Я свернулся калачиком рядом с Эммой на опушке леса. Мы уже начинали дремать, как вдруг рядом послышались шаги. Открыв глаза, я никого не увидел. Это снова вернулся Миллард, проведя вечер в разговорах с цыганчонком.
— Он хочет уехать с нами, — произнес Миллард.
— Кто? — сонно пробормотала Эмма. — Куда?
— Мальчик. С нами.
— И что ты ему сказал?
— Я сказал ему, что это неудачная идея. Но я не сказал «нет».
— Ты же знаешь, что мы не можем больше никого брать, — ответила Эмма. — Он будет нас задерживать.
— Я знаю, знаю, — откликнулся Миллард. — Но он исчезает очень быстро, и ему страшно. Очень скоро он будет полностью невидим. Он боится, что когда-нибудь отстанет от табора, а цыгане этого даже не заметят, и он будет обречен вечно скитаться в лесу среди волков и пауков.
Эмма застонала и повернулась на бок лицом к Милларду. Она понимала, что он все равно не оставит нас в покое, пока мы не решим, как быть с мальчиком.
— Я знаю, что это его очень огорчит, — произнесла она. — Но это действительно невозможно. Прости, Милл.
— Что ж, спасибо за прямоту, — угрюмо ответил Миллард. — Я так ему и скажу.
Он встал и ушел, бесшумно ступая по густой траве.
Эмма тяжело вздохнула. Некоторое время она беспокойно ворочалась с боку на бок.
— Ты поступила правильно, — прошептал я. — Очень трудно быть человеком, от которого все ожидают окончательных решений.
Она промолчала, но перестала ворочаться, положив голову мне на плечо. Постепенно мы уснули, убаюканные шепотом ветвей, раскачиваемых ветром, и шумным дыханием лошадей.
* * *
Сон мой был некрепким и беспокойным. Я провел ночь, как и весь предыдущий день, спасаясь от стаи кошмарных собак. К утру я окончательно выбился из сил. Мои ноги и руки были ватными, а голова тяжелой. Возможно, я чувствовал бы себя лучше, если бы вообще не ложился спать.
Бехир разбудил нас на рассвете.
— Подъем, syndrigasti! — кричал он, раздавая ломти черствого как камень хлеба. — Выспитесь на том свете!
Енох громко постучал своим куском хлеба по камню.
— С таким завтраком мы можем оказаться там довольно быстро!
Бехир с улыбкой взъерошил волосы Еноха.
— Не ворчи! Где твое хорошее настроение?
— В стирке, — ответил Енох, с головой укрываясь одеялом.
Бехир дал нам десять минут на то, чтобы мы подготовились к отъезду. Он собирался исполнить свое обещание и доставить нас в город к первому утреннему поезду. Я вскочил, добрел до ведра с водой и плеснул на лицо, после чего почистил пальцем зубы. О, как же мне не хватало моей зубной щетки. Я также истосковался по зубной нити, дезодоранту с ароматом океанского бриза и был готов на многое ради возможности заглянуть в один из магазинчиков «Смарт-Эйд».
Королевство за смену белья!— мелькнула мысль.
Пока я пальцами вычесывал из волос клочки сена и вгрызался в кусок несъедобного хлеба, цыгане и их дети наблюдали за нами с таким грустным видом, как будто знали, что ночное веселье стало последним аккордом нашего благополучия и, покинув табор, мы отправимся на смерть. Я попытался подбодрить одного из них.
— Все хорошо, — улыбнулся я маленькому мальчику, который, казалось, едва не плакал. — У нас все будет хорошо.
Он посмотрел на меня своими огромными встревоженными глазами, как будто я был говорящим привидением.
Цыгане взнуздали восемь лошадей — по одной для каждого из нас. Лошади должны были доставить нас в город гораздо быстрее, чем кибитка. Но мне было очень страшно.
Я был, наверное, единственным относительно богатым ребенком Америки, который никогда не сидел на лошади. Так случилось не потому, что я не считал лошадей прекрасными величественными созданиями, лучшими из животных и так далее и тому подобное. Просто я не верил, что животные мечтают о том, чтобы люди взгромождались им на спину и ездили на них верхом. Кроме того, лошади были очень большими и мускулистыми и имели крупные зубы. Они смотрели на меня так, будто знали, что я их боюсь, и надеялись, что им представится возможность ударить меня копытом по голове. Не говоря уже о том, что у лошадей не было поясов безопасности или каких-либо других систем фиксации. Зато лошади могли двигаться почти так же быстро, как автомобили, при этом трясло их пассажиров гораздо сильнее. Поэтому подобные занятия представлялись мне весьма нежелательными.
Разумеется, ничего такого вслух я произносить не стал. Я просто стиснул зубы, отчаянно надеясь на то, что мне удастся уцелеть и умереть позже гораздо более интересным способом, чем от падения с лошади.
Буквально с первых возгласов «но!» лошади пустились в галоп. Я и думать забыл о чувстве собственного достоинства и мертвой хваткой вцепился в парня, позади которого меня усадили. Он стегнул коня так быстро, что я не успел даже помахать на прощанье собравшимся провожать нас цыганам. Впрочем, это было даже к лучшему, поскольку прощаться я никогда не умел, а в последнее время моя жизнь превратилась в нескончаемую череду расставаний. Прощайте, прощайте, прощайте, — стучало у меня в висках.
Мы скакали и скакали. Я изо всех сил сжимал бедрами лошадь, отчего мои мышцы быстро занемели. Бехир скакал впереди, а в седле позади него сидел его странный сын. Мальчик ехал с прямой спиной, опустив руки, и уверенной осанкой являл удивительный контраст со своим обликом прошлой ночью. Среди цыган он находился в своей среде, и бояться ему тут было нечего. Мы ему были не нужны.
Постепенно мы перешли на рысь, и я набрался смелости, чтобы отклеить лицо от спины наездника и окинуть взглядом пейзаж. Лес уже сменился полями. Мы спускались в долину, посреди которой раскинулся город, с этой возвышенности казавшийся крошечной почтовой маркой в окружении бескрайних зеленых просторов. С севера к нему приближалось длинное пушистое многоточие — дымное дыхание поезда.
Бехир остановился, немного не доехав до городских ворот.
— Дальше мы не поедем, — произнес он. — В городах нас недолюбливают. Незачем, чтобы вас видели в нашем обществе.
Мне трудно было представить, кому мешают эти добрые и искренние люди. С другой стороны, такие же предрассудки заставили отстраниться от общества и странных людей. Таковы были законы этого грустного мира.
Мы спешились. Я стоял позади всех, надеясь, что никто не заметит, как у меня дрожат ноги. Мы уже собирались уходить, как вдруг сын Бехира спрыгнул с отцовской лошади с криком:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});