Я вернулась в библиотеку. Увы, свои книги отец хранил не здесь, уж не знаю почему. Тут лежали только сочинения о любви и некоторые талмуды по светлой магии. А мне бы разобраться, что же собой представляет пустота. Иногда даже мелькала мысль попросить Пьера открыть для меня врата, но я гнала ее прочь. Нельзя. Сначала надо выяснить правду.
Впрочем, одна из книг привлекла мое внимание. Это было историческое сочинение, кстати написанное моим дальним предком, если быть точной, прапрапрадедом. Тогда еще не было трех магистров, а Гарандией правил король. И королевский род контролировал тьму, свет и пустоту. Именно поэтому ему удавалось удерживать власть. А затем, когда в стране наступила тирания, первые магистры разделили магию королевского рода с помощью трех артефактов. Я так подозреваю, эти самые артефакты теперь и выбирали новых магистров. Один находился в светлом алтаре, другой — в темном посохе, третий позволял открывать ворота в пустоту.
В этом сочинении находилось любопытное замечание, что у короля с пустотой был договор. Это что же получается, пустота — живое существо? Или некая сила? Мне всегда казалось, что это — другой мир. Получается, что нет? Интересно, а сейчас кто-то может обрести власть над всеми тремя артефактами? Видимо, маги постарались, чтобы такого не произошло.
Больше ничего интересного найти не удалось. Я со вздохом отложила книгу, потому что пришли модистки. Они щебетали громко и неустанно, а мне казалось, что земля уходит из-под ног. Стало тошно. Кажется, девушки это заметили, поэтому поспешно сняли мерки, я ткнула пальцем в первый попавшийся фасон, и они исчезли с глаз долой.
Еще одна бессонная ночь, еще один мучительный день. Примерка, книги, примерка. Я чувствовала себя куклой, которая движется, говорит, дышит, а остается пустой. А если мать права и Анри действительно больше нет? Я гнала эту мысль, а она возвращалась снова и снова. Мне надо было увидеть Пьера. Надо было задать всего лишь один вопрос.
Наконец день бала настал. Мне спалось хуже обычного, а в груди возрастало ощущение, будто нахожусь на пороге чего-то важного. Поэтому я ждала вечера с болезненным нетерпением. Матушка же приняла это за благоразумие.
— Вот так бы сразу, — говорила она, пока служанки укладывали мои волосы. — Познакомишься с молодыми людьми, покажешь, какая ты у меня красавица. И не будь букой! Улыбайся, а то на тебя смотреть страшно.
— Хорошо, — ответила я, почти ее не слушая.
— И еще, Полли, ради всех богов, не упоминай, что была обручена с Вейраном. Конечно, всем и так это известно, но чем меньше ты будешь привлекать к этому постороннее внимание, тем лучше.
— Как скажешь.
— Полина! Ты меня вообще слушаешь?
— Слушаю, матушка, — чуть обернулась я. — Улыбаться, не болтать. Все понятно.
Прическа как раз была закончена, я поднялась с кресла и прошлась по комнате. Зеркало отразило тонкую, болезненно худощавую девушку в ярко-зеленом пышном платье, расшитом золотыми нитями. Девушка казалась мне чужой. И это платье, и украшения с изумрудами, и прическа. Кто она — и кто я?
— Поторопись же! — негодовала матушка. — Идем.
Мы спустились на первый этаж. Мысленно я пыталась представить, как привлечь внимание магистра тьмы. Что я о нем знала? Имя? Фернан Кернер. Знала возраст — самому молодому магистру было чуть больше двадцати семи. Самому молодому? Сколько же тогда лет Пьеру? Ведь выглядел он младше. Или же просто никто не знает возраст Пьера? Странно…
— Смотри под ноги! — Недовольный окрик матушки, а я едва не споткнулась о порог. Надо собраться, сосредоточиться. Экипаж полетел по улицам столицы, а я теребила в руках веер. Он трещал и не сдавался.
— Ты поломаешь веер, Полли, — шикнула на меня мать.
И что с того? Я оставила веер в покое и принялась дергать оборки на платье. Это успокаивало. Матушка только возвела очи к крыше экипажа и отвернулась, чтобы не видеть этого безобразия. Она сама выглядела безупречно в ярко-синем платье, украшенном белой с серебром органзой и вышивкой. Наконец экипаж остановился. Здание магистрата располагалось в самом центре столицы. Обычно здесь три магистра встречались за столом переговоров и решали особо важные вопросы Гарандии. А сегодня был устроен праздник. Съезжались экипажи, шумели голоса гостей, доносились звуки музыки. А у меня на глазах были слезы. Я никогда и нигде не чувствовала себя такой чужой, как здесь. Словно меня выдернули из привычной среды и поместили в чуждый мир.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Полли? Что такое? — Матушка заметила, что я едва не плачу.
— Ничего, — качнула головой. — Соринка в глаз попала.
Конечно, мать мне не поверила, но предусмотрительно промолчала. За эти дни между нами установился хрупкий нейтралитет. Я делала вид, что все в порядке. Она делала вид, что верит мне. И мы обе знали, что бессовестно лжем.
Я вышла из экипажа. Прохладный воздух немного остудил голову. Что делать дальше? Как себя вести? Будь что будет. Я шла за матушкой по дорожке, обсаженной ровно подстриженными кустами. Яркий свет бил в лицо. А мысли разлетались в разные стороны.
Мы вошли в бальный зал. В эту минуту показалось, будто все взгляды прикованы ко мне. Даже музыка будто стала тише, чтобы все присутствующие могли оценить: вот она, невеста убийцы светлейшего магистра. Захотелось спрятаться, по я расправила плечи и продолжила идти вперед, точно не замечая эти ненавидящие взгляды. Пусть катятся в пустоту. Как бы мне хотелось видеть всех их там, где сейчас Анри.
Матушка тут же заметила в толпе знакомые лица, защебетала с подругами, а вокруг меня, казалось, разверзлась пустыня. Мне это не мешало, не заставляло нервничать. Наоборот, успокаивало. Но мое счастье не длилось долго.
— Магистр тьмы Кернер, магистр пустоты Эйлеан, — провозгласил дворецкий, шире распахнулись двери, и в зал посреди воцарившейся тишины вошли двое. Я присела в реверансе, но украдкой все-таки наблюдала за магистрами. Меня интересовал Фернан Кернер, но и Пьера почему-то хотелось увидеть. Пьер не изменил привычке, только длинный балахон сменил на плащ с капюшоном, надежно скрывающим лицо. Фернана же я никогда раньше не видела вблизи. Он оказался выше Пьера почти на голову. Высокий, черноволосый. Его бледное, чуть вытянутое лицо чудилось потусторонним. Не человек, а оживший старинный портрет или статуя. Но больше всего мне запомнились огромные черные глаза. Магистр чуть повернул голову, и на мгновение наши взгляды встретились, а мне стало тяжело дышать. В его глазах клубилась сама тьма.
Снова заиграла музыка, магистры заняли места на возвышении, где традиционно стояли три кресла. Только сейчас на одном из них была наброшена непроницаемая черная ткань. Уже завтра претенденты смогут попытать счастья, чтобы стать следующим магистром света. Мне было плевать, кто им станет. Меня интересовали двое нынешних.
После небольшого музыкального пассажа магистр Кернер заговорил:
— Жители Альсенбурга, сегодня заканчивается срок траура по нашему погибшему собрату Таймусу. Уже завтра начнутся испытания для тех, кто хочет проверить свой свет. Мы отдаем дань уважения Таймусу, но жизнь продолжается. Поэтому веселитесь за того, кого уже нет с нами, и за того, кто придет на смену Таймусу.
Заиграла музыка. Кавалеры тут же поспешили к понравившимся дамам, чтобы пригласить на танец или договориться о следующем. Я же ожидаемо осталась одна. Чтобы не мешаться под ногами танцующих, отошла к стене и принялась рассматривать гостей. Часть из них я знала. Даже заметила среди вальсирующих Катарину, свою подругу по коллежу. Конечно, выпускной ведь уже прошел. Она же предпочла сделать вид, что мы не знакомы. Только я приехала на бал не ради танцев и друзей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Первый танец сменился вторым, второй — третьим, а я так и стояла в одиночестве, потому что моя матушка как раз не жаловалась на недостаток внимания. Зато у меня была возможность понаблюдать за магистром тьмы. Он скучал. Это было у него на лбу написано. И наблюдал за толпой как за мушками, кружащимися у паучьей паутины. Мне стало жутко, я отвернулась.