Существенную помощь в данном плане оказал послу управляющий «Нэйшнл Сити банка» Мезерв, уже давно окопавшийся в Петрограде, обросший связями и знакомствами. Правда, достичь соглашения об открытии филиала своего банка в России ему еще не удалось, все зависло на уровне переговоров. Но Мезерв по сути произвел полномасштабную экономическую разведку. Что имеется у русских? Где? Какие предприятия могут принести большую выгоду? А в плане борьбы с конкурентами Френсису подыграли англичане и французы, когда на Парижской торговой конференции откровенно проявили свои «аппетиты». Американский посол тут же развил бурную деятельность, предупреждая российское правительство, двор, Думу об опасности — очутиться после войны в полной зависимости от западноевропейских держав.
Вместо этого Френсис предлагал «дружескую помощь» США, выложив перед царскими министрами целый пакет подготовленных в Вашингтоне проектов. Которые и впрямь сулили самую широкая поддержку нашей армии и промышленности. А за «помощь» Америке следовало «всего лишь» предоставить в России «особые права». Концессии ключевых железных дорог, месторождений полезных ископаемых, свободный ввоз товаров и торговлю… Словом, чтобы не попасть в зависимость от Англии и Франции, предлагалось превратить нашу страну в американский рынок сбыта и сырьевой придаток. Правительство такие проекты, ясное дело, отвергло. Но посол, вроде бы, даже не очень расстроился. Вероятно, предложения были «пробным камнем», тоже своего рода разведкой. Френсис готов был удовольствоваться меньшим. Так, обе стороны сочли полезной прокладку прямого кабеля для телеграфного сообщения между Россией и США, расходы делились пополам. Через Барка была достигнута договоренность о поощрении деятельности американских компаний в России. А для улучшения взаимопонимания между народами, для распространения за океаном истинных, а не искаженных сведений о наших делах, царское правительство создало в США Русское информационное бюро (РИБ).
Да, к взаимопониманию с Западом Россия стремилась искренне. И, несмотря на все подлости, допущенные союзниками по отношению к ней, царь продолжал воевать по-рыцарски. В марте 1916 г. наступление наших войск у оз. Нарочь опять выручило французов, которым приходилось совсем худо под Верденом. В июне прорыв Брусилова спас разгромленную Италию. Для западных держав, в отличие от победоносной России, кампания 1916 г. обернулась только колоссальными потерями. Что в общем-то не мудрено. В новых, изменившихся условиях войны, французское и британское командование действовать так и не научилось. Засыпав противника снарядами, тупо гнало свои дивизии в лобовые атаки. Прорыв не удавался, но неудачных операций упрямо не прекращали, гнали все новые соединения неделю за неделей, по несколько месяцев подряд. В побоищах под Верденом и на Сомме союзники положили 1,2 млн своих воинов.
В результате Франция совсем пала духом. Среди населения и в армии царили уныние и обреченность. А правительство в панике обратилось к царю с просьбой прислать на помощь повыбитым французам русских солдат. Запрашивали аж 400 тыс. человек. Такое количество Николай II и генерал Алексеев посылать отказались. Но и в этом случае союзников в беде не бросили. Было решено направить во Францию 4 бригады по 10 тыс. штыков. Не для пополнения союзных армий нашими воинами, а в большей степени для моральной поддержки. В апреле в Марсель прибыла первая бригада, в августе-сентябре еще три. И цель операции была достигнута. Во французском обществе произошел перелом настроений — наших солдат забрасывали цветами, носили на руках. Кричали:
«Русские с нами! Россия нас не оставит!»
Французский народ вновь воспрянул духом, готов был продолжать войну…
Но уже осенью 1916 г. отношение на Западе к нашей стране стало вдруг необъяснимо меняться. Началось с того, что Франция и Англия, вопреки возражениям нашего командования, сосватали вступить в войну Румынию. Немцы, болгары и австрийцы мгновенно разнесли ее в пух и прах. И русским пришлось спасать еще и румын, растягивая фронт на 600 км. Но французская и британская пресса обрушили шквал обвинений на Россию, обвиняя ее в… предательстве Румынии. Дескать, царь не помог вовремя несчастной «маленькой стране», не послал достаточного количества войск. О том, что именно русские ценой больших жертв и напряжения спасли то, что еще оставалось от Румынии, разумеется, умалчивалось. В общем, закулисным силам, которые готовили в это время удар в спину России, требовалось срочно погасить симпатии к ней, возникшие было в западном обществе.
Не сидели сложа руки и революционеры. Русские части, отправленные за рубеж, несли службу по правилам, принятым во французской армии. Солдатам предоставлялись выходные, периодически они получали отпуска, могли съездить в Париж и другие города. А когда они попадали в тыл, к ним подходили «земляки». Заговаривали по-русски, приглашали зайти домой на чашку чая, на рюмочку водки. И разъясняли, что царское правительство «продало» их иностранцам в качестве «пушечного мяса». Предлагали почитать газеты, где обо всем этом ясно сказано. Естественно, на чужбине, где все незнакомо, «земляки» и их газеты на родном языке вызывали интерес… Результатом подрывной работы стал бунт в лагере Майи, разбушевавшиеся солдаты убили подполковника Краузе. А при расследовании обнаружилось, что среди них давно уже распространяется газета Троцкого «Наше слово».
Между прочим, русские дипломаты и военные представители во Франции неоднократно обращали внимание французских властей на открытую деятельность революционеров и их издания, но никаких мер не принималось. Теперь же случай был слишком вопиющим. Петроград потребовал от Франции ареста Троцкого и экстрадиции на родину, как подданного России. И даже в такой ситуации за Льва Давидовича пытались заступаться видные французские деятели вплоть до министров и депутатов парламента. Сам же он вел себя нагло, заявлял, что его газету подбросили солдатам «агенты охранки». Он и издание «Нашего слова» не стал сворачивать. Очевидно, был уверен, что очередной раз сойдет с рук. 16 сентября 1916 г. 2-е Бюро французской Сюрте Женераль доносило, что он «продолжает русофобскую и пораженческую агитацию при подозрительных обстоятельствах».
Вероятно, в 1915 г. и впрямь для него все обошлось бы, спустили бы дело на тормозах. Но осенью 16-го с усилившейся Россией нельзя было не считаться. И Троцкого все же арестовали. Хотя на родину выдавать не стали. Ограничились всего лишь высылкой из Франции. Но куда высылать-то? После случившегося скандала страны Антанты — Англия, Италия, были для него закрыты. А из-за российского гражданства были закрыты Германия, Австро-Венгрия, Турция, Болгария. Если бы они и приняли его, это означало конец карьеры политика и агента — фактически признание, на кого он работает. Оптимальным вариантом оставалась Швейцария. «Эмигрантская свалка». Троцкий ожидал высылки туда — без всякого энтузиазма. Знал, что там и без него сверх комплекта грызущихся между собой революционеров. И зачем он там будет нужен своим закулисным хозяевам? В октябре он пишет неким «мадам и месье Буэ» (что это за люди, доподлинно не известно):
«Я очень сожалею, что вынужден покинуть Францию, чтобы ехать в Швейцарию, эту маленькую нейтральную дыру… Мы будем там, конечно, находиться в хороших условиях для существования (пассивного!). Но я бы предпочел страну, где делается история… Европа стала слишком тесной…»
И, можете себе представить, его пожелания чудесным образом исполняются! Неожиданно и без объявления причин ему меняют место высылки. Отправляют не в Швейцарию, а в Испанию. Сам Лев Давидович в мемуарах вспоминает, что на границе, в Ируне, французский жандарм начал было задавать ему вопросы, но другой жандарм, сопровождавший Троцкого, сделал коллеге масонский знак. Тот подал ответный знак, и будущего лидера революции мгновенно провели какими-то станционными путями, минуя все таможенные кордоны. Попав в Мадрид, он списывается с оставшейся во Франции семьей — чтобы ехать в Швейцарию. Но тайные пружины продолжают раскручиваться, и из Парижа испанским властям внезапно приходит предупреждение, что Троцкий — «опасный анархист».
По этому обвинению 9 ноября его снова арестовывают. Совсем не надолго, он пишет жене:
«Я провел три дня в тюрьме (в хороших условиях)».
Но результатом второго ареста становится новое решение о высылке. Теперь уже от испанских властей. Причем надо же такому случиться, высылают его… в Америку! Именно по тому адресу, на который он намекал в письме: в «страну, где делается история», «Европа стала слишком тесной». Мало того, Троцкий откуда-то даже точно знает, в какой город он поедет. В телеграмме жене от 12 ноября он указывает, «в Нью-Йорк».