Читать интересную книгу Самозванец - Сергей Шхиян

Единственно, кого мы встречали, это конные разъезды казаков и реже пеших стрельцов, присматривающих за порядком. На нас никто не обращал внимания, и мы без помех вернулись домой. Здесь тоже не оказалось ни одной живой души.

— Пойдем, помоемся, может быть, в бане осталась горячая вода, — предложил я. Выглядели мы после похода не самым лучшим образом, как будто вернулись из дальнего путешествия: одежда грязная, сами пыльные, с лицами в потеках от пота и слез.

Вода в бане действительно была, да и сама она не успела простыть за ночь и утро. Теперь можно было не стесняться, и мы, быстро раздевшись, пошли смывать с себя городскую пыль. Заниматься «глупостями» в неприспособленном помещении не имело смысла, нас ждали более комфортабельные условия, поэтому, кроме мытья, мы почти ничем не занимались.

— Давай я постираю белье и платье, — предложила Наташа, когда мы завершили водные процедуры.

— А во что оденемся?

— Так до избы добежим, все равно ведь никого нет!

Довод был резонный, а одежда грязная.

— Ладно, давай стирать вместе, я тебе помогу, — предложил я.

Наташа удивленно посмотрела на меня, но ничего не сказала. Мы в четыре руки быстро простирнули наши скудные одеяния и, забрав мокрые вещи, вышли из бани. За тот неполный час, что мы мылись, в природе все переменилось. По небу несло низкие черные тучи, свистел ветер, прижимая к земле траву.

— Скорей! — крикнул я и, схватив девушку за руку, бегом потащил к избе. Едва мы оказались внутри, как оглушительно ударил гром. Наташа испугано вскрикнула и прижалась ко мне не успевшим остыть телом. Я подхватил ее на руки и отнес на полати. Наше выстиранное белье оказалось на полу, но в течение получаса мы о нем не вспоминали.

За стенами грохотала гроза, в щелях свистел ветер, а мы предавались бурному празднику плоти.

— Ну, что, был ураган? — спросил я, наконец, отрываясь от этого нежного, страстного великолепия. — Кто выиграл?

— Ты мне скажешь, откуда это узнал? — совершенно трезво, так как будто только что не было страстных стонов и бессмысленных выкриков, спросила она.

— Может быть, когда-нибудь, и скажу, — тем же серьезным тоном пообещал я.

Потом мы опять занимались любовью. До вечера с празднества так никто и не вернулся, так что времени у нас оказалось достаточно, чтобы уморить друг друга ласками. Я, кажется, начал серьезно влюбляться. Не знаю, что чувствовала ко мне Наташа, но внешне у нас складывались самые нежные отношения. Мне было приятно на нее смотреть, обнимать, целовать, ну и все прочее, что бывает между людьми в период первой страсти. Разница в культурах пока никак не сказывалась. Мне было легко и приятно с ней, и ее недавнее прошлое никак не напрягало и не сказывалось на наших отношениях.

— Тебе хорошо со мной? — спросил я, когда ни на что другое, кроме разговоров, не осталось сил.

— Ты сам не видишь? — вопросом на вопрос ответила она. — Я даже не думала, что может быть так замечательно!

Я хотел сказать, что жаль только, что так будет не всегда, но не сказал. Зачем было омрачать первый день нашего нежданного медового месяца.

— Дай я тебя поцелую, — попросил я, уже не в силах переползти на ее сторону полатей.

— Опять? — удивилась она.

— Нет, на сегодня все. Скоро должен вернуться Ваня.

— Он давно с тобой?

— Несколько месяцев. Мальчик сирота, у него никого нет.

— У меня, получается, тоже.

— Расскажи мне о себе, — попросил я. Девушка задумалась. Потом повернулась светлым в полумраке избы лицом, легла на бок.

— Не знаю, что и говорить. Раньше мы жили в Москве в большом доме, но я тогда была совсем маленькой и почти ничего не помню. Батюшка был у царя боярином или кем-то еще, я точно не знаю. Помню только, что мы были очень богатыми, и у нас было много холопов. Потом за что-то попал в опалу…

— Не знаешь, при каком царе?

— Нет, я в царях не разбираюсь. Наверное, при Иване Грозном, это давно было.

Я прикинул, сколько это могло быть лет назад, скорее всего лет пятнадцать. Тогда был самый конец царствования Ивана или начало правления Федора.

— Не знаешь, за что его прогнали?

— Откуда? С девочками о таких вещах не говорят. Мы переехали в деревню. Потом была чума, матушка и все братья и сестры заболели и умерли. Остались в живых только мы с отцом.

Наташа надолго замолчала, вспоминая и переживая то страшное время. Потом продолжила:

— Батюшка после смерти матушки совсем изменился, начал пить хмельное, набрал целый дом холопок, и с ними… Ну, то же, что мы с тобой сейчас делали. Я была уже большая и все понимала.

Наташа опять замолчала, игриво толкнула меня в плечо. Мы поцеловались.

— Про меня батюшка почти не вспоминал. Я жила с кормилицей. В людских знаешь, что делается? Поневоле все узнаешь. Потом встретила соседского сына Афанасия. Мы с ним и слюбились. Он стал говорить, что мы убежим от родителей в Литву и там станем богато жить. Он сделается рыцарем, и у нас будет свой замок. Я, дура, и поверила. Нужно было сначала пойти к попу окрутиться, а потом уже давать. Знал бы ты, какой он был ласковый, как меня уговаривал! Да мне и самой было любопытно попробовать. Вот и допробовалась! Если бы ты не встретился, то осталась одна дорога, в омут головой.

— Может быть, все-таки стоило вернуться к отцу?

— Нет, он меня и раньше не замечал, а после побега и на порог не пустит. А что ты так говоришь, неужто я уже тебе прискучила?

— Глупенькая, — ответил я, притягивая Наташу к себе. — Я, напротив, тебе очень рад, Только жизнь у меня непростая, вдруг тебе со мной не понравится!

— Уже понравилось. Если не прогонишь, с тобой навсегда останусь.

Объяснение в любви, хоть и не совсем обычное, состоялось. После этого мы крепко прижались друг к другу и спали до тех пор, пока нас не разбудил вернувшийся Иван.

Он был так полон впечатлений, что захлебывался от восторга, рассказывая обо всем, что ему удалось увидеть. По Ваниным словам, когда новый царь въехал на Красную площадь поднялся такой вихрь, что всадники падали с лошадей. Потом он видел, как царь в окружении иноземцев входит в Успенский собор.

— Понравился тебе новый царь? — спросил я, выслушав переполняющие юного московита впечатления.

— Понравился! — восторженно ответил Ваня, уже забыв, что совсем недавно был таким же горячим сторонником смещенного Федора Годунова.

— Ладно, иди спать, — сказал я, — надеюсь, завтра празднеств не будет, пойдем покупать себе новую одежду.

Ваня ушел в свою половину, а мы с Наташей, уже отдохнувшие, с новыми силами продолжили свой праздник любви. И занимались этим, пока Наташа неожиданно не уснула.

У меня со сном получилось хуже, я лежал, не в силах унять переполняющие эмоции.

— Ты уже проснулся? — спросила меня девушка на рассвете, едва лишь я на самом деле уснул.

— Что случилось? — подскочил я на полатях, не понимая, что и кто от меня хочет.

— Все в порядке. Я просто подумала, что ты уже выспался, мы же собирались пойти на ярмарку.

— Какую еще ярмарку? — спросил я, безуспешно пытаясь понять, что она имеет в виду. — Ложись, спи, еще очень рано.

— Ладно, — послушно согласилась Наташа, — только кто рано встает, тому Бог подает.

— Что подает? — невнятно поинтересовался я, начиная догадываться, откуда у нее такой интерес к божьим благодеяниям.

— Все, и главное — новую одежду! — смешливо фыркнув, сказала она. — Мы с Ваней уже устали ждать, когда ты, наконец, проснешься!

Пришлось вставать, умываться и идти за обещанными обновками. Мы долго бродили по лавкам, где Наташа взяла на себя все хлопоты по торгу и выбору одежды, я с удовольствием тратил деньги на наряды любимой женщины и наслаждался простыми, скромными земными радостями.

— Пожить бы какое-то время так, бездумно и просто? — размышлял я, слушая уговоры и увещевания купцов и яростный торг из-за каждой копейки раззадоренной спортивным интересом покупательницы. Уже Ваня, получив свою долю обнов, давно вернулся домой, а мы все ходили по лавкам, мерили, подбирали и перебирали, торговались и нагружались все новыми покупками.

Весь остаток дня, после того, как мы вернулись домой, Наташа мерила обновки. У нее тут же нашлись зрительницы в лицах хозяйских дочерей. Так что жизнь у нас кипела, и все вокруг было полно счастливым девичьим смехом. Я ходил, сдерживая, а то и не сдерживая зевки, и поражался, как после таких бурных страстей и бессонных ночей у моей подруги хватает сил интересоваться тряпками!

Меня в тот момент не интересовало ничего! Конечно, не считая самой счастливой обладательницы новых сарафанов, летников, сапожек, понев, платков и прочей ярмарочной дребедени.

Увы, на немецких портных и сапожников, у которых одевались и обувались боярыни московского света, у нас не доставало денег.