Не имея необходимого количества пехоты, немцы отчаянно цеплялись за каждый клочок земли, но союзники стремительно расширяли свой плацдарм. Немцы не могли сдвинуть с места ни одну дивизию, не договорившись предварительно с Гитлером: на все тактические изменения требовалось подтверждение из Берлина. Фон Рундштедт не мог командовать операцией самостоятельно. Все решения принимались лично фюрером. На том же октябрьском допросе 1945 года фельдмаршал фон Рундштедт заметил: «Я мог встать на голову и все равно не имел права сдвинуть с места дивизию, если Гитлер не соглашался с моим мнением». По мере ухудшения ситуации, когда не осталось надежды на помощь дивизий из южной Франции, фон Рундштедт решил пойти по единственно приемлемому пути: отвести свои войска и занять рубеж вдоль Сены, как предсказывали англо-американские штабисты.
В середине июня Гитлер, прилетевший проинспектировать ситуацию во Франции, посетил штаб главнокомандующего войск на западе. В Суасоне состоялось его совещание с фон Рундштедтом и Роммелем. Выслушав мнение обоих командующих о необходимости отступления к Сене, фюрер категорически отверг это единственно логичное решение и приказал удерживать Нормандию любой ценой. В качестве альтернативы сошлись на попытке претворить в жизнь план фон Рундштедта: бронетанковым контрударом вбить клин между британскими и американскими войсками. Для этого планировалось использовать 1-й танковый корпус СС Зеппа Дитриха из трех или четырех танковых дивизий, который в то время оборонялся в Кане, и две свежие танковые дивизии СС (9-ю и 10-ю танковые дивизии СС), перебрасывавшиеся в Нормандию с Восточного фронта. С помощью почти пятисот танков этих пяти или шести танковых соединений немецкое командование отчаянно надеялось перейти в наступление.
С падением Шербура 26 июня на южном направлении оказалось еще больше американских войск; стало ясно, что возможности для их выхода на оперативный простор увеличились. Когда шестью днями ранее американцы рванули через Шербурский полуостров, Гитлер в неистовстве приказывал послать подкрепления в северную часть полуострова на оборону порта. Фельдмаршал Рундштедт вспоминал: «Вместо того чтобы попытаться выдернуть войска из почти захлопнувшегося капкана, Гитлер хотел бросить туда еще больше людей. Разумеется, мы проигнорировали этот приказ».
Тем временем Эйзенхауэр и Монтгомери решили использовать американские бронетанковые войска для прорыва на правом фланге, пока британцы будут оттягивать на себя основные силы немцев на левом фланге близ Кана. Фон Рундштедт понимал свою относительную слабость на западном фланге, однако не осмелился сократить численность войск, оборонявших жизненно важный канский рубеж, ибо в случае его прорыва немецкие армии к западу от Сены были бы обречены. В конце июня он послал против британцев еще три танковые дивизии в дополнение к четырем сражавшимся там.
Подкрепления, только что прибывшие из Бельгии и СССР, состояли из свежих танковых дивизий СС, полностью укомплектованных молодыми фанатиками. В их задачу входила организация контрнаступления, согласованного Гитлером и фон Рундштедтом в Суасоне. Вначале надеялись, что в этой операции сможет принять участие и корпус Дитриха, стоявший в Кане, но через три недели сражений он так ослаб, что решили опираться главным образом на вновь прибывшие войска и рассчитывать на минимальную помощь измотанных танкистов Дитриха.
Британцы снова предпочли мужественно принять лобовой бронетанковый удар. С целью овладения шоссе Кан – Байе в окрестностях Эвреси немцы расположили 250 танков и 100 орудий. Атака под руководством обергруппенфюрера (генерала) Пауля Хауссера, командира 1-го танкового корпуса СС, была назначена на 29 июня. Вот что рассказывает генерал Хауссер об этой атаке:
«Атака была назначена на семь утра, но не успели танки сосредоточиться, как налетели истребители-бомбардировщики. Результат был сокрушительным: наступление началось лишь днем в два часа тридцать минут и быстро захлебнулось. Смертоносный огонь морских орудий Ла-Манша и британской артиллерии уничтожил наш атакующий кулак в районе сосредоточения. Несколько танков, которым удалось вырваться вперед, были без труда остановлены английскими противотанковыми орудиями. По моему мнению, атака готовилась слишком поспешно. Я хотел переждать два-три дня, но Гитлер настаивал на атаке 29 июня».
Так закончилось второе из двух немецких танковых контрнаступлений в Нормандии в решающие июньские дни 1944 года. Оба контрудара планировались против британцев, как и рассчитывали стратеги союзников; оба раза немцы были разгромлены. По ходу дела были уничтожены последние боеспособные войска, имевшиеся в распоряжении немецкого верховного командования на западе. Не менее семи из девяти танковых дивизий в Нормандии разбили свои танки, наткнувшись на мужественное сопротивление британских солдат. К концу июня эти семь танковых дивизий потеряли более трехсот пятидесяти танков[11].
В непрерывных боях с британцами потери личного состава в этих формированиях колебались от двадцати пяти до пятидесяти процентов. План привлечения на восточный фланг фронта лучших немецких войск принес ужасающие результаты. Почти месяц главные танковые силы фон Рундштедта задыхались в полукольце у Кана, истерзанные и способные только упрямо цепляться за пропитанную кровью землю Нормандии, которую фюрер не желал отдавать врагу.
Пока британцы собирали смертную пошлину с немецких танковых сил, американцы изводили немецкую пехоту. Прорыв в Шербуре уничтожил как боевые единицы по меньшей мере три пехотные дивизии; первые огромные толпы немецких солдат и офицеров отправились в скорбный путь в английские лагеря для военнопленных. К концу июня более 50 тысяч немецких военнопленных перестали активно интересоваться битвами вермахта. Большинство из них закончило свою военную карьеру в бетонных бункерах, построенных для защиты порта Шербура.
Глава 17
НЕМЕЦКИЕ СОЛДАТЫ ЕЩЕ НАДЕЮТСЯ
Реакцию среднего немецкого солдата на эти катастрофические события можно назвать сильнейшим изумлением. Убежденные Геббельсом в неуязвимости «Атлантического вала», они вдруг увидели, как он хрупок на самом деле. Геринг говорил им, что американская промышленность способна производить лишь холодильники и электробритвы, а они столкнулись с подавляющим превосходством противника в самолетах, орудиях и танках. Сам Гитлер обещал им секретное оружие, которое уничтожит врага одним ударом, но армагеддона они не дождались, а враг с каждым днем становился все сильнее. Они не верили своим глазам и еще не впали в отчаяние. Их столько лет одурманивали пропагандой, что нелегко было избавиться от ее воздействия. Потребуется гораздо больше времени и страданий, чтобы немецкий солдат наконец очнулся и стал трезво воспринимать окружающую его действительность.
У нас есть возможность познакомиться с испытаниями, выпавшими на долю немецких войск в Нормандии, из первых рук. Отчет написан волевым представителем немецкой аристократии, генералом Фрайгером Генрихом фон Лютвицем, заработавшим впоследствии сомнительную славу. Его презрительно обозвали «чокнутым», когда он потребовал капитуляции американских военно-воздушных сил в Бастони в Арденнах. Лютвиц командовал 2-й танковой дивизией, которая сражалась в окрестностях Комона с начала июня, пока в середине июля ее не сменили. В сверхсекретном документе от 17 июля 1944 года фон Лютвиц передал пришедшей на смену пехотной дивизии следующую информацию:
«...Невероятно сильный огонь вражеских орудий и минометов оказался сюрпризом как для закаленных ветеранов Восточного фронта, так и новичков из пополнения. Хотя ветераны привыкли к обстрелу сравнительно быстро, неопытные новобранцы акклиматизировались лишь через несколько дней. Средняя плотность огня в секторе дивизии составляла 4 тысячи орудийных снарядов и 5 тысяч мин в сутки. Огонь усиливался в несколько раз перед любой, самой незначительной вражеской атакой. Например, в одном случае, когда британцы атаковали сектор двух рот, они, не мелочась, истратили 3500 снарядов за два часа. К тому же они обладали абсолютным господством в воздухе. Они бомбили и обстреливали даже отдельные машины и отдельных людей, постоянно вели разведку нашей территории и корректировали артиллерийский огонь. Всему этому люфтваффе могли противопоставить свое полное отсутствие: в последние четыре недели над позициями дивизии пролетело всего шесть немецких самолетов...
Наши солдаты шли в сражение, подавленные превосходством противника. Они все время спрашивали: «Где люфтваффе?» Это ощущение беспомощности перед беспрепятственно летающими вражескими самолетами оказывало парализующий эффект. Особенно больно было смотреть на новичков, а ведь четырехмоторные бомбардировщики еще не принимали участия в налетах на позиции дивизии. К началу контрнаступления необходимо было вывести войска из состояния стресса. Лучших результатов достигали командиры взводов и отделений, которые бросались вперед с добрым старомодным «Ура!», увлекая за собой неопытных солдат. Возрождение этого призыва к атаке стало ответом на изменение обстоятельств и было узаконено приказом по дивизии. Солдаты никогда не забудут такое начало атаки и с криком «Ура!» будут бросаться в бой снова...»