Читать интересную книгу Огненный лис - Никита Филатов

Затем осужденные вытаскивали своего "коня" и вместе с ним соседского. Таким образом, получалось нечто вроде веревочной почты.

Привязав к веревке полиэтиленовый пакет, можно было упаковать в него любую записку и протянуть по трубе в другую камеру. Иногда таким же образом передавались и продукты: чай, конфеты, курево... Диаметр канализационных труб позволял отправлять даже одежду.

Разумеется, во время работы такой почты осужденным соседних камер оправляться было строго запрещено.

- Примите "маляву"! - Вновь послышалось из "четыре-два", когда связь была установлена.

В конце концов, Васька развернул смятый клочек бумаги и пробежал взглядом по строчкам:

- Тебе, - смутился он, передавая записку сидящему напротив человеку.

- Нет, - опять усмехнулся тот. - Для вас это...

Росляков снова принялся читать.

Послание уведомляло, что новичок является "смотрящим от братвы", то есть авторитетом для всех, без исключения, обитателей камеры.

- Понятно, - кивнул Росляков. - С прибытием!

- Толик, - коротко представился зэк. - А ты, земляк?

Васька назвался и рассказал, за что и сколько сидит. Затем подозвал приятелей:

- Это Дядя... А это - Циркач.

Получив приглашение, Рогов уселся напротив.

- Сдается мне, ты из кадетов? - Прищурился Толик.

- Из кого? - Не понял Виктор.

- Ну, из офицерни?

- Угу.

Смущение Рогова не ускользнуло от проницательного взгляда Толика. Он с ухмылкой, но доброжелательно потрепал собеседника по плечу:

- Не гони, земляк! На зоне за волю не предьявляют. Но...

"Смотрящий" выдержал паузу и самодовольно крякнул:

- Это на зоне. А в тюрьме можно!

Виктор выжидающе молчал.

- Служил где?

- В Свободном. Недолго.

- А сам откуда?

- Из Питера.

Толик поднял брови:

- Питерских уважаю. Отличные ребята... в основном. Гордые, и в душу не трахаются.

Почувствовав непонимание собеседников, пояснил:

- Стукачей обычно среди них не бывает. И тихушников тоже... Их сразу видно: кто пацан, кто из мужиков, кто козел, а кто и "обиженный". Понимаешь?

- Понятно, - кивнул Рогов.

- Ни хрена тебе не понятно! - Рассмеялся Толик. - По тебе-то как раз и не видно ни черта...

В камере грянул дружный хохот - оказалось, народ внимательно прислушивается к разговору. Кто-то из обитателей камеры даже пошутил, но осторожно, без обидных и оскорбительных слов.

Громче и дольше всех смеялся сам Толик - так, что слезы на глазах выступили. Он не спеша достал из "майдана" аккуратно сложенный носовой платочек, смачно высморкался, откашлялся... Затем скомкал его и бросил через всю камеру в сторону "параши".

Платок не долетел - упал на пол.

Толик поморщился, сплюнул зло и произнес, глядя Рогову прямо в глаза:

- А что это у нас так в хате грязно? Слышь, земляк? Прибери-ка!

Виктор не пошевелился.

В кармане у него был спрятан обломок лезвия "Нева" от безопасной бритвы - ещё Болотов посоветовал ему всегда иметь при себе такое оружие. Один ловко нанесенный удар ладонью с зажатым между пальцев острием - и противник долго будет корчиться от боли, зажимая руками рассеченное лицо.

Сейчас, видимо, пришло время вспомнить "советы врача".

- Ну, я кому говорю-то? - Процедил Толик, и Рогов неожиданно понял, что обращаются уже не к нему.

За спиной Виктора общее настороженное затишье нарушил печальный вздох. Затем послышалось шуршание - видимо, кто-то встал с соседней шконки.

Еще не веря до конца, что на этот раз для него все обошлось, Рогов обернулся.

Немолодой уже зэк, которого все называли Месик, нехотя взял в руки швабру и начал подметать камеру.

- И шмотки свои перекинь, - распорядился "смотрящий".

- А куда? - Сьежился Месик.

- На атасе будешь теперь жить. У "параши"!

Пока заключенный переносил вещи на указанное место, Толик достал из вещевого мешка несколько пачек сигарет. Закурил сам, угостил Виктора, Ваську и Дядю.

Остальные бросил на стол:

- Это на всех. Грев с общака. - Он повернулся и окликнул Месика:

- Держи, тебе тоже... В тюрьме никто не должен быть забыт!

- А за что ты его так? - Не выдержав, поинтересовался Васька.

- Он ещё в Шимановске, в КПЗ, с "обиженкой" жил. Понимаешь?

- Да ну?

- Ел с ними чуть ли не из одной шлемки. Чифирил... Может, и ещё чего делал! - Толик вновь окликнул Месика:

- Что, верно? Или нет?

- Верно, - отозвался бедолага и ещё больше вжал голову в плечи.

- Знал, что с "дырявыми" живешь?

- Да.

- Ну и Бог тебе навстречу... С ними и живи теперь дальше. Сам путь свой выбрал, нехер жаловаться.

По камере прокатился возмущенный ропот. Кто-то крикнул:

- Завалить гниду мало!

- Всех мог под черту подвести. Всех заминехать...

- За стол общий садился, гад! Место правильного мужика занял.

- Через него, падлу, всю хату могли "обиженкой" обьявить!

- Успокойтесь, - Поднял вверх руку Толик. - Успокойтесь...

- Да как же теперь?

- С вас спроса нет, - обьявил "смотрящий". - Вы ведь не знали? Верно?

- Конечно не знали, - послышались со всех сторон обрадованные голоса обитателей камеры.

- Не знали, - подтвердил Росляков.

- Ну и все! Шабаш на этом. - Толик припечатал ладонью доски стола - Но на будущее учтите: хочешь жить мужиком - живи. Никто не тронет. Работай честно, вовремя долю в общак вноси... А если с "опущенными" якшаешься становись и сам пидором.

Глава 3

- Васька! Дрыхнешь, как сурок... Проснись.

Рогов склонился в проход между койками и тряханул приятеля за плечо:

- Проснись, говорю. Хорош харей в подушку упираться.

- Ну чего тебе? - Сердито буркнул Росляков. - Ходишь тут, бродишь... Ни днем, ни ночью покоя нет.

Все же он поднялся, босыми ногами нащупал под койкой тапочки, пару раз шкрябнул ногтями мошонку и лишь после этого приоткрыл глаза:

- Душно как-то, бляха... Опять шныри форточки позакрывали, падлы. Кто сегодня на котельной, не знаешь?

- Китаец.

- Тогда ясно.

Васька с трудом координируя движения потянулся к прикроватной тумбочке, мизинцем зацепил фарфоровую чашку с росписью "под Гжель" и чуть не пролив её содержимое, жадно сделал глоток:

- Чаек будешь? - Протянул он чашку Рогову.

Тот молча отодвинул её обратно, под нос приятелю:

- Хлебни еще. Может, очнешься наконец.

- Да ты вообще сдурел, Циркач! - Возмутился Росляков. - Сейчас, наверное, часа три ночи. Я спать хочу, как покойник!

- Васька... - с нажимом произнес Рогов.

- Ну, что?

- Вставай, говорю. Дело есть.

- Чего случилось-то? Быченко, что ли, хозяина завалил из-за бабы своей?

- Остряк!

То, что начальник Тахтамыгденской колонии частенько спит с женой своего "вечно дежурного" капитана, в зоне знала даже самая последняя, прожженая до дыр кастрюля. И тема эта казалась настолько избитой и обмусоленной, что помянуть её для красного словца можно было разве что спросоня.

- Ну, чего там? - Ваське очень не хотелось выбираться из постели. За окном крепчал морозец, убаюкивающе мела поземка...

- С Дядей нелады.

- Плачет?

Проницательность Рослякова смутила приятеля:

- Ага. Плачет.

- Опять, наверное, где-то втихаря обкурился?

- Не похоже. - Виктор вздохнул. - Сидит в туалете, на подоконнике. Ногтем штукатурку царапает.

- Нашел занятие в три часа ночи... И, главное - место! - Васька выругался, потянулся и вновь с размаху влип физиономией в подушку.

- Ты чего? Эй?

Виктор прислушался к звукам, доносящимся из уст приятеля: нечто среднее между колесным скрипом и сопением тринадцатилетнего пса-пекинеса.

- Вот мудак! Опять спит...

Виктор решительно потянул на себя одеяло:

- Вставай!

В ответ Росляков только вяло отмахнулся, причмокнул губами и произнес:

- Сходи сам к нему, Витек. Пусть он тебе расскажет. А я это... Я то, что он тебе расскажет уже раз девять слышал.

... На территории исправительно-трудовой колонии УВ 14/5, где уже больше полутора лет просидел осужденный Рогов безраздельно властвовала длинная, зимняя приамурская ночь.

Помещение шестого отряда мало чем отличалось от обычной солдатской казармы. Довольно вместительное помещение - человек на сто.

Ряды металлических двухярусных коек вдоль стен, возле каждой прикроватная тумбочка, кое-где даже коврики. На стенах - декоративные цветы в горшочках, чеканка местного изготовления...

Администрация не против - пусть висят, глаз радуют.

Пробираясь впотьмах, Виктор изо всех сил старался не задеть о какой-нибудь стул или табуретку.

Сразу за кладовой и туалетом находилась отдельная комната, предназначенная для воспитательной работы с контингентом.

Здесь имелось все необходимое для скорого и надежного перевоплощения осужденных в людей если и не совсем новой формации, то хотя бы просто не опасных для общества. Деревянная трибуна, покрытая бесцветным лаком, герб, кумачевый стенд с портретами Политбюро в полном составе и отдельная экспозиция, посвященная Железному Феликсу.