ногой. Колдовские шары задребезжали. Повторила свое действие опять. Если магия не хочет меня выпускать, тогда, возможно, я привлеку внимание Грея.
Какая-то часть меня спрашивала, правда ли я желаю этого. Может, проще выброситься из окна. В идеально ясном небе кружили крачки. Их пронзительные крики отдавались эхом. Если бы я только могла последовать за птицами. Улететь домой. Мой страх выплеснулся наружу.
— Грей! — крикнула я, голос надломился. — Выпусти меня!
Он не отвечал. Я попробовала еще раз — слишком много раз. От этого у меня разболелось горло, из которого стали доноситься едва узнаваемые звуки. Грей никак не реагировал. Мне придется спасаться самостоятельно.
Освободиться, прежде чем я стану его Рапунцель и прольется кровь.
Я стала снимать постельное белье. Все: простыни, покрывала, пуховое одеяло, даже юбку для кровати. Опустившись на колени, я связывала все части вместе. Получилась хорошая и крепкая веревка. Я была уже не так далека от своей цели. В кино этот способ всегда помогал героям, хотя разницы особой нет.
Я привязала один конец веревки к кровати. Но как только подошла к окну, комната за моей спиной сдвинулась. На винтовой лестнице послышались шаги. Я услышала, как на подносе звенел фарфор. Вошедший Грей выглядел и в самом деле смущенным.
— Я принес завтрак, — сказал он и отвернулся от меня.
— Где моя одежда?
Вопрос, казалось, застал его врасплох, но он не покраснел. Хотя я не уверена, что смогла бы заметить это. Поставив поднос на кровать, он указал на шкаф.
— Думаю, все уже высохло.
Обойдя Грея, я открыла дверцу.
Сдернула с вешалки джинсы — раздался неприятный звук. Запах кедра исходил от моей толстовки, когда я надевала ее. Я даже не стала снимать чужую рубашку. Избавлюсь от нее дома.
Посмотрев в потолок, Грей произнес:
— Ты обеспокоена…
— Нет.
Я надела обувь на босые ноги и сняла пальто. Вешалки закачались в шкафу, зашептались, сталкиваясь друг с другом. Слабое эхо разнеслось внутри. Убрав волосы из-под воротника, направилась к лестнице, которая наконец-то появилась. Грей оставил поднос на кровати и повернулся, чтобы последовать за мной.
— Я не понимаю, что сделал не так. Ты почти утонула, я спас тебя.
Лестница задрожала от его веса. Я не знала, куда она ведет. Я поняла, что в маяке комнаты то появлялись, то исчезали. Они существовали, только когда он этого желал. Когда на следующей площадке показалась библиотека, я вздохнула с облегчением.
Грей приблизился ко мне и с отчаянием в голосе сказал:
— Чем я тебя обидел?
— Ничем, — ответила я.
— Нет, подожди. Давай будем честны.
— Да, пожалуйста.
Когда я торопливо спускалась по лестнице, казавшейся бесконечной, грубые железные перила впивалась в мои ладони. Я почти задыхалась. Комната с музыкальными шкатулками должна быть на десять ступенек ниже, но лестница все не заканчивалась.
— Ты меня спас, спасибо, благодарю. Но ты меня раздел и запер в комнате. Что с тобой такое?
— Это худшее из возможных предположений. Позволишь мне не согласиться с тобой?
Я бросила взгляд через плечо. Грей был серьезен. На самом деле, его раздражало то, что я не оценила его усилий. По телу пробежали мурашки.
— Что хорошего в том, чтобы запереть меня в своей башне?
— Дело в том, — сухо сказал Грей, — что сначала я отнес тебя в свою комнату, но маяк решил предоставить тебе отдельную.
— Это же здание! Оно не может само решать.
— Так ли это?
Не касаясь меня, он протянул руку и толкнул дверь, которой секунду назад не было. Она вела не в комнату с музыкальными шкатулками. Я ощутила горький от смерти ветер, который пронзил меня. Маяк работал, но света не было. Я снова оказалась на вершине.
Тупая боль в голове преобразовалась в резкую. Пришлось выйти наружу, потому что больше некуда было идти. Казалось, стало лучше — я смогла вдохнуть и отойти подальше от Грея. Звук железа отдавался в такт моим шагам.
— Выпусти меня!
Грей прошел мимо меня. Он был достаточно умен, чтобы держать свои руки при себе.
Он внимательно смотрел на меня, а потом отодвинулся. Схватившись за перила, Грей взирал на море, ни разу не оглянувшись. Ветер пытался развеять звук его голоса, но я все равно его слышала.
— Меня удивляет то, что ты считаешь, словно я могу здесь что-то контролировать.
— А разве нет?
По нему было заметно, что он начинает злиться. Грей вскинул руки, сверкнул глазами, а его голос загремел.
— Это все проклятье. Я проклят и это место тоже. Разве ты не можешь отличить иллюзию от реальности? Ты проснулась в комнате, в которой хотела, в одежде, которую желала.
У меня отвисла челюсть.
— Это не мое воображение.
— Я клянусь тебе, это твои желания. — Наконец Грей повернулся ко мне. Руки метнулись вверх, они дрожали, Грей был в ярости. — Я не вижу тебя как человека, Уилла, не вижу плоть. Для меня ты огонек жизни в моей коллекции, не более того. Призрак. Обман.
Наверное, он прав. Мне стало страшно. Я взглянула на скалистый берег внизу. Теперь у меня не было самодельной веревки. Сколько бы уроков физики я ни пропустила, я все равно понимала, что такое терминальное торможение. Земля слишком далеко. Я не выживу. Никто бы не смог.
Грей стиснул зубы и отвел взгляд.
— Если хочешь уйти, иди. Никто тебя не держит. Только один из нас привязан к этому месту.
— Да? — Я развела руками. — Я все еще здесь. Могу думать о миллионе мест, где я предпочла бы быть.
— Значит не так сильно ты стремишься туда попасть.
Если бы я его лучше знала или мы бы выросли вместе, я бы прибила его.
Я развела руками и сказала:
— Ты принимаешь желаемое за действительное.
Лицо Грея потемнело, и он снова посмотрел на море. Он казался статуей — холодный, бледный, с серыми венами, которые располагались там, где должен пробиваться пульс. Держу пари, если бы я дотронулась до него, он оказался бы каменным.
Это замерзшее «нечто» взобралось на перила. Ветер трепал его волосы. Его окружал туман — дикие, серые завитки, которые проплывали вокруг головы, затем выпрямлялись.
Грей вздрогнул.
Он не произнес ни слова. Даже не оглянулся. Просто выбросился вниз без единого звука. А вот мой крик раздался — он вырывался из моего горла. Оцепенев от ужаса, я бросилась к перилам.
Схватившись за железо — такое холодное, что обжигало руки, — я наклонилась. Я видела, как он упал на землю, растекшись туманом. Тела не было, как и крови.
От него ничего не осталось.
— Что я