Я решил, что если услышу это сейчас, то просто рассыплюсь на кусочки.
Необходимо было что-то предпринять. Двигаться. Я вышел из кафе и остановился на улице Декатур.
Через две минуты мне стало жарко и страшно, меня затолкала суетившаяся толпа. Мое место никто не успел занять, и я почувствовал сильный соблазн прокрасться обратно. Я сидел бы тихо, никого не трогал; просто сидел бы там и пил, пил. Я стал бы ценным прибавлением к интерьеру, чувствовал я: рекламный турист, нанятый городскими властями, чтобы продемонстрировать всем и каждому, как здесь прекрасно можно провести время.
Но тут парень с трубой затянул переложение «Smells Like Teen Spirit»[10] и мне действительно пришлось уйти.
Я неторопливо побрел по Декатуру в направлении рынка, стараясь решить, сделать ли мне то, что я замыслил. Рита-Мэй работала в одном из магазинов на этом участке улицы. Я забыл название, но знал, что он имел какое-то отношение к кулинарии. Его будет нетрудно найти. Но нужно ли искать? Может быть, мне следует просто развернуться, уйти из квартала и отправиться в «Кларион», где проходила конференция. Я нашел бы людей, которые мне симпатичны, поболтался бы там немного, выслушивая шуточки о Стиве Джобсе.[11] Забыл бы о Рите-Мэй, провел бы благоразумно оставшиеся несколько дней и улетел бы домой, в Лондон.
Но я не хотел этого. Предыдущий вечер оставил на мне эмоциональные татуировки, моментальные снимки желания, которые не побледнели в утреннем свете. Морщинки у ее глаз, когда она улыбалась; баюкающий южный ритм ее речи; скользящий тон, кончик языка, слизывающий соль с краев бокала. Когда я закрывал глаза, то, кроме легкого тревожного головокружения, я чувствовал кожу ее ладони, словно она еще покоилась в моей руке. Так что я оказался идиотом-туристом. Идиотом-туристом, искренне привязавшимся к ней. Может быть, этого будет достаточно.
Первые два магазина я с легкостью отбросил. В одном продавались лоскутные одеяла, изготовленные индейцами-ремесленниками; в следующем — деревянные игрушки для тех родителей, которые еще не поняли, как сильно их дети нуждаются в компьютерных играх. В окне третьего было выставлено несколько наборов специй, но преобладали другие сувениры. Это место не походило на магазин, который описывала Рита-Мэй, но я собрался с духом и спросил о ней. Здесь не работала женщина с таким именем. Следующий магазин оказался кондитерской, за ней тянулось пятьдесят футов незастроенного пространства — двор ресторана, находившегося дальше по улице.
Магазин, располагавшийся после ресторана, назывался «Орлеанская кладовка», под вывеской было выведено кистью: «Все необходимое для приготовления блюд каджунской кухни». Мне показалось, что это именно то самое место.
Я хотел увидеть Риту-Мэй, но при одной мысли о том, чтобы войти внутрь, меня охватил ужас. Я отошел на противоположную сторону улицы, в надежде сначала разглядеть ее через стекло витрины. Не знаю, каким образом это могло бы мне помочь, но в тот момент идея показалась мне неплохой. Я выкурил сигарету и некоторое время понаблюдал за магазином, но безостановочная процессия машин и пешеходов не позволяла мне ничего разглядеть. Несколько минут я спрашивал себя, почему же я не иду на заседание и не слушаю скучные, беззлобные дискуссии, как все остальные. Это не помогло. Докурив сигарету до фильтра, я погасил окурок и снова перешел дорогу. Даже вблизи трудно было разглядеть что-либо сквозь стекло, из-за большой и экстравагантной выставки товаров на витрине. И я ухватился за ручку, открыл дверь и вошел.
Внутри стоял жуткий шум, помещение было забито потными людьми. Блюз-оркестр, по-видимому, пустил в ход второй ряд усилителей, и все зрители за столиками аплодировали и свистели. Перед глазами мелькали красные лица и мясистые руки, и в какой-то момент мне показалось, что лучше будет просто повернуть обратно и укрыться в туалете. Там было тихо и прохладно. Я провел в уборной десять минут, умываясь холодной водой и пытаясь прийти в себя после выкуренной сигареты с марихуаной. Пока я стоял, стараясь вспомнить, где наш столик, меня охватило наваждение — я представил себе еще несколько заманчивых мгновений у раковины.
Но тут я заметил Риту-Мэй и понял, что должен идти. Частично из-за того, что она попала в затруднительное положение в компании программистов, которые не пощадят и родную мать, но главным образом потому, что возвращение к ней показалось мне еще более заманчивым, чем умывание.
Я осторожно пробрался через толпу, остановившись на полпути, чтобы позвать официантку и заказать еще выпивки. Очевидно, мы нуждались в спиртном. Мы явно выпили недостаточно. Увидев меня, Рита-Мэй бросила мне благодарный взгляд. Я рухнул на стул рядом с ней, нечаянно чуть не просверлил глазами Дэйва Триндла и зажег очередную сигарету. Затем предпринял неуклюжую, но необходимую попытку освежить унылую атмосферу: повторил последнюю фразу, которую произнес перед тем, как начать марафонский забег в туалет.
— Критический момент, — сказал я.
Рита-Мэй снова улыбнулась, возможно оценив умственные усилия, которые я призвал на помощь.
— В каком смысле? — спросила она, наклонившись ко мне и закрыв собой остальную компанию.
Я моргнул и разразился самым претенциозным монологом, который когда-либо произносил.
Я говорил, что жизнь принимает странный оборот, что оказывается, ты можешь встретить кого-то, с кем чувствуешь себя как дома, кто ломает все стереотипы. Кого-то, кто заставляет все банальные, застойные мысли и чувства улетучиться в одно мгновение и дает возможность пережить волшебные моменты: сидеть рядом с незнакомым человеком и понимать, что он нужен тебе больше всего на свете.
Я говорил около пяти минут, затем смолк. У меня превосходно получилось, и не в последнюю очередь потому, что я говорил правду. Я действительно так думал. В первый раз за всю жизнь я нашел верные слова и передал ими то, что хотел передать. Несмотря на хмель, наркотики и поздний час, я высказал это.
И в то же время меня охватило ужасное ощущение: здесь что-то не так.
Например, это не кулинарный магазин.
Быстро оглянувшись на дверь, я увидел, что за окном не день. Небо было темным, улица Бурбон забита ночными гуляками. Мы сидели вместе с программистами в Абсент-баре, на мне была вчерашняя одежда, и роза Риты-Мэй по-прежнему торчала у нее за ухом.
Короче, была вчерашняя ночь.
Продолжая рассказывать Рите-Мэй о своем непреодолимом желании быть с ней, я почувствовал, как ее ладонь скользнула в мою. На этот раз наши руки не прятались под столом, но мне было все равно. Меня беспокоило совсем другое: воспоминание о том, как я стоял напротив Cafe du Monde и желал снова прикоснуться к ее руке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});