Приблизились наши дозорные к дороге и вдруг сигналят – поднимают над головой автоматы. Приказываю отделению залечь, а сам быстро выдвигаюсь вперед.
– Машина с пушкой, – докладывает Ежиков.
Действительно, слева на дороге виднеется машина. Возле нее толпятся люди. Можно, конечно, тихо перемахнуть через дорогу и двигаться дальше. У нас своя задача. Но что за люди? Шепчу Ежикову:
– Подползем.
Так и сделали. Рядом оказался кустарник, и мы, укрываясь в нем, подобрались к машине совсем близко.
Различаю перед машиной мост. Значит, верно, эта дорога – на Кувшиново, а мост – через Сухой ручей. Группа солдат стоит перед мостом и кого-то уговаривает. Слышу голос:
– И где же твоя сознательность? Мы же на задание едем.
– Сказано, мост взорван, проезда нет. Приказано никого из полка не пропускать, кроме одной машины с офицерами.
– Это ошибка, – убеждает тот же голос, – наверное, приказано нашу машину пропустить.
– Нет, не приказано…
Ежиков наклоняется ко мне и шепчет:
– Да это наши соседи-артиллеристы. Их тоже по тревоге подняли.
Я уже и сам об этом догадался.
А раз перед нами свои – чего скрываться? Поднимаемся с Ежиковым и выходим на дорогу.
– В чем дело? – спрашиваю.
Артиллеристы притихли, удивились нашему появлению.
– Саперы бузят, – отвечает потом командир орудия – высокий такой сержант, фамилии его не знаю. – Мы едем по своему маршруту, а здесь, оказывается, мост «взорвали».
Догадался я, что не зря «бомбили» нас в Муравьином яру, не случайно «выведены» из строя два командира отделения. Не зря и саперов послали на эту дорогу и мост перекрыли. Шевели, мол, солдат мозгами, смекай. Боевая обстановка и не такие гостинцы может приготовить. Ищи выход.
Смекаю. Допустим, думаю, снег в стороне от моста по обе стороны реки можно расчистить. Но через реку как переберешься? Лед-то выдержит машину с пушкой, но спуститься на него с крутого берега метровой высоты не легко, а подняться на другой берег совсем невозможно. И речушка не широкая – каких-нибудь пять метров! Но выход все же есть.
Отозвал я в сторону сержанта артиллериста и спрашиваю, был ли он на прошлой неделе в клубе на вечере встречи с фронтовиками. Сержант, оказывается, был там, но никак не поймет, к чему я веду разговор.
– А помните, – говорю, – как один офицер рассказывал насчет переправы? Автоколонна доставляла боеприпасы и наткнулась на разбомбленный мост. Вот так же зимой. Понимаете?
Тут сержант хлопнул себя рукой по лбу и кричит:
– Идея!
Потом говорит:
– Не зря командир взвода приказал взрывчатку, ломы и лопаты на всякий случай захватить. Сам небось знал, что нас ждет. А я-то!.. Минут сорок топчемся здесь.
– Эх, а еще артиллеристы! – не удержался я, чтобы не упрекнуть сержанта.
– Братцы, помогите! – обращается ко мне командир орудия. – В долгу не останемся, отплатим.
– При чем тут, – говорю, – плата? Взаимная выручка – закон солдата. Но уж разрешите мне здесь распоряжаться. У меня людей больше.
– Сделайте милость, товарищ, не знаю, кто вы по званию и как фамилия, – отвечает артиллерист. Погонов-то моих под маскхалатом не видно.
– Командир отделения Перепелица, рядовой, – представляюсь.
Сержант с удивлением посмотрел на меня, вроде заколебался, но ничего не сказал.
Приказываю Ежикову вызвать к мосту отделение и намечаю план действий; мы расчищаем для машины дорогу по обе стороны реки, трамбуем снег в кюветах, а артиллеристы подальше от моста взрывают лед и из его кусков выкладывают на льду новый «мост» – вровень с берегами настил. К этой работе и мое отделение потом подключилось.
Содрали с реки целый участок льда и рядом со «взорванным» мостом выложили из него ледяной мост. А чтобы он крепким был, двумя брезентовыми ведрами, которые оказались в машине, и банкой из-под бензина носили из проруби воду и поливали ледяное сооружение. Мороз же свое дело делал. Вода замерзала и намертво схватывала куски льда. Даже колесоотбойные бровки сделали по краям моста, чтобы машина не соскользнула.
Наконец, все хозяйство артиллеристов оказалось на противоположном берегу. Но сколько времени утеряно! Небо на востоке совсем покраснело – до восхода солнца недалеко. Зато не близко до высоты с вышкой. Придется нам бежать что есть духу.
Сержант артиллерист подошел к нам и говорит:
– Теперь мы вас выручим. Залезайте в машину. Прямо к тригонометрической вышке доставим.
Кое-кто из моих солдат уже кинулся к грузовику.
– Назад! – скомандовал я. – Ишь какие прыткие пассажиры!.. Забыли приказ: добраться на лыжах?
Я официально отдал честь сержанту: «Езжайте, мол», – и подал отделению команду:
– Становись!
Артиллеристы уехали, а я повел солдат по азимуту. Изо всех сил работали палками, спешили.
В поле уже рассвело, и можно было без опаски стрелой нестись в самый глубокий овраг. Даже ветер, подувший вдруг со стороны города, помогал нам, точно беспокоился, как бы не опоздали солдаты.
Мороз к утру еще злее стал, а нам жарко. Знаю об усталости солдат, но прибавляю шагу. Беспокоюсь, что получим замечание, а командир взвода нехорошо подумает об отделении и обо мне, конечно: плутали, скажет, не умеют еще ходить по азимуту.
Но как ни спешили, а солнце опередило нас. Издалека увидели, как золотые лучи коснулись деревянной вышки, как красный отблеск упал на вершины холмов. Заметил я также, что к высоте с разных направлений подходят цепочки лыжников – это те, кто имел ломаный маршрут.
Горько стало Перепелице. Ведь путь наш был наиболее коротким, а подходим к цели последними.
У тригонометрической вышки собралось много народу. Видать, никакого боя не предстоит – десант, о котором говорили, условный. А мне и солдатам всего нашего отделения невесело – последними ведь подходим.
Но что это? Все, кто стоял у вышки, идут нам навстречу. Насторожился я. Всматриваюсь в идущих и узнаю старшего лейтенанта Куприянова, лейтенанта Фомина. Здесь же и младший сержант Левада (наверное, на машине вместе с начальством прикатил). Рядом с Левадой сержант артиллерист, которого выручали мы сегодня.
Встретились. Доложил я старшему лейтенанту Куприянову о прибытии отделения и хотел было объяснить причину нашей задержки.
– Все ясно, – перебил меня командир роты.
У меня даже сердце дрогнуло. Но раз улыбается старший лейтенант… Вижу, и у Степана Левады лицо светится – вот-вот кинется меня обнимать А командир роты продолжает
– Слава вам, товарищ Перепелица, что отлично владеете солдатской наукой Раз любая задача вам по плечу, буду ходатайствовать о присвоении сержантского звания…
…До самой весны рядом с деревянным мостом через Сухой ручей держался и наш ледяной мост. И солдаты, проезжая мимо него, шутили: «То мост имени Максима Перепелицы».
Против такой шутки я возражения не имею…
«ДУРНЫЕ» ПРИМЕТЫ
Еще солнце не успело сколько-нибудь подняться над горизонтом, а мы уже шагали далеко за городом по асфальтированной дороге. Справа и слева, на обочинах зеленела молодая травка, вспыхивали синие и белые цветочки подснежников. Одним словом, весна! Опять наступает лагерная пора, пора жарких, трудных солдатских будней.
Мы шли в расположение своего будущего лагеря, чтобы подготовить там гнезда для палаток своей роты. Взводную колонну возглавляло отделение, которым командую я – сержант Максим Перепелица. И скажу я вам, приятно шагать в голове колонны, когда перед тобой стелется широкая, гладкая дорога. Идешь по ней и мечтаешь, о чем мечтается.
А впереди виднелась одинокая фигура Янко Сокора – солдата из моего отделения. Он шел с красным флажком в руке и должен был на перекрестках дорог, каких здесь много, останавливать машины и открывать путь нашей походной колонне.
И вдруг я заметил, да и многие солдаты увидели, как впереди Сокора пулей пролетел через шоссе кургузый зайчишка, уши прижал, а сам, как шарик. Миг, и след его простыл среди молодых елочек.
Кто-то из солдат бросил шутку насчет трусливой натуры зайца, но мне не до шуток. Вижу, что с Янко Сокором что-то неладное творится. Оглядывается по сторонам и все топчется на месте, вроде колонну поджидает. Тут только вспомнилось мне, что Сокор верит в дурные приметы. Родился же он и вырос в Закарпатской Украине, при буржуазном строе; некоторые пережитки старого сидят еще в нем. Вот сейчас: перебежал заяц дорогу, и Янко трусит, считает, что это не иначе к беде какой-то. Поэтому не решается первым перешагнуть место, где пробежал заяц.
Когда приблизился строй к Сокору, я кричу ему:
– На каблуки наступим! Почему дистанцию не выдерживаете?