безмозглых роботов. Которые собственными руками отключают мыслительную функцию у себя в голове. В точности так, как описывал в своей книге Джордж Оруэлл, Но тем не менее, как ты знаешь, на белом свете существует немало людей, стремящихся именно к такому образу жизни — с умершим головным мозгом. Просто потому, что так легче и радостней. Не нужно думать ни о чем сложном; просто выполняй все, что сверху велят, и твою кормушку у тебя никогда не отнимут. Для этой породы людей «Такасима», пожалуй, и в самом деле Утопия…
Сэнсэй глубоко вздохнул.
— Да только сам Фукада не из таких! Этот человек всю жизнь думал исключительно своей головой. И даже сделал это занятие профессией, которая долго его кормила. Угодив в такой безмозглый муравейник, как «Такасима», он никак не мог найти себе места. Разумеется, он заранее знал, на что идет. Изгнанный из университета со своими яйцеголовыми студентами, он сам выбрал «Такасиму» как временное пристанище. Только теперь, чтобы выжить, им пришлось освоить «ноу-хау» жизни в общине. И прежде всего — научиться возделывать землю. Ни сам Фукада, ни его ученики, конечно же, ни бельмеса не смыслили в земледелии. Все равно что от меня вдруг потребовать, чтобы я разбирался в ракетостроении. Буквально все — от теории до практики — им пришлось испытать на собственной шкуре. Все нюансы товарного распределения, все прелести режима самообеспечения, все принципы коммунального хозяйства они выучили назубок. За два года, проведенные в «Такасиме», освоили все, что только возможно. В научном смысле слова смышленый подобрался коллектив. Настолько смышленый, что выступил против политики самой общины. В итоге Фукада вышел из «Такасимы» и объявил о создании независимой организации.