Вода не воздух. Она приподняла нас и прижала к потолку клетки. Мы оттолкнулись и запорхали кругом этакими неуклюжими птичками. Судно мерно покачивалось, дергая трос с клеткой. Мы стукались о прутья то головой, то ногами, то всем телом. По мере удлинения троса клетка выделывала все более, рискованные прыжки. Баллоны на наших спинах колотились о железо; их колокольный звон гулко отдавался в воде, словно благовест, возвещающий наступление Нового года.
Моя маска оказалась сорванной, одновременно я больно ударился головой. Я вернул маску на место, твердо решив не сдаваться. Немного не доходя дна, клетка рывком остановилась и принялась раскачиваться взад и вперед. Мы уцепились за прутья, с тоской глядя на волю. Стайка бурых рыб-хирургов [23] с ярко-желтыми плавниками, специально принарядившаяся для прогулки в зоопарк, остановилась и уставилась на нас. Затем они двинулись дальше; на смену им появилась шестифутовая барракуда. Она проследовала мимо, не останавливаясь, однако мы вполне оценили ее чуткость: барракуда могла с таким же успехом проплыть между прутьями прямо к нам в клетку. Я дал сигнал к подъему.
После этого наше хитроумное изобретение нашло практическое применение еще только один раз, когда мы опустили клетку на дно без людей, в качестве «акулоубежища». В дальнейшем мы отправлялись в гости к акулам без клетки.
Наш эхолот обнаружил в районе Дакарского порта на глубине семидесяти пяти футов затонувшую во время войны французскую подводную лодку. Мы нырнули туда. Судно лежало на дне чистенькое и аккуратное, окруженное тучами рыб – серебристыми мальками и темными строматеусами. Дюма заплыл в тень около левого винта и встретился там нос к носу с гигантским полиприоном, разновидностью морского судака и родственником нашего средиземноморского merou. Сей экземпляр превосходил наших старых знакомцев раз в десять; он весил не менее четырехсот фунтов. Широкая плоская голова с маленькими глазками медленно надвигалась на Дюма. Чудовищная пасть разинулась во всю ширь – достаточно большая, чтобы проглотить Диди. Он знал, что у судака нет опасных зубов, однако этот великан был, кажется, способен сглотнуть его, не разжевывая. Так поступает merou: плывя с открытой пастью, он заглатывает целиком омаров и осьминогов. Дюма был безоружен, а я плавал где-то в стороне, увлеченный киносъемкой.
Огромный зев был уже в двух футах от Дюма, когда тот опомнился и стал пятиться назад, сохраняя безопасное расстояние. Чудовище не торопилось, и дистанция оставалась неизменной. Диди знал, что имеет дело с безобидным существом, однако вид этакой пасти решительно подрывал его уверенность. Долго, бесконечно долго, как показалось Дюма, длилось это отступление, во время которого человек и рыба обменивались взорами, выражавшими взаимное отвращение. Наконец монстр утратил интерес к Диди, повернул и возвратился в свое темное убежище под затонувшей подлодкой. Дюма вернулся на поверхность, охваченный глубоким раздумьем. «Представляю себя проглоченным заживо каким-то паршивым судаком…» – произнес он.
Пожалуй, нашим наиболее занимательным морским компаньоном явился тюлень. В свое время Средиземное море изобиловало тюленями Monachus albiventer – «белыми монахами»; в древности этот вид был распространен от Черного моря до восточной части Атлантического океана. В период зарождения промыслового лова тюленей, в семнадцатом веке, «монахов» безжалостно истребляли люди, шедшие по стопам ньюфаундлендца Абрахэма Кина, который хвастливо называл себя величайшим зверобоем в истории: он забил миллион тюленей. Тем не менее нам то и дело приходилось слышать от старых рыбаков, что они видели «монаха».
Впервые мы напали всерьез на след вымирающих обитателей моря на Ла Галите – так называется группа мелких островов в тридцати пяти милях к северу от Туниса, знаменитая своими омарами, которых ловят и держат в садках, покуда их не забирают суда из Туниса или из самой Франции. Рыжеволосый мэр Ла Галите, весьма разговорчивый человек, уверял нас, что сам видел живых «монахов». «Как-то вечером, – рассказывал он, – один монах принялся на глазах у всех грабить садок с омарами около пристани. Он устроил такую возню, что когда поднялся на поверхность за воздухом, садок сидел у него на голове наподобие шляпы». Мы расхохотались, представив себе эту картину. «Мы все его видели! – воскликнул мэр. – Я проведу вас к гротам, где живут тюлени».
Мы обследовали три грота и ничего не нашли. Мэр показал нам четвертую пещеру. Тайе, Дюма и Марсель Ишак сошли на берег, чтобы спугнуть ее предполагаемых обитателей. Мы с Жаном Алина нырнули в воду напротив входа в грот; Жан притаился за скалой в пятнадцати футах впереди меня, а я стал пристраивать киноаппарат. Наши друзья на суше бросили камень в грот. К их удивлению, оттуда появились два больших тюленя – серая самка и громадный белый самец – и бросились в воду. Реальность существования Monachus albiventer была подтверждена.
Я увидел со своего места что-то большое и белое на фоне темного отверстия пещеры и решил, что это какая-нибудь необычная рыба. Не потому, чтобы я вообще не мог допустить возможности появления «монаха»; просто я никак не ожидал увидеть «беляка» – взрослый белый тюлень встречается исключительно редко. Зато Алина сразу понял, что это настоящий «монах», и лихорадочно замахал руками: «Снимай!» Самец остановился в шести футах от Жана. Сам уникальное явление природы, старый альбинос впервые увидел раздвоенную на конце «рыбу», выделяющую тучу пузырьков. Он недоуменно развел ластами, вращая огромными глазами, и озадаченно погладил свои усы. Затем поплыл прямо на меня. Алина был настолько близко от тюленя, что успел погладить его волосатый белый бок.
Мы поспешили на корабль и оделись, чтобы осмотреть пещеру. При свете фонаря нам удалось обнаружить в глубине грота проход, достаточно большой, чтобы сквозь него мог пробраться человек. Мы проползли двадцать футов до внутренней камеры. Здесь нам ударил в нос острый запах зверя. В центре «зала», имевшего около двадцати футов в поперечнике, лежал хорошо сохранившийся скелет здоровенного тюленя. В этом потаенном убежище тюлени нашли себе надежное укрытие, здесь они рожали детенышей, скрытые от глаз кровожадных людей, сюда заползали умирать, когда врагу удавалось подстрелить их. Одинокий скелет невольно напомнил нам надгробный памятник.
Следующим этапом нашей экспедиции был Пор-Этьенн, французский аванпост близ испанского Золотого берега. Там мы встретили некоего мсье Коссе, обитавшего в одиночестве в хибарке из рифленого железа. Он сообщил нам, что тюлени – его единственные друзья. «Я знаю специальный свист, на который они собираются, – рассказывал Коссе. – По воскресеньям я встаю пораньше, пробираюсь потихоньку в самую середину тюленьего стада и провожу целый день с ними на берегу». Мы смотрели на него и спрашивали себя, кто же вымер – «монахи» со своим другом Коссе или все остальное человечество!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});