Танки одной из них 9 июня отправили из Абвиля по железной дороге через Париж. Истребители-бомбардировщики союзников подбивали локомотивы так часто, что танки в конце концов пришлось сгрузить с железнодорожных платформ и отправить к фронту своим ходом. Только 18 июня восемьдесят из ста двадцати танков, отправившихся в путь, кое-как дотащились до фронта в районе Комона. Чтобы преодолеть 300 миль, им понадобилось почти десять суток.
Другому моторизованному формированию, 17-й танковой гренадерской дивизии СС, понадобилось пять суток, чтобы попасть из Туара южнее Луары в Перье на Шербурском полуострове; это около 200 миль. Один из офицеров штаба дивизии предоставил красочный отчет об этом путешествии:
«7 июня наша дивизия получила приказ покинуть район сосредоточения в Туаре и выступить к фронту вторжения в Нормандии. Все с энтузиазмом отнеслись к возможности вскоре снова вступить в бой, радовались тому, что закончилось томительное ожидание.
Колонны наших танков змеями вились по дорогам, ведущим к пляжам Нормандии. А затем случилось нечто неожиданное и непонятное. По всей длине колонны взвились вверх столбы пламени, заклубились цепочки пылевых фонтанчиков. Все бросились из машин и рассыпались по окрестным полям, несколько танков были объяты пламенем. Солдаты потихоньку тянулись назад, бледные и дрожащие, не понимая, как остались живы под яростным свинцовым ливнем. Это было наше первое столкновение с истребителями-бомбардировщиками. О ритмичном марше пришлось забыть, теперь каждый на свой страх и риск пытался выбраться из охваченной огнем колонны. И вовремя. Час спустя все повторилось, только гораздо страшнее. Когда налет закончился, вся дорога была усеяна обломками противотанковых орудий (гордости нашей дивизии), пылающими машинами и обугленным вооружением.
Марш прервали, и все уцелевшие машины спрятали в густом кустарнике и в амбарах. Никто больше не смел высунуть нос на открытое пространство; мы стали осматриваться и увидели, насколько не похожи на себя прежних. Так закончилась наша первая встреча с новым врагом – американцами.
В следующие дни мы поняли, как решительно настроен враг. Отныне мы двигались только ночами и по проселкам, окаймленным живыми изгородями и кустами, где нам встречались бесчисленные обломки, немые свидетельства злого рока, настигшего не только нас. Только через пять дней мы выдвинулись в заданный сектор к востоку от Перье».
Хотя моторизованные соединения тащились к фронту довольно медленно, по сравнению с продвигавшимися черепашьим шагом пехотными дивизиями их можно было назвать резвыми зайцами. По мере уничтожения пехотных резервов, находившихся в зоне боев, необходимо было привлекать дивизии, дислоцированные за прямоугольником Сена – Луара, а у них не было другого транспорта, кроме лошадей и собственных ног. 276-я пехотная дивизия покинула окрестности Байонны (южная Франция) 12 июня. Препятствия в виде разбитых железных дорог, разрушенных мостов и французских партизан (маки) так задержали дивизию, что ее остатки прибыли в Отто в Нормандии лишь 4 июля. На преодоление 400 миль, что возможно по железной дороге за семьдесят два часа, им потребовалось двадцать два дня. Основному составу дивизии пришлось почти треть этой дистанции пройти пешком со скоростью около двадцати миль за ночь.
Поскольку возраставшему давлению противника не смогли противопоставить достаточное количество пехоты, встал вопрос об использовании в ее роли моторизованных дивизий, так как других резервов в наличии не было. Они были вынуждены вгрызаться в плодородную почву Нормандии и держаться на своих позициях до последнего. Разумеется, они уже не могли выполнять свои функции, то есть осуществлять крупномасштабное бронетанковое контрнаступление.
Командир 1-го танкового корпуса СС Дитрих постоянно ссорился с Роммелем из-за расточительного использования его соединений.
Примерно через неделю после начала вторжения Дитрих доложил, что если в течение трех дней он не получит подкреплений своим трем танковым дивизиям, то не может гарантировать защиту позиций вокруг Кана более трех недель. Еще через три дня он снова заявил Роммелю: «Мои войска обескровлены, а я ничего не добился». На что Роммель ответил: «Вы должны атаковать». Дитрих вскинул руки и простонал: «Но какими силами? У нас не хватает войск. Если в ближайшие день-два не подойдут еще восемь – десять дивизий, нам конец».
Настроение Дитриха разделял и главнокомандующий войсками на Западе. За десять дней союзники расширили плацдарм, втиснув в него почти полмиллиона солдат и 300 тысяч единиц техники. Фон Рундштедт прекрасно понимал необходимость немедленных действий. Он планировал оттянуть моторизованные дивизии с линии фронта, перегруппировать их для контрудара, направленного на северный фланг американцев в Сен-Ло, чтобы расколоть британскую и американскую армии.
На октябрьском допросе 1945 года фельдмаршал фон Рундштедт сказал: «Чтобы сконцентрировать достаточно танков для решающего удара, было жизненно важно заменить танковые соединения, брошенные на удержание линии фронта, пехотными. Я рекомендовал Берлину вывести пятнадцать – двадцать пехотных дивизий из южной Франции и по Атлантическому побережью подтянуть их к Луаре. Этими дивизиями я удержал бы позиции вдоль рек Луара и Орн, освободил бы танковые дивизии и использовал их для контрнаступления. Подобный шаг безусловно означал бы уход с французских территорий южнее Луары, и это решение Берлин счел политически невозможным. Не имея в своем распоряжении необходимого количества пехоты, я не мог отвести моторизованные войска, сражавшиеся с союзниками на плацдарме».
На западе оставался последний источник пехоты – 15-я армия из девятнадцати пехотных дивизий, контролировавшая северную Францию и Нидерланды. Сначала фон Рундштедт не хотел использовать эти войска, сосредоточенные в Па-де-Кале. Он получил информацию о том, что в юго-восточной Англии концентрируется для погрузки на суда еще одна англо-американская группа армий. Уверенность во втором десанте в Кале таяла с огромным трудом. Гитлер, фон Рундштедт и Роммель не сомневались в его неотвратимости. Это мнение успешно поддерживал грандиозный план союзников по введению противника в заблуждение: все гавани юго-восточной Англии были забиты судами, будто бы перевозившими американские и канадские войска в район Дувр – Фолкстон, эфир был забит радиограммами, предназначенными для перехвата немецкими войсками и содержавшими стратегические сведения о бомбардировках территорий к востоку от Сены и дезинформацию о намерениях союзников в том регионе. Эти хитрости легко обманули немецкую военную разведку, которая с восторгом уцепилась за подтверждение прогнозов своих лишенных воображения высших офицеров, уверенных в неотвратимости вторжения.
После двух недель тщетного ожидания второго десанта фон Рундштедт и его начальник штаба Блюментрит решили, что свои основные силы союзники сконцентрировали в Нормандии: с точки зрения англоамериканцев нет необходимости рисковать еще раз, когда первый десант оказался успешным. Придя к такому выводу, они рекомендовали Берлину переместить в Нормандию основную массу войск, дислоцированных восточнее Сены, но разрешение на эту операцию не получили. Если в штабе Рундштедта страх перед вторым вторжением пусть в муках, но умирал, в Берлине он оказался бессмертным. Отвергая просьбу Рундштедта предоставить ему дивизии 15-й армии, верховное командование заявило, что вскоре ожидаются главные боевые действия в Па-де-Кале; это на такой поздней стадии вторжения! Гитлер, с самого начала веривший, что англоамериканцы высадятся в Нормандии, теперь передумал и настаивал на укреплении побережья напротив Дувра. Только в начале августа Гитлер согласился с тем, что второго десанта в Па-де-Кале не будет. К тому времени высвобождать дивизии для нормандской операции было слишком поздно: 7-й армии уже ничем нельзя было помочь.
Не имея необходимого количества пехоты, немцы отчаянно цеплялись за каждый клочок земли, но союзники стремительно расширяли свой плацдарм. Немцы не могли сдвинуть с места ни одну дивизию, не договорившись предварительно с Гитлером: на все тактические изменения требовалось подтверждение из Берлина. Фон Рундштедт не мог командовать операцией самостоятельно. Все решения принимались лично фюрером. На том же октябрьском допросе 1945 года фельдмаршал фон Рундштедт заметил: «Я мог встать на голову и все равно не имел права сдвинуть с места дивизию, если Гитлер не соглашался с моим мнением». По мере ухудшения ситуации, когда не осталось надежды на помощь дивизий из южной Франции, фон Рундштедт решил пойти по единственно приемлемому пути: отвести свои войска и занять рубеж вдоль Сены, как предсказывали англо-американские штабисты.
В середине июня Гитлер, прилетевший проинспектировать ситуацию во Франции, посетил штаб главнокомандующего войск на западе. В Суасоне состоялось его совещание с фон Рундштедтом и Роммелем. Выслушав мнение обоих командующих о необходимости отступления к Сене, фюрер категорически отверг это единственно логичное решение и приказал удерживать Нормандию любой ценой. В качестве альтернативы сошлись на попытке претворить в жизнь план фон Рундштедта: бронетанковым контрударом вбить клин между британскими и американскими войсками. Для этого планировалось использовать 1-й танковый корпус СС Зеппа Дитриха из трех или четырех танковых дивизий, который в то время оборонялся в Кане, и две свежие танковые дивизии СС (9-ю и 10-ю танковые дивизии СС), перебрасывавшиеся в Нормандию с Восточного фронта. С помощью почти пятисот танков этих пяти или шести танковых соединений немецкое командование отчаянно надеялось перейти в наступление.