Читать интересную книгу Кавказ - Александр Дюма

По его словам, часть китайской орды, покоренной некогда хиганами, народом, обитавшим к северу от китайской провинции Чили и Шинг-Шинг — провинций весьма плодородных, орошаемых рекой Льяго и ее притоками, — оставила цепь гор Пишан, которая простирается от северного изгиба Желтой реки до истоков рек, впадающих в западную часть залива Пекинга, куда она удалилась, чтобы соединиться со своими соотечественниками — татарами белыми, татарами дикими и татарами черными.

Это не очень ясно, не правда ли? Но кто ж виноват? Вина лежит в этом случае на Менкунге, китайском историке и полководце.

Обратимся к Жану Дюплан де Карпену, младшему брату Святого Франциска, архиепископу Ольвуйскому. Это будет вернее; в 1246 году он послан Иннокентием IV в Хамисак к татарскому хану, чтобы просить его о прекращении преследования христиан. Вот что он рассказывает о монголах, или правильнее, монгалах.

«Есть земля в этой части Востока, называемая Монгал. Эта земля обитаема четырьмя народами: один ека-монгал, что значит великие монгалы, другой су-монгал, что значит болотные монголы, которые сами себя называют татарами, по имени реки, пересекающей их землю».

Далее начинает проясняться.

«Третий народ, продолжает он, называется меркит, четвертый мекрит. Эти народы представляют однообразный тип и говорят одним и тем же языком, хотя они разделены на разные провинции и управляемы разными государями».

Дюплан де Карпен приезжает в Хамисак восемь лет спустя после смерти Чингисхана. Он сейчас расскажет все, что знает об этом великом двигателе народов.

«В земле великих монголов родился некто по имени Чингис[105].

Он прежде всего сделался сильным ловчим перед богом. Он научил людей пользоваться добычей. Он вторгался в другие земли и все, что мог взять, брал, никогда не теряя взятое им; таким образом он привлек к себе соотечественников, которые охотно следовали за ним даже на заведомо дурное дело. Вскоре он вступил в борьбу с су-монголами, т. е. с татарами, и так как многие из них присоединились к нему, то он убил их предводителя и покорил всех татар. То же самое он сотворил с меркитами и мекритами».

А вот как решает этот вопрос современная наука. Ека-монгалы, — которых она называет монголами, — т. е. великие монголы, среди которых родился этот Чингис, известный под именем Чингисхана, были черные татары, а су-монгалы белые татары. Всего любопытнее то, что ека-монгалы, уничтожая белых татар, сами начали носить имя побежденных и называться татарами или, лучше сказать, их стали называть татарами, хотя они всегда гнушались имени побежденного народа.

Татары неизвестны арабским историкам десятого столетия. Масуди[106] написавший в 950 году общую историю известнейших государств трех частей света, под названием «Золотоцветный луг и руды драгоценных камней», не говорит ни о татарах, ни о монголах.

Ибн-Гаукал, его современник, автор географии, именуемой «Китааб Мессаалек», только упоминает о них.

Д'Осон в своей «Истории монголов» ссылается на книги по персидской истории, в которых татары названы самым знаменитым народом в мире.

Что же общего имели между собой татары и монголы? То самое, что Дюплан де Карпен говорит нам в одной фразе и самым простым образом, начиная свою историю монголов следующими словами: «Incipit historia Mongolorum quos nos Tartaros appellamus», что значит: «так начинается история монголов, которых мы называем татарами». Из этой фразы следует, что в середине XIII столетия монголы уже назывались татарами, потому ли что монголы и татары составляли всегда одну и ту же нацию, или, лучше сказать, две ветви одной нации, как предполагает Дюплан де Карпен; или потому, что, образуя две разные нации, победившая нация приняла название побежденной.

С этим, вероятно, связано то, что имя монголов преимущественно распространилось в Азии, а имя татар в Европе, хотя после поражения су-монголов или белых татар ека-монголами оба народа составляли один.

Продвигаясь от востока к западу, из Китая в Персию, Чингисхан увлек за собой, разумеется, и народы Туркестана, которых он встретил на восточном берегу Каспийского моря. Эти народы, как волны, разбились у основания исполинской скалы, называемой Кавказом, между тем, как их отлив наводнял Астрахань и Казань с одной стороны, Баку и Ленкорань — с другой, вытекая двумя большими потоками, один к Крыму, другой к Армении. Само собой разумеется, что туркмены, пришедшие из менее дальних стран, должны были остановиться первые.

Но подвергнувшиеся вторжению народы не различали пришельцев. Все были для них монголами или татарами; и так как в Европе название татар одержало верх над названием монголов, то все и сделались татарами — по названию. Это были те татары, которые основали между Днестром и Эмбой Кипчакское государство, называвшееся Золотой Ордой, от слова орда, что значит палатка.

Вот почему тюркский язык остался господствующим во всем Кипчаке[107] у башкиров и чувашей; монгольский язык исчез, и потомки победителей не могут более ни говорить, ни читать на языке своих предков.

В 1463 году, когда Россия, в царствование Ивана III, начала противодействовать вторжению татар, тяготившему ее более двух веков, Кипчакское царство (или Золотая Орда) было разделено на пять ханств: на ханство Ногайских татар между Доном и Днестром (не нужно смешивать последнюю реку с Днепром); на Астраханское ханство — между Волгой, Доном и Кавказом; на Кипчакское ханство — между Уралом и Волгой; на Казанское ханство — между Самарой и Вяткой и, наконец, Крымское ханство. Последнее сделалось данником России при Иване III в 1474 году. Кипчакское ханство было разрушено тем же царем в 1481 году, Казанское — было покорено Иваном IV в 1552 году, Астраханское подчинилось тому же царю в 1554 году. Наконец ханство Ногайских татар было покорено в XVIII столетии Екатериной II.

Впрочем, те из наших читателей, которые найдут неудовлетворительными наши объяснения, пусть обратятся к сочинениям: «L'Asia poliglotta, de Klaproth»; «Histoire de la Russie, de Leveque»; «Histoire des Cosaques, de Lesur»; «Histoire des Mongols, de D'Ohson»[108] и кроме того, как мы выше сказали, пусть прочтут «Степи» («Les Steppes») нашего соотечественника Омера де Галля.

Мы просим прощения за краткость этой главы: предмет этот довольно скучный, и мы полагаем, что, чем короче наш рассказ о нем, тем лучше.

Обратимся опять к Чир-Юрту, куда мы уже въезжали, когда вдруг появилась странная идея высказать наше мнение о монголах и татарах.

Глава XIII

Нижегородские драгуны

Когда мы спросили дом князя Дондукова-Корсакова, нам указали на верхний город, т. е. в сторону, противоположную той, через которую мы вступили в Чир-Юрт.

Начиная со Щуковой, мы постоянно слышали имя князя Дондукова-Корсакова: оно упоминалось в каждом разговоре и всегда с похвалой.

Есть названия рек, городов и людей, о которых знаешь, прежде чем их увидишь. Имя князя Дондукова-Корсакова — одно из таких имен.

Мы даже не посылали спросить его насчет квартиры. Уже привыкшие к русскому гостеприимству, самому широкому, самому блестящему из гостеприимств, мы направились прямо к нему.

Посреди казарм Нижегородского драгунского полка виднелось большое, великолепно освещенное строение; мы угадали, что это и есть жилище князя, и направились к подъезду. Слуги явились к нам, как будто нас ожидали, а мы вышли из экипажей, будто были уже приглашены.

К нам приблизился незнакомый штаб-офицер. По неведению я принял его за князя и начал приветствовать, но он, не дав мне договорить, объявил, что он не князь Дондуков-Корсаков, а граф Ностиц. Князь недавно был произведен в генералы, и граф Ностиц, как полковник Нижегородского драгунского полка, назначен на его место. Стало быть, мы были в гостях у графа.

Князя предупредили о нашем прибытии, и он вскоре с радушием присоединился к нам. Одна рука его была на перевязи: рана, полученная в последнем походе против чеченцев, обрекала его на бездействие.

Он оказался точно таким, каким я его себе представлял: гордый взгляд, улыбающееся открытое лицо.

Нас провели в зал, весь обвешанный замечательными персидскими коврами привезенными графом Ностицем из Тифлиса. Первое, что обратило на себя наше внимание в большой зале, была картина, изображающая черкесского начальника, защищающего вместе со своими людьми вершину одной горы. Я спросил, кто удостоился чести быть героем картины. Это был Хаджи-Мурад, тот самый Хаджи-Мурад, которого, — помните, любезные читатели? — мы видели действующим лицом в великой драме умерщвления Гамзат-бека.

Хаджи-Мурад — одно из самых известных имен на Кавказе. Он герой легенды. Чем больше минует времени, тем больше будет расти его слава.

Когда Шамиль сделался имамом, Хаджи-Мурад рассорился или сделал вид, что разошелся с ним, и переметнулся к русским. В 1835 и 1836 годах он был офицером милиции. Комендант крепости Хунзах полковник Лазарев[109] заметил тогда, что он тайно сносится с Шамилем. Велено было арестовать Хаджи-Мурада и под стражей сопроводить в Тифлис.