О, это был счастливый день! День, когда Кингмен наехал на нее. "И фигурально, и в прямом смысле", — подумала она, погружаясь в пену по самые плечи, оставив открытой лишь шею, по длине сравнимую разве что с жирафьей.
— Я однажды не осилю эту чертову лестницу. Она меня просто доконает, — пыхтя произнес Кингмен и всем весом навалился на косяк.
Ой-ой-ой! Она забыла, что у него есть ключ.
— Забавно. То же самое сказал Фредерик. — Флинг выпростала руку из воды.
— Вставай, моя малышка. "Вступи, мой друг, в сей грешный мир!" — Кингмен подхватил полотенце и ухмыльнулся.
— О-о-о, мы сейчас поедем с тобой в центр? — взвизгнула от радости Флинг.
— Нет, мы же с тобой засекречены, детка, неужели ты позабыла? Никто не должен знать о нас, — Кингмен наклонился к ней.
— О-о-о, я совсем забыла, тогда перейдем на шепот; только подойди поближе, сладкий мой, — сказала она, притягивая его за ухо и брызгая на него водой.
— Ты меня вымочишь! — закричал Кингмен, пытаясь увернуться. — Нет, только не здесь. Я не переношу этого места. Тут теснотища, как в какой-нибудь Никарагуа.
Флинг не мешкая встала в своей лохани; на лице у нее было выражение озадаченности: она пыталась вспомнить, где же находится эта самая Никарагуа? В верхней части города или в нижней? Уж не рядом ли с "Трибекой"?
Кингмен замотал головой и пожал плечами. Он не переносил ее озадаченного вида: это означало, что Флинг думает. Он же предпочитал, чтобы она этого никогда не делала. Она поднялась и вышла из ванны, как журавль — белый, элегантный, курлычащий, руки разведены, как крылья у птицы перед полетом.
Она знала, что Кингмен смотрит на нее, и просто не могла не пококетничать, но, когда он подхватил ее на руки, забеспокоилась:
— Кингмен, твоя спина…
— Моя спина — ей поцелуй цена. То, что не сломано, того не починишь. Плюс в моем полном распоряжении целая обойма лучших ортопедов города. Так что чувствуй себя спокойно, сиди и не трепыхайся.
— И все же, что это за "грешный мир", в который мы собрались? — Она прильнула к нему, залив костюм Кингмена пеной "ФЛИНГ!"
— Чердак! — важно сказал он. — Мы отправимся сейчас вверх по твоей проклятой лестнице. На верхний этаж этого сарая.
Она выскользнула из его рук, как рыбка, и, отбросив в сторону полотенце, нагая помчалась вверх по лестнице.
Он посмотрел ей вслед с широкой ухмылкой, радуясь тому, что не придется тащить наверх через два лестничных пролета сто восемнадцать фунтов живого веса.
— Но там, наверху, ничего нет, — сказала она, взбежав на лестничную площадку четвертого этажа. — Ничего, кроме пустого склада, насколько я помню.
Она задумчиво поглядела на последний лестничный марш.
— Вот именно, насколько ты помнишь. Тебе это понравится. Это что-то вроде чердака у художников. Только сегодня закончено. Парень из моей конторы работал.
— О-о, Кингмен… Я так волнуюсь.
— Да уж. Теперь по крайней мере у нас будет место, где мы сможем заниматься любовью не только стоя, — пропыхтел он, самодовольно осклабившись.
— Но, Кингмен, — озабоченность затуманила ее лицо, — как же ты будешь забираться на такую высоту по всем этим лестницам. Ты же так их ненавидишь?
— Лифтер из фирмы "Отис" придет утром.
Она прыгнула вверх и вниз, инстинктивно прикрыв ладонями грудь, но начисто забыв, что все прочее остается открытым.
Тяжело дыша, он карабкался за ней по пятому маршу лестницы и все же улыбался. На черта ему теннис или аэробика, если у него есть такая женщина?
Он поднялся и встал в шаге от нее.
— О-о, Кингмен… Но ведь квартирная плата будет просто сумасшедшей! Целый этаж!..
— У нас будет время обсудить этот вопрос. Дело в том, что я новый владелец дома.
Как-нибудь попозже он поставит ее в известность, что купил дом на ее имя — ни к чему, чтобы это дошло до Джойс Ройс, которая сует свой не в меру длинный нос во все его дела, а теперь еще и в ЭТО дело. Достаточно, что она в курсе его отношений с Тенди. Тем более незачем знать об этом жене, Энн, особенно в том случае, если она однажды решит отплатить ему по всем счетам. И вообще, велика ли цена этой груде кирпича, если внутри его будет ждать такая женщина?
В этот момент ему приходилось думать и о других вещах.
Он в полном безмолвии отодвинул четыре засова — обязательная принадлежность всякого жилья в деловом центре Нью-Йорка. Сердце у него бешено стучало в груди — скорее от предвкушения, чем от перенапряжения, хотя ему пришлось пройти такой утомительный переход с полотенцем в руках.
Ого-го, Флинг выглядела грандиозно в своем первозданном наряде. Его глаза неотрывно следовали за длинным телом, вихрем проносящимся по обширному, фантастически оформленному пространству. Флинг была похожа на дриаду, резво скачущую по лесной чаще.
Дизайнер из кингменовской конторы разместил декоративные деревья по комнате с таким расчетом, что они производили впечатление растущих прямо из пола, и добавил к ним минимальную обстановку — диванные пуфики и ложные коринфские колонны, исполнявшие роль столиков.
— Взгляни, — сияя от гордости, сказал Кингмен. — Живые. Все эти чертовы деревья — живые. Точь-в-точь, как ты и хотела.
— О, Кингмен, — промурлыкала она, исполняя на пятках пируэт, донельзя довольная, что он запомнил ее слова о желании охранять тропические леса. — Давай выглянем наружу.
— Нет, — чуть осипшим голосом, но твердо произнес он. — Ты сможешь сделать это позже. Когда я уйду.
Он погрозил ей пальцем.
— Давай лучше поглядим на тебя.
Эта чертова красивая тварь была обнаженной. Проклятье, но она вечно была обнаженной. Даже когда дефилировала по подиуму, представляя очередной шедевр какого-то кутюрье, она оставалась обнаженной. Можно было видеть эти груди, эти бедра, каждую линию этого тела, возродившего былую славу пышных форм. Сквозь прозрачные платья и наряды типа "погляди-в-разрез-я-вся-как-на-ладони", которые она рекламировала в последние дни, можно было до мельчайших деталей разглядеть ее безупречное тело. "Черт возьми, это все равно, что иметь роман с богиней", — подумал Кингмен.
Да, он родился со счастливым концом. Этой богине следует стоять на пьедестале, и чтобы остальные завистливые бизнесмены могли на нее смотреть, но только ОН имел возможность прикасаться к ней. Пусть все эти ублюдки-недоумки завидуют ему.
Ее глаза заискрились озорством, и она с улыбкой посмотрела на него сверху вниз. Рот Флинг сложился в сексуальную, капризную гримасу, которая всегда приводила его в экстаз. Ее улыбка и счастливо-беспечная раскованность были заразительны. Достаточно было оказаться рядом с этой женщиной, чтобы поднялось настроение. "Какая краля! — подумал он. — МОЯ краля".