— Одевайся и слушай! Мы и так уже десять минут возимся.
— У меня вся одежда в комнате! — воскликнул я.
— Идём! — решительно тряхнула головой Марина.
Выгнав из комнаты девочек, она закрыла за ними дверь и, пока я торопливо переодевался, говорила.
— Как я и опасалась, этот мужчина из КГБ. Не знаю, какую легенду он придумал для твоей матери, но это неважно. Он тебе сам об этом скажет. Он мелкая сошка — старший лейтенант, оперативник. Таких используют для грубой работы: найти, доставить, обезвредить. Кто послал его сюда, мы не знаем. Это чертовски важно, но я пока не знаю, как это выяснить! Эти стрелки, — дротики, поправил я, — Хорошо, пусть дротики! Эти дротики скорее всего миниатюрные шприцы. Чем наполнены, не знаю, но могу предположить, что чем-нибудь наркотическим. Я могу ошибаться, поэтому не допускай, чтобы он им метнул в тебя или в маму! Ты понял?
Я кивнул, завязывая узел своего пионерского галстука.
— Малыш, будь предельно осторожен и собран. Этот дядька может быть очень опасен. Помни, что ты на этом свете не один! Всё! Иди!
Я уже направился к двери, как Марина окликнула меня ещё раз.
— Совсем забыла! Во-первых, сделай для меня, пожалуйста, такое же окошко в спальне. А, во-вторых, звать этого дядьку Пётр Петрович Коломийцев. Так написано в удостоверении и в паспорте. Скорее всего это его настоящее имя. И последнее! У него может быть на теле спрятано оружие. Я в одном фильме видела, как один полицейский держал свой пистолет под мышкой. Там была какая-то специальная кобура на лямках…
Мы с ней прошли коридор и снова закрылись в спальне. Девочки мыли в кухне посуду и не обратили на нас внимания. Я сделал для Марины смотровое окошко, расположив его слева от окна в нашей квартире. С этого угла была видна вся комната и часть прихожей. Марина кивнула, и я заспешил в прихожую. Ещё через пять минут я открывал дверь нашей с мамой квартиры.
Мама вышла в прихожую и с упрёком сказала:
— Чего ты так долго возился? Я же сказала, что у нас гости!
Пришлось врать в оправдание.
— Сегодня моя очередь с Наташкой мыть посуду! Я хотел было убежать, но Надюшка так разозлилась, что мне просто деваться было некуда! Ну, ты же её знаешь!
Последние слова я сказал уже входя в сопровождении мамы в комнату.
— Вот, познакомься, это Борис Аркадьевич Мышкин. Он специально приехал из Москвы, чтобы встретиться с тобой, — гордо сказала мама подводя меня к дивану.
Я вежливо поздоровался:
— Здрасьте! Как долетели?
Дядька, представившийся Борисом Аркадьевичем даже не поднялся с дивана. Единственное, что он себе позволил, это сесть прямо и протянуть мне огромную лапищу, которую я острожно пожал.
Теперь я смог разглядеть его получше. Типичный боксёр! Прижатые к черепу плоские уши, сломанный нос, короткая, спортивная причёска. Молодой. Лет тридцать, может, тридцать два. Интересно, как он маме представился? Небось, каким-нибудь младшим научным сотрудником.
Борис Аркадьевич (не запутаться бы!) сразу взял быка за рога. Я сел за стол спиной к окну, и мама тут же налила мне чай в парадную чашку. Дядька заговорил:
— Ну, специально из-за тебя, это нет! Я уже говорил твоей маме, что у меня командировка по всему побережью. Мне нужно встретится ещё с пятью девочками и мальчиками.
— А зачем? — вежливо поинтересовался я, накладывая в чашку сахар.
— Понимаешь, Саша, в Советском союзе с прошлого года действует новая правительственная программа. Я старший научный сотрудник Института усовершенствования личности при Министерстве высшего и среднего специального образования СССР. Так вот, в мои обязанности и в обязанности моих коллег входит поиск талантливых ребятишек на просторах нашей необъятной родины.
На слове «коллег» мужик слегка притормозил. Видно было, что словечко для него не совсем привычное.
— А что вы с ними делаете? — невинно осведомился я, прикидываясь, что ко мне его слова совершенно не относятся.
— Ничего не делаем. То есть, нет. Конечно, делаем! Мы предоставляем этим ребятишкам возможность учиться у самых лучших учителей и педагогов Советского союза. У нас в Москве уже два года действует школа-интернат для таких подростков.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мужик замолчал, ожидая моей реакции. Мне захотелось слегка позлить его. Захотелось так сильно, что даже зубы свело. Я улыбнулся самой приветливой своей улыбкой и спросил:
— Вы ведь боксом занимаетесь? Я такие уши и такой нос, как у вас, у многих ребят в секции бокса видел. Какой у вас разряд?
Мужик сморгнул. Видимо, он был не готов к такой резкой смене темы. Он кивнул:
— А ты наблюдательный… Да, давно занимаюсь. Ещё со школы. Я мастер спорта!
— Ого! — восхитился я, — Ничего себе! А я думал, что у всех боксёров мозги напрочь отбиты! По крайней мере у всех тех, с кем я общался, точно отбиты! Несчастные люди… Вы не находите? А вы ещё к тому же и старший научный сотрудник! У вас, наверно, и учёная степень имеется?
Я целил в него, но попало в маму. Мужик крякнул, обескуражено взглянув на неё. Мама всполошилась. Она явно не ожидала моего демарша. Не зная, как реагировать, она решила сменить тему:
— Саша, Борис Аркадьевич предлагает тебе поступить в эту школу! Представляешь, какой это шанс для тебя?! Он пообещал через год, если ты выдержишь испытание, помочь мне с работой в Москве! Представляешь?!
Вот оно в чём дело! — подумал я. — Так вот он, значит, чем её взял. Ну почему она у меня такая доверчивая? Верит всяким проходимцам…
Я помотал башкой:
— Не, мам, спасибо. Ты же знаешь, я Москву не очень-то люблю. Шумно, толкотня эта вечная на улицах… Нет, мне Магадан гораздо больше нравится. Я отсюда никуда не поеду. Налей мне, пожалуйста ещё чаю, — я протянул ей пустую чашку.
Мама приняла чашку из моих рук и сердито сказала:
— О себе не думаешь, так подумай хотя бы обо мне! Такой шанс вырваться из этой глуши! Неужели ты не хочешь жить поближе к бабушке и тётке?
— Не, не хочу! Бабушка вечно подглядывает за мной. Что я читаю, кому я пишу, с кем по телефону разговариваю… У меня там нет никакой личной жизни. А потом, мам, ну какой шанс? Я понимаю, Борис Аркадьевич посторонний человек, меня совершенно не знает, но тебе-то отлично известно, что никаких особенных талантов у меня нет и не предвидится. Две тройки за последнюю четверть! Как я перед тренером оправдываться буду? Ума не приложу… Так что, нет! Позориться среди отличников в этом интернате я не хочу и не буду!
Как человек незнакомый с подробностями моей биографии, Борис Аркадьевич должен был бы сейчас спросить меня про секцию. Что за секция, давно ли посещаю и так далее. Он промолчал. А мне от этого стало совсем грустно. Значит он очень много знает обо мне.
Мама насупила брови и пристукнула кулачком по столу:
— Поедешь, как миленький! Сопляк! Я ещё буду его спрашивать!
Я внимательно посмотрел маме в глаза и медленно покачал головой.
— Нет, мама, никуда я не поеду! Будешь настаивать — уйду из дома. Буду с бичами и бичихами жить. Изучать изнанку жизни, так сказать! Или вон, юнгой на какой-нибудь сейнер устроюсь! Я всегда мечтал о море.
Мама рассердилась и испугалась. Это было видно по её глазам. В таком тоне я с ней ещё ни разу не разговаривал. Она беспомощно перевела взгляд на лже-Бориса, как будто тот мог ей помочь. Он мог и, судя по всему, хотел. Взгляд у него стал очень нехорошим. Тяжёлым каким-то. Похоже, он исчерпал свои скудные средства убеждения и был готов перейти к другим методам.
Я смотрел на маму, но не видел её. На краю поля зрения я держал этого дядьку. Вряд ли ему известно об этой моей способности — видеть мельчайшие детали на самом краю поля зрения. Убивать меня ему резона нет. Если Марина права, и он действительно мелкая сошка, то скорее всего не посмеет взять на себя такую ответственность. Скорее всего он сейчас попытается меня нейтрализовать. Наркотик? А что? Самое то! Обездвижит и, взвалив на плечо, утащит туда, где сидят пославшие его люди.