Читать интересную книгу Черные яйца - Алексей Рыбин

– А черт его знает. Лекову этому повезло просто. Оказался, как говорят, в нужное время в нужном месте.

– Да-а... Везет же некоторым. А мы – что? Так и будем по подвалам колбаситься?

Дима-дохлый тяжело вздохнул. Осенний призыв на полную катушку идет. Со дня на день могут повесточку принести – очередную. Уже не раз приносили бумажки эти отвратительные – но удавалось как-то и Костьке, и Юрке и Димке не входить в прямой контакт с эмиссарами районных военкоматов. Но ведь это дело случая. Могут и выследить. Сунуть в руки, заставить расписаться... Могут и просто на улице прихватить. И все – тогда прощай рок-н-ролл. На два года в армию. Два года – это же целая жизнь. Все за два года изменится, мода другая придет, девчонки знакомые замуж повыскакивают. Все с нуля начинать придется. Да ладно – девчонки. А если в Афган загребут – что тогда?

– Не будем мы по подвалам, – продолжил Мишунин. – Мы всех их уберем. И Лекова этого, и Григоровича, и весь рок-клуб замшелый. Главное – дело делать. Не падать духом. Точно, Костька?

– Точняк, – ответил Костя-зверь. – Прорвемся, ребята.

– Ну как тебе? – спросил Лео Маркизу, сосредоточенно продавливая пробку внутрь бутылки.

– А что, ништяк. – Маркизу качнуло. – Ох, и накурено тут, дышать нечем.

– Щас поправимся, – пробурчал Лео.

– На, не мудохайся. – Маркиза протянула ему ключ. – Блин! – взъярилась она вдруг на высокого светловолосого бородача. – Смотреть надо. На ногу мне наступил. – Слышь, Лео. Что за хрень сегодня, не врублюсь. С утра уже в пятый раз на ногу мне наступают. На левую.

– Пардон, – сказал было Царев, но Маркиза уже, похоже, забыла о нем.

– Не, ну ты скажи мне, в самом деле, ты в таких делах сечешь, что за хрень? – допытывалась она у Лео.

– Карма это, – замогильным голосом отозвался тот. – Держи. – Он протянул ей бутылку. – Скорректируй.

– Чего скорректировать? – не поняла Маркиза.

– Ее.

– Кого «ее»?

– Карму, – выдержав паузу, торжественно возгласил Лео. Маркиза фыркнула.

– Да пошел ты.

Лео сделал глоток из бутылки, словно желая проверить, хорошо ли он пропихнул пробку. Проверкой он был удовлетворен и хотел было протянуть бутылку Маркизе, но замер, пристально глядя ей в лицо.

– Вот видишь, – через несколько секунд произнес он назидательно. – А ты говоришь – «пошел»... Захотела – и скорректировалось ведь!

По лицу Маркизы блуждала блаженная улыбка.

– Ну как, – продолжал Лео, – что-нибудь открылось?

– Э-э-э, – пропела Маркиза, закатив глаза. На носу у нее выступила капелька пота.

– Молодец, – похвалил ее Лео. – Я не ожидал, что ты такая способная.

Огурцов, по своему обыкновению заснувший на корточках, прижавшись к стене, чтобы его случайно не затоптали, вдруг встрепенулся, резко поднялся на ноги и задел Лео плечом. Того качнуло, и благодаря этому он посмотрел на Маркизу с другого ракурса.

Этот новый ракурс открыл для него новые способы корректировки кармы.

Широкая, как лопата, рука парня со странным прозвищем Ихтиандр – Лео был с ним шапочно знаком – гладила маленькую аккуратную попку Маркизы, толстые пальцы скользили по шву джинсов, разрезающему на две равные половинки самую соблазнительную с виду часть тела искательницы истины.

– А Леков все еще играет? – заплетающимся языком спросил Огурцов и, окинув взглядом помещение крохотной кухни, сам себе ответил: – Не играет. Все уже здесь. Опять я все проспал.

– Играет, играет, – успокоил его Полянский. – А настоящие ценители всегда в буфете сидят. Только публика-дура в зале. Ты что, никогда Ваську не слышал?

– Я хочу... – с трудом вымолвил Огурцов, – хочу но-о-вые пес... пес... ни...

– Да нет, – вмешался Царев. – Там тишина полная.

– Я все-таки... Позвольте, господа... Огурцов протиснулся между замершим с бутылкой в руке Лео и окончательно впавшей в мистический транс Маркизой, споткнулся в коридоре о тело храпевшего на полу Шапошникова и вошел в «концертную комнату».

Видимо, гастроли в компании с Лукашиной и Григоровичем действительно сильно подействовали на психику Василька Лекова. Причем, непонятно, хорошо ли подействовали, или не очень.

Василек играл – играл непривычно тихо, нежно перебирая струны, и пел длинную – даже включившись на середине, не слыша начала, можно было с уверенностью сказать, что очень длинную, – песню. Русский мотив, повторения слов – кажется, песня могла продолжаться до бесконечности. Пел, словно былину рассказывал.

Волосы Лекова были заплетены в несколько длинных косичек и перехвачены цветастой повязкой. Он был одет в белую рубаху с вышивкой, черные джинсы и какое-то подобие не то лаптей, не то мокасин.

В такт по-хорошему заунывной песне позвякивал медный колокольчик, висевший на веревочке, повязанной на запястье лековской правой руки.

– ...вот и все, Ванюша, – наконец закончил Леков.

– Все, ребята, все, вам же сказали, – замахал руками вскочивший с пола Яша Куманский. – Все, концерт окончен. Артист устал.

Куманский начал делать руками пассы, удивительно похожие на движения птичницы, выгоняющей гусей с чужого огорода. Разношерстная публика послушно потянулась в коридор. Журналист Куманский пользовался в музыкальной среде большим авторитетом.

Огурцов стоял, прижавшись к стене, – действия Куманского его не касались, он был здесь своим человеком и с удивлением думал о том, как влияет содержание песни и ее мелодика на поведение окружающих. Лекова понесло в славянские дела – и тут же пошли ассоциации с гусями. А гусь по древним поверьям – птица мистическая. Из царства мертвых прилетает и туда же возвращается. Когда зима настает. А сейчас как раз поздняя осень.

Огурцов с испугом посмотрел на выходящих из квартиры фанатов. Лишь бы они не в царство мертвых сейчас отправились...

С другой стороны – куда они отправляются, выйдя с «квартирника»? В свои мрачные новостройки, которые в конце ноября выглядят еще более уныло, чем обычно. Завтра промозглым утром на работу в воняющем соляркой автобусе. В институты, в которых, вне зависимости от профиля и направленности, первой и наиглавнейшей дисциплиной является – что? Правильно. История партии.

В Крым, что ли, махнуть?..

* * *

– Василий, скажи пожалуйста, что это тебя потянуло в официоз?

– Деньги были нужны.

– А если серьезно?

– А если серьезно, то они мне и сейчас нужны.

– Сколько же тебе нужно денег? Только не отвечай, как Шура Балаганов...

– Не отвечу. Мне нужно значительно больше, чем Шуре.

– Зачем же?

– Яхту купить.

– Какую яхту?

– Яхта под названием «Пошли все на хрен». Плавать на ней в нейтральных водах. И на звезды смотреть.

– Хорошо... Василий, а что ты думаешь вообще о роке? Меняется ли он у нас? И насчет Григоровича – он же был, так сказать, одним из первых рокеров, а теперь стал почти эстрадным артистом...

– Отчечественный рок всегда воспринимался как музыка протеста. А когда исчезло то, против чего был протест, – тут року и кранты пришли. Потому что настало время переводить рок на уровень высокой музыки. А с этим в России беда. Рок для нас чужд. Как чужд французам и немцам. Рок создавался внутри англоязычной среды. Там он и умрет. А насчет Григоровича – на самом деле он не был первым русским рокером.

– А кто был?

– Мусоргский.

– Ты любишь классику?

– Да. Очень.

– Литературу тоже классическую?

– Исключительно.

– Твой любимый литературный персонаж?

– Еврейская девушка Любочка Каксон.

– Кто?!

– Ну, помнишь, Яша, песня есть такая классическая. «А Любовь Каксон стороной прошла».

– Хм... Ясно. Скажи, если тебе так нравится еврейская девушка, хи-хи, Любочка, то что тебя так привлекает в славянской теме? В твоих новых песнях явственно прослеживается...

– А фиг его знает. Ничего меня особо не привлекает. Я пою то, что чувствую. И как чувствую. Портвейна дай, а? В горле пересохло.

– Последний вопрос. Как ты назовешь своего будущего сына? Или дочь? Вообще, какие у тебя любимые имена?..

– Гитлеркапут.

– Как-как?

– Гитлеркапут. Если у меня родится сын, я назову его Гитлеркапут. А что – очень патриотично. В духе времени и истории нашей страны. Гитлеркапут Васильевич Леков. А?

* * *

Где-то в глубинах космоса, в абсолютной тишине, среди светящихся шлейфов ионизированного газа беззвучно умирала звезда.

Вакуум был в этой области исключительно богат, породив обширные водородные облака, что протянулись на десятки световых лет.

Сквозь облака пробегали гравитационные волны, тревожа атомы водорода и подталкивая их друг к другу, создавая сингулярности. То тут, то там плотность водорода становилась больше. Другая случайная волна вскоре разрушала сингулярность, отгоняла атомы один от другого. Или не разрушала...

Волна кайфа все нарастала, обволакивая и унося куда-то...

...Когда плотность и масса сингулярности достигали некоторого предела, сингулярность, собственно, переставала был сингулярностью. Точнее, не переставала быть, а теряла право так называться. По достижении критического предела сингулярность становилась протозималью, гравитационное притяжение которой стягивало к себе вещество из периферийных районов облака. Постепенно формировалась протозвезда...