Ленты его ощущений были странные и неустойчивые. Они то утончались, то расширялись, порой ее ответы вызывали в нем чувство разочарования и обиды и даже какого-то непонятного опасения. Его эмоциональный фон рядом с ней искрился и переливался всеми спектральными цветами солнечного света. Его новые ощущения завораживали ее и удивляли. Обычно, как бы они не менялись, их структура была стабильна. Мужчина был отлично сбалансирован в эмоциональном плане и довольно хорошо управлял своими эмоциями. Если они ему мешали, он избавлялся от них, нигилируя их значение для себя, руководствуясь какими-то внутренними принципами. Теперь его эмоции как будто «лихорадило» и они менялись в зависимости от жара и холода получаемых им извне впечатлений, и он не всегда мог справиться с ними. Это было так странно, так похоже на ее новое состяние, что она начала сравнивать его ленты со своими. Форму ее ощущений последнее время тоже порой «лихорадило». И она не могла понять причину происходящих в ней изменений. Как будто внутри ее чувств зарождалась и развивалась другая Эрта, новая, пытающаяся быть непослушной хозяйке чувств и выходить из ее подчинения. Но, у «новой Эрты» не будет таких шансов. Избавиться от нее она могла. Но, не хотела. Ей было приятно ощущать все происходящее с ней рядом с ним. Рядом с ним ей было приятно. Пока ее сознание отвечало на его вопросы, ее подсознание наслаждалось ощущениями любопытства, покоя и безмятежности, получаемыми ею от его присутствия.
Эмоциональный туман прогнало его убеждение:
— Я в тебя верю.
И оно заставило ее снова поверить в себя.
Он предлагал ей свой дом, и она согласилась. Но, надо было ехать к Мэннингу за своими вещами. О своей недавней семье она больше не беспокоилась. Потому что уже знала, что если Ульрих принимает серьезное решение, то оно может быть тверже даже ее собственного. Потом она снова оказалась в его объятиях и почему-то почувствовала себя так, как будто Содружество никогда не было ее домом, как будто ее дом всегда был именно здесь, на Громе и в руках Ульриха.
Когда они вернулись в город, она нашла эмпатическую ленту Акселя Мэннинга и указала дорогу. Грома оставили у высокой каменной стены в узкой улочке между двумя пустующими домами. Подходя к дому барона, она попросила мужчину подождать ее возле него. Сама обошла дом, и нашла самый удобный путь незаметного проникновения. Оказавшись возле комнаты Акселя, она открыла дверь и вошла внутрь. Он стоял возле левой стены от входа, спиной к ней, и рассматривал какие-то бумаги. Когла она вошла, пожилой барон развернулся ко входу, и увидев ее удивился, но не испугался. Безразлично спросил:
— Зачем ты вернулась?
— За оружием.
— Ясно. А я подумал, что тебя привело сюда твое слово, которое ты нарушила.
— Мне очень жаль, что я его нарушила.
— Я тебе поверил.
— Тогда и я себе верила.
— И что заставило тебя нарушить договор?
— Обстоятельства.
— Обстоятельства в лице Боненгаля оказались для тебя сильнее веры себе?
— Возможно.
— Вы любовники?
— Мы друзья.
— Ты лгунья.
— Возможно. Я могу получить свое оружие?
— Нет.
— Я могу причинить тебе боль.
— Я знаю.
— Сильную боль.
— Я знаю.
— И все равно не отдашь?
— Нет.
— Может быть, ты что-нибудь хочешь взамен?
— Я знаю, чем кончится твой взамен. Ты опять солжешь.
— Я редко лгу.
— Я так не думаю.
— Думай как хочешь.
— Думаю, есть кое-что, чего я хочу, и на что я мог бы обменять твои побрякушки, но только если я получу это прямо сейчас.
— Что это?
— Ты.
— Я думала, ты уже понял, что я передумала умирать.
— Мне не нужно, чтобы ты умерла. Мертвая в постели ты мне будешь неинтересна.
— В постели? — недоверчиво переспросила Эрта
— Мэннинг, старый извращенец, не грешно ли с ведьмами спать? — раздался голос Ульриха, которому надоело слушать за дверью.
— Так вы все-таки любовники! Вот ты мне и скажи! — воскликнул неудивленный барон.
— Мы боевые товарищи, ты это видел. — возразил Ульрих.
— Черт побери, лживый пес, если бы я знал, что у монахов такие боевые товарищи, я бы еще в двенадцать лет ушел в монастырь, — не поверил ему Мэннинг. И заявил:
— Я заплатил за нее.
— Я верну тебе деньги.
— Мне не нужны деньги. Она дала мне право распоряжаться своей жизнью.
— Возможно, но в тот момент у нее не было права своей жизнью распоряжаться. Несколько недель назад относительно ее жизни орденом было принято решение. В данный момент в городе только один его представитель — я, и только я здесь имею право ею жизнью распоряжаться. Или бери деньги, или не бери, но ее ты не получишь и оружие ей вернешь.
— Свои побрякушки ведьма не получит, даже если убьет меня, — насмешливо заявил на это Мэннинг.
— Она тебя не тронет, — успокоил Ульрих, доставая нож Эрты.
И продолжал:
— И я тебя не убью… — начал он, медленно расставляя, слова — еще очень долго… пока ты не скажешь мне где ее оно.
Эрта смотрела на седого противного барона и понимала, что сейчас произойдет. Она вспомнила свое знакомство с Ульрике. И вспомнила его лицо во время их первой встречи, после того как он видел свою дочь. Вспомнила, что на хуторе, выбирая наиболее безопасный для своих людей путь решения проблемы, он не поскупился пожертвовать деньгами. И несмотря ни на что, он ей нравился.
Она переместилась за спину рыцаря и тихо сказала ему:
— Ульрих, пожалуйста, позволь мне попросить его еще раз.
Тот уступил.
Все еще стоя за его спиной, она сказала, повысив голос:
— Аксель, пожалуйста, отдай мне мои вещи.
Заставляя его тело дважды повторить путь, которое оно прошло, после того как оказалось в этой комнате без них. Останавливая Ульриха, хотевшего остановить барона, выходящего за дверь. После того, как тот вернулся и принес все, что ей было нужно, она заставила его сесть в кресло и уснуть. И забыть об этом дне.
Когда они подошли к стене, возле которой он оставил Грома, Ульрих повернулся к ней и сказал:
— Что ты с ним сделала?
— Просто попросила.
— Ты и до этого его просто просила. Он был категорически не согласен с тобой.
— А потом согласился.
— Он не согласился бы до нескольких отрезанных пальцев, а возможно и дольше. Я отлично знаю этого борова. Он только кажется рыхлым. На самом деле прочный как железо и упрямый, как осел. И что потом? Потом он просто устал и заснул?
Он как-то устало-разочарованно и тоскливо посмотрел на нее:
— Эрта, ты мне лжешь?
— Да.