Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Все дело в том, — отвечала леди Мюриэл, — чтобы не уронить собственного достоинства.
— Разумеется, это главное! — отозвался Артур. — Ведь это все равно что спорить с картофелиной. Это уж точно будет — прошу прощения за невольный каламбур — удар ниже пояса!
— Не согласен, — заметил я. — Меня не убедил даже твой каламбур.
— Ну, если уж это для вас не аргумент, — заметила леди Мюриэл, — что же тогда может убедить вас?
Я попытался понять смысл ее вопроса: мне мешало назойливое жужжание пчел. Кроме того, в воздухе веяло какой-то странной дремотой, повергающей в сон любую мысль, прежде чем она успеет дойти до сознания. Я мог только сказать:
— Вероятно, все зависит от веса картофелины…
Сказав это, я почувствовал, что моя реплика не возымела ожидаемого действия. Но леди Мюриэл, по-видимому, все же поняла ее.
— В таком случае… — начала она, но затем резко умолкла и прислушалась. — Вы слышите? — сказала она. — Он плачет. Надо поспешить к нему!
— Очень странно! — сказал я себе. — Я думал, что со мной говорит леди Мюриэл. А это, оказывается, Сильвия! — Я опять попытался сказать что-нибудь глубокомысленное. — А как же быть с картофелиной?
Глава двадцать первая
ЗА ДВЕРЬЮ ИЗ СЛОНОВОЙ КОСТИ
— Сама не знаю, — отвечала Сильвия. — Гм! Мне надо подумать. Я вполне могу сходить за ним и одна. Но мне хотелось бы, чтобы вы тоже пошли со мной.
— Ну, тогда позволь мне проводить тебя, — взмолился я. — Уверяю тебя, я хожу так же быстро, как ты.
Сильвия звонко рассмеялась:
— Чепуха какая! — воскликнула она. — Да вы и шага не сможете сделать. Вы ведь лежите врастяжку на спине! Вы в этом ничего не смыслите.
— Я от тебя не отстану, — упрямо повторил я, пытаясь сделать несколько шагов. Но земля почему-то уходила у меня из-под ног, и я топтался на месте, не двигаясь вперед. Сильвия опять засмеял
— Ну, вот! Что я вам говорила! Вы просто не представляете, какой смешной у вас вид: вы размахиваете ногами в воздухе, воображая, будто идете! Подождите минутку. Я спрошу Профессора, как нам быть. — И она постучала в дверь его кабинета.
Дверь тотчас распахнулась, и на пороге показался Профессор. — Кто это плачет? — спросил он. — Надеюсь, это хотя бы двуногое?
— Это мальчик, — отвечала Сильвия.
— Я уж было подумал, что ты его дразнишь.
— Нет, ни за что! — честно призналась Сильвия. — У меня и в мыслях не было дразнить его!
— Ну хорошо. Я должен посоветоваться с Другим Профессором. — С этими словами он вернулся в кабинет, и мы слышали, как он прошептал: «Маленькое двуногое… говорит, что не дразнила его… ну, представителя особого вида, именуемого Мальчик».
— Спроси ее, какого Мальчика, — послышался чей-то голос.
Профессор опять открыл дверь.
— Какого Мальчика ты и не думала дразнить?
Сильвия изумленно поглядела на меня.
— Ах вы мой дорогой! — воскликнула она, привстав на цыпочки, чтобы поцеловать его. Он замер на месте. — Боже, вы меня совсем запутали! Знаете, есть множество мальчишек, кого я и не собиралась дразнить!
Профессор вернулся к своему другу; через мгновение тот же голос произнес:
— Скажи ей, пускай приведет их сюда — всех-всех!
— Не могу и не хочу! — воскликнула Сильвия, едва Профессор опять показался на пороге. — Кричал Бруно: он мой братик. Пожалуйста, отпустите нас. Понимаете, он не может идти сам: видите ли, он… он спит. — Последние слова — шепотом, чтобы я не разволновался. — Позвольте нам пройти через Дверь из Слоновой Кости!
— Пойду спрошу его, — отвечал Профессор, скрывшись за дверью. Через какой-то миг он вернулся. — Он разрешил. Идите за мной, но только на цыпочках.
Как оказалось, самым трудным для меня было как раз не идти на цыпочках. Пока Сильвия вела меня через кабинет, мне едва удавалось коснуться пола.
Профессор шел впереди, чтобы открыть нам Дверь из Слоновой Кости. Я едва успел взглянуть на Другого Профессора, который сидел спиной ко мне и читал. Пропустив нас, Профессор запер за нами дверь… Бруно, бедный Бруно стоял, прижав ручки к лицу, и горько плакал.
— Что случилось, милый? — спросила Сильвия, нежно обнимая его за шею.
— Я уфасно, просто уфасно ушибся! — всхлипывая, отвечал малыш.
— Какая жалость! И как же это тебя угораздило ушибиться?
— Я хотел кое-что сделать! — отозвался Бруно, улыбаясь сквозь слезы. — Думаешь, никто, кроме тебя, ничего не умеет, да?
Дело начало понемногу проясняться. Бруно принялся рассказывать.
— Давай же послушаем его! — предложил я.
— Я ударился ногой о ее голову и поскользнулся… — начал Бруно.
— А как твоя нога оказалась около этой злополучной головы? — вставила было Сильвия, но напрасно.
— Я поскользнулся на берегу, перекувырнулся через камень, и тот, противный, ушиб мне ногу! А еще я наступил на Пчелу, и она ужалила меня в пальчик! — Тут бедный малыш опять захныкал. Полный перечень его страданий оказался слишком длинным, и чувства Бруно не выдержали. — Но я же не нарочно наступил на нее, честное слово! — добавил он, всхлипывая.
— Этой вредной Пчеле должно быть ужасно стыдно! — строго заметил я. А Сильвия тем временем обняла раненого героя и принялась целовать его до тех пор, пока слезинки на его щеках не высохли все до единой.
— У меня пальчик болит! — прохныкал Бруно. — И зачем только здесь эти противные камни, а? Вы случайно не знаете, сэр?
— Они могут на что-нибудь пригодиться, — отвечал я, — даже если мы пока что не знаем, для чего именно. Ну, например, для чего нам одуванчики, а?
— Обдуванчики?! — переспросил Бруно. — О, это просто замечательная вещь! Они такие добрые. А камни — ни капельки. Хотите одуванчиков, господин сэр, а?
— Бруно! — укоризненно прошептала Сильвия. — Разве можно одновременно говорить «господин сэр»?! Вспомни, чему я тебя учила!
— Ты говорила, что я должен говорить «мистер», если речь идет о ком-нибудь, и «сэр», если я к кому-нибудь обращаюсь.
— Верно, но ни в коем случае не «господин сэр»!
— А у меня они как-то сами собой выскочили, мисс Привередина! — победоносно воскликнул Бруно. — Я хотел поговорить с Джентльменом. Поэтому я и сказал «господин сэр».
— Ну, не беда, Бруно, — успокоил его я.
— Да, конечно, не беда! Сильвия просто ничегошеньки не смыслит в этом, вот и все!
— Право, на всем свете не найти такого несносного мальчишки! — проговорила Сильвия, прищурившись, так что ее сверкающие глаза стали почти невидимыми.
— И другой такой заносчивой девчонки — тоже! — возразил Бруно. — Пойдем и нарвем обдуванчиков. Она их очень любит! — добавил он свистящим шепотом, обращаясь ко мне.
— Почему ты упрямо говоришь «обдуванчики», Бруно, а? Ведь правильно — «одуванчики».
— Потому что у него такой заскок, — со смехом заметила Сильвия.
— Верно, — признался малыш. — Сильвия говорит мне разные слова, а я тем временем прыгаю, вот они и заскакивают мне в голову и скачут там, пока не улягутся!
Я сделал вид, что вполне удовлетворен таким объяснением.
— А не могли бы вы нарвать обдуванчивов и мне?
— Пожалуйста, сколько угодно! — воскликнул Бруно. — Пошли, пошли, Сильвия! — И счастливые дети пустились бегом, преодолевая заросли трав с легкостью и грацией молодых антилоп.
— Выходит, вы так и не нашли обратной дороги в Чужестранию? — спросил я Профессора.
— Вовсе нет, нашел! — отозвался он. — Правда, на Чудакинг-стрит мы так и не попали, зато я нашел другой путь. С тех пор я успел несколько раз сбегать туда. Видите ли, я как автор нового закона о денежной реформе должен присутствовать на Выборах. Император оказал мне милость, высказав пожелание, что ее инициатором должен выступить я. «Сделаем так, и будь что будет» (о, я слово в слово помню повеление Императора!), «а если окажется, что Правитель жив, я призываю вас всех в свидетели, что сама мысль о денежной реформе принадлежит Профессору, а не мне!» Правда, еще никогда мне не была оказана столь высокая честь! — После этого признания по щекам бедного реформатора покатились слезы, причем далеко не все они были слезами радости.
— А разве считается, что Правитель умер?
— Да, такова официальная точка зрения, но, если хотите знать, я ей не верю! Слишком уж ненадежны доказательства: кто-то что-то сказал, кто-то что-то слышал. Какой-то бродячий Шут с Пляшущим Медведем (однажды он каким-то образом сумел проникнуть во Дворец!) рассказывал придворным, что он будто бы пришел из Сказколандии и что Правитель якобы внезапно умер. Я хотел бы, чтобы его допросил Вице-Правитель, но они с Госпожой, как нарочно, куда-то исчезали, стоило только появиться Шуту. Увы, считается, что Правитель умер! — И по щекам старика опять покатились слезы.