И, вообще, разве возможно распахать пустыню? Кто станет сажать семена в песок?
— Ты юный глупец, — чуть-чуть снисходительно сказал старый эльф. — Люди — что фолки, что орки плодятся как кролики. Я понимаю, что вы компенсируете многочисленностью потомства собственную краткость пребывания на этой земле. Единственное, что вы успеваете сделать на свете — так это наплодить себе подобных. И чем больше у вас потомства, тем больше они жрут. Разве не так?
Данута покоробила циничность старика, но он должен был признать, что в его словах есть истина. На самом-то деле, что жизнь человека перед вечностью эльфа? И дети, что рождаются у них. (У нас!).
— Все так, — не стал спорить воспитанник орков. — Но мы, люди, уж так устроены.
— Я вас не осуждаю. Вы вырубаете леса, распахиваете пустыни, чтобы устраивать там свои пастбища, выращивать зерно. Но из-за вас мы вынуждены отступать. И вот, тысячу лет мы радовались, что все ушли, как снова…
Главный Проводник снова замолк, а Данут принялся ждать — когда же он примется за рассказ о пустыне. Любопытно же! Но старик еще долго разглагольствовал о том, что Мир был создан Валарами именно для эльфов, которые не причиняли зла ничему живому, за что и получили от Единого бессмертие и, должны были стать наместниками Валаров на земле. Но отчего-то появились и другие расы, из-за которых эльфы были вынуждены воевать, и погибать, потому что только насильственная смерть обрывала их жизнь.
Из того, что рассказал Главный Проводник, воспитанник орков пропустил мимо ушей половину, а вторую половину не понял, но, наконец-таки, тот принялся за рассказ о пашне в пустыне.
— Ты заметил, что пески лежат только сверху, словно бы блуждают по пустыне, а сама она состоит из твердой глины? Нет? Странно. Впрочем, чего ждать от невнимательного юнца.
На самом-то деле Данут это давно заметил, как и то, что они едут по твердой почве, напоминавшей пересохшее русло реки, но на всякий случай прикинулся бестолковым. Иначе, старик, чего доброго, не будет рассказывать.
— Покончить с пустыней трудно, но возможно. Люди и орки копают каналы, прокладывают путь для воды, отчего, кстати, губят леса.
Дальше последовал рассказ о том, что из-за людей, вырубавших леса, выкорчевывающих пеньки и сжигавших деревья, чтобы превратить участки леса в пашни, мелеют реки, превращаясь в ручейки, а то и вовсе высыхают. Из лесов уходят звери, птицы, а кто не успевает уйти — гибнут!
Данут все это и так знал. Он понимал, что они, люди — хоть фолки, хоть орки, поступают плохо, губя природу, но что еще остается делать? Вернуться к той жизни, о которой вещают сказочники — переселиться в пещеры, вооружиться каменными орудиями труда и, постоянно опасаться смерти от удара молнии, или какой-нибудь болезни, от которой не будет лекарства?
Но вот, Главный Проводник вернулся к повествованию о пустынях.
— Прежде всего, люди начинают распахивать твердую глину вокруг барханов, а потом пускают туда воду. Глина впитывает воду, набухает, барханы оплывают. Затем песок с барханов перекидывают на глину. Так получается почва, в которую можно сажать семена. А самые большие барханы, так их просто опахивают кругом. Знаешь, для чего?
— Скорее всего, для того, чтобы они оставались на месте, и не смогли двигаться, — предположил Данут.
— А ты не так глуп, как кажется, — усмехнулся Главный Проводник. — Бархан, который не может двигаться, постепенно рассыпается и его можно смешивать с глиной. Во время урагана люди встают на гребень барханов, и лопатами подкидывают песок вверх. Он летит на почву, и становится всего лишь удобрением. Вот видишь, что творят твои соотечественники с благородным телом пустыни?
На словах все выглядело просто, но представив себе, как люди прокапывают каналы, отводят воду из рек, а потом, налегая на ручки плуга, пашут окаменевшую глину, вспарывая и переворачивая пласты, Данут содрогнулся. Они с отцом как-то корчевали лесную делянку, готовя место для пашни. Тяжеловато, но привычно. Да и велика ли у них была делянка? А тут… Адова работа!
За разговорами не заметили, как осилили очередной отрезок дороги. А завтра, как обещал Проводник, песок начнет заканчиваться, превращаясь в сплошной такыр (вон, зато теперь узнал новое слово!), а потом и вовсе сменится степью.
Степей Данут тоже раньше не видел, но представлял себе, что степь — это равнина, зеленая, проросшая редкими кустиками. Ну, поскорее бы! Так хотелось посмотреть на настоящую зелень, на кусты. А там, глядишь, будут и настоящие деревья, потому что от реденьких пальм, растущих в оазисах, от саксаула воспитанника орков уже подташнивало. Ну, где бы увидеть настоящую елку, или березу? Вот, право слово, надо возвращаться в Фаркрайн. Уж лучше будет холодное море, да непроходимые леса с болотами (ладно, пусть даже и с болотниками!), чем эта клятая жара, песок, постоянно попадающий в рот и раскаленное добела солнце.
Подумал, и сам себе стал противен. Ну, что ж поделать, коли он только наполовину орк? Верно, слабость проявляет его человеческая составляющая, потому что настоящий орк никогда не спасовал бы перед незнакомой природой, а напротив, был бы рад и счастлив увидеть и оценить красоту пустыни. Вон, его наставник, томившийся в Юдоле, находил в себе силы любоваться горными склонами, занесенными снегом. Стало быть, маловато у него еще жизненных сил.
Вечером, когда караван расположился на ночлег, заняв очередной оазис, Данута позвал к себе начальник каравана — «посидеть у огня». Это было неожиданно. Возможно, это даже была и честь, оказанная чужеземцу, но воспитанник орков никогда не заморачивался на подобные мелочи.
После ужина, состоявшего из вареной крупы с медом, Главный Проводник собственноручно налил юноше чаю. А чашка — тонкостенная, с золотым узором, явно была очень старой и дорогой.
Дождавшись, пока гость выпьет свою чашку, старый эльф сказал:
— Не сердись на меня Данут.
— За что я должен на вас сердиться? — удивился воспитанник орков. — Вы мне сделали доброе дело. Помогаете добраться до лагеря гворнов. Сам бы я туда шел год, не меньше.
— Увы, мой юный друг, увы. Я помогал тебе только потому, что за тебя попросил этот несносный мальчишка. Он, видите ли, обязан тебе жизнью. Подумаешь. Вы, люди и орки просто обязаны рисковать своей жизнью ради нас, высших рас.
— К чему вы это? — нахмурился Данут, начиная понимать, что с ним произошло, или вот-вот произойдет что-то непоправимое.
— К тому, что я только что отравил тебя, отпрыск двух рас, — насмешливо сказал начальник каравана.
Воспитанник орков попытался вскочить на ноги, но понял, что тело ему отказывается повиноваться. Ноги не слушаются совершенно. Попытался