Я смотрел на мальчишку у костра и думал о том, кем он станет, когда вырастет, и мог ли он, будучи близким другом Уотерса, оставаться в стороне от тех преступлений, которые тот совершал. До сих пор Уотерс разгуливал на свободе на вполне законных основаниях. До этого он все же угодил в руки властей и затем предстал перед судом. Один из самых лучших адвокатов Юго-Запада взялся защищать его и выиграл процесс. За это Уотерсу пришлось выложить кучу денег, но только теперь его репутация была сильно подмочена. Вот и на этот раз он постарался отвести от себя подозрения и прикинулся законопослушным и добропорядочным гражданином.
Так что у Уотерса было все в полном порядке. Но вот только что теперь станет с мальчишкой?
И тогда я сказал:
— Послушай, Чип, а может быть все-таки осядешь где-нибудь?
— Это как? — спросил он.
— Ну, может, в школу пойдешь и все такое…
— Не знаю…, — мрачно ответил он. — И вообще, Джо, не будь таким занудой. Ладно?
— Хорошо, — согласился я. — Давай не будем о грустном.
— Вообще-то, я и сам частенько об этом подумываю, — продолжал он. — А с другой стороны, Дага ведь тоже бросить нельзя. Я ему нужен. А один он совсем пропадет. Станет строить из себя лорда и требовать, чтобы ветчину и яичницу ему подавали бы непременно на золотых тарелках. Чушь какая-то. Нет, Даг без меня пропадет. А я благотворно на него влияю. И он даже прислушивается ко мне — иногда!
Он снова вздохнул.
— Ложись спать, сынок, — сказал я. — Небось, намаялся за день, ведь как-никак пришел издалека.
Чип кивнул, встал, потянулся и расстелил на земле свою скатку с обеялами. Но прежде, чем лечь спать несмотря на смертельную усталость, он отправился туда, где пасся его мустанг и погладил его по морде.
— И тебе спокойной ночи, вредина, — тихо сказал он коню. — Скоро я выжгу на твоей шкуре свое тавро.
Затем он вернулся обратно и лег спать.
Мне же не спалось. Меня одолевали всякие мысли. Я жалел Чипа и с тревогой думал о том, что ждет его в будущем. Мне также не давала покоя мысль о сумке набитой деньгами. И ещё я думал о шерифе Таге Мерфи, который, вероятно, едет сейчас себе по пустыне, и может быть даже направляется в мою сторону.
Что и говорить, положение незавидное. Но в конце концов я тоже решил лечь спать. Я растянулся на земле и ещё какое-то время лежал, глядя в небо, пока звезды не начали тускнеть и расплываться у меня перед глазами, и меня сморил сон.
Проснулся я от того, что что-то тихонько постукивало по моей ноге.
— Отстань, осел чертов. Проваливай отсюда! — пробормотал я не, открывая глаз.
Это была одна из дурацких привычек моего безмозглого осла. В том смысле, что он имел обыкновение подойти ко мне среди ночи и бить копытом у моей ноги или руки. Наверное, из вредности, а может быть, и просто от скуки; точнее сказать затрудняюсь.
Но постукивание по ноге не прекратилось. Тогда я открыл глаза, обращая взор к небу, где высоко над восточными горами висела луна. Прохладный ночной ветерок овевал мое лицо, и я понял, что проспал я довольно долго.
Затем я перевел взгляд чуть пониже, и увидел сомбреро и плечи человека, стоявшего у меня в ногах.
Расталкивать меня больше не было необходимости. Я мгновенно проснулся и сел, глядя на коренастого человека, над правым плечом у которого светила полная луна.
— Привет, Джо, — сказал он.
Я мгновенно узнал этот голос. То есть присущую только ему характерную хрипотцу. Это был никто иной, как шериф Таг Мерфи!
— Привет, Таг, — отозвался я. — Вот так сюрприз.
Я встал.
— Ага, Я на это и рассчитывал, — продолжал Таг Мерфи. — Только немножко последи за руками, ладно? Не делай лишних движений.
— Да у меня и в мыслях ничего такого не было, — пожал плечами я, а потом добавил: — А в чем дело? Ты же не собираешься повесить на меня какое-нибудь дело?
— Пока вроде бы нет, — ответил он. — Просто я немного соскучился и решил наведаться к тебе в гости, чтобы поболтать по душам.
— Нет, что ни говори, а умным быть хорошо, — заметил я. — Ведь поговорить с умным человеком так приятно, что иные люди просто-таки жить без этого не могут и ради такого удовольствия готовы тащиться за двести миль по пустыне. Что ж, Таг, присядь, отдохни. А я пока раздую огонь и сварю тебе кофе.
— Ты лучше сапоги надень, — посоветовал Таг. — А с костром и кофе не спеши, ещё успеется.
Я начал одеваться, украдкой поглядывая на блестящую новенькой кожей седельную сумку, что лежала рядом с потухшими углями моего костра, и раздумывал над тем, что уже одного её присутствия здесь вполне достаточно, чтобы я угодил за решетку лет на десять.
Затем я скосил глаза влево, где должна была находиться постель Чипа. Одеяла сиротливо лежали на земле, но мальчишка исчез. И нигде поблизости его тоже видно не было.
Должно быть он услышал шум, проснулся и пустился наутек. Я подумал о том, что было это довольно жестоко с его стороны. Мог бы и меня разбудить или хотя бы забрать с собой эту чертову сумку, будь она неладна.
Итак, закончив одеваться, я подбросил хворосту в костер, и он начал чадить и дымиться. Затем я налил воды в железный кофейник. Я хорошо помню, как в воде отражалась одинокая звезда, которая словно сорвалась с небес и упала ко мне в ведро. Когда рябь на поверхности воды немного улеглась, то дрожащее, разбитое на множество осколков отражение снова заняло свое место. Прошло ещё несколько секунд — и оно снова слилось воедино.
По-прежнему пребывая в состоянии глубокой задумчивости, я принялся сгребать угли и поставил кофейник на два камня, и пламя тут же начало тянуться к донышку и выбиваться из-под него.
— Интересно получается, — сказал шериф. — Кофейник как будто притягивает огонь к себе. Ты замечал это?
— А то как же, — ответил я. — Весьма занимательное явление, но здесь, уверяю тебя, случаются чудеса и похлеще.
— Какие, например?
— А взять хотя бы твое появление здесь, — сказал я. — Так что за идея тебя посетила на сей раз?
Таг Мерфи рассмеялся.
— Хочешь сказать, что ты слишком добродетелен для того, чтобы тебя можно было в чем-то заподозрить? — хмыкнул шериф.
— Ну что тебе сказать, Таг… Ведь ты же меня знаешь, — проговорил я.
— Верно говоришь, тебя я знаю, — согласился он.
— Но тогда тебе ли не знать, что я в своей жизни нитки чужой не взял?
— Может быть и так, — снова согласился он. — Не знаю. Возможно, это действительно так. Но ведь сам знаешь, дружок, в жизни-то порой всякое бывает.
— В каком смысле? — спросил я.
— А в том, что сердце-то человеческое не камень.
— Точно, — подтвердил я. — Все об этом знают, и я в том числе.