еще два экзамена — немецкий и химия, где зловещие галочки исчезли из ведомостей. Устроители приемного спектакля в МИФИ считали, что искусственным снижением оценок по математике, физике и литературе они могут уже избавиться от неугодных абитуриентов. На оставшихся экзаменах была разыграна игра в демократию. Химию принимал еврей Коган, который, как и экзаменатор немецкого языка, поставил мне пятерку. Но эти пятерки были уже бутафорией.
После окончания экзаменов, 17 августа, нам сообщили, что результаты их будут известны 26 августа. Я все же набрал 24 очка из 30, что было больше чем достаточно для поступления в МИФИ. Мой друг набрал 23 очка и был туда принят. Вообще, проходным баллом тогда было 22 очка, причем были приняты и те, кто имел 21 очко. Неделю я не ходил в МИФИ, но вдруг меня охватила неясная тревога. Не зная точно зачем, я поспешил туда. Войдя в приемную комиссию, я заметил взволнованных людей, выходивших из дальней комнаты.
Я сунулся туда и увидел на стенах списки. «Что это такое?» — полюбопытствовал я. Это были списки предварительно не принятых в МИФИ той самой мандатной комиссией, у которой ко мне не было никаких вопросов. Списки эти висели уже несколько дней, и ни одна сволочь из МИФИ не удосужилась сообщить об этом непринятым. Те же теряли золотое время, ибо с отметками, полученными здесь, можно было устроиться в другом институте. Не надо объяснять, что мое имя честно значилось в списке. Я ринулся к Гусарову, памятуя о его обещаниях.
— Вы говорили, что можно перейти в МВТУ?
Гусаров показал пальцем на дверь:
— Там представитель Тульского механического института, можете с ним поговорить.
О МВТУ не было и речи. Ехать же в Тулу означало навеки проститься с Москвой.
Схватив документы, я помчался из МИФИ в МВТУ.
Московское высшее техническое училище им. Баумана было огромным котлом по подготовке специалистов для военной промышленности, чего я также не знал. Оно в то время испытывало хронический недобор студентов на ряд факультетов. По дороге в МВТУ я встретил рыжую русскую девчонку, набравшую в МИФИ всего 19 очков. Мы вместе пришли к председателю приемной комиссии. Там была очередь. Рыжая прошла первой и вскоре радостно вышла из кабинета. Ее принимали. Пришел мой черед. Добродушного вида председатель повертел мою экзаменационную ведомость. «Очков, конечно, у вас достаточно, но как жаль, — с улыбкой крокодила вздохнул он, — что по таким важным предметам для МВТУ, как физика и литература (!), у вас тройки. К сожалению, мы принять вас не можем».
У рыжей были тройки по всем предметам, кроме одного!
Я помчался в Институт химического машиностроения (МИХМ). По дороге я встретил двоих ребят, направлявшихся туда с той же целью. Они пригласили меня действовать вместе. Один из них, явный блатняга, сказал, что председатель приемной комиссии МИХМа, Куликов, его знакомый, и он все устроит. Было это в субботу, Куликов и в самом деле принял нас приветливо: «Ребята! Приходите в понедельник к десяти утра. Не будет места, я вас кандидатами устрою».
Кандидатство в то время было верным делом. Кандидату не платили стипендию, но при первом же отчислении кого-либо из института он приобретал право на прием. Я мог убедиться, сколько неуспевающих отсеивалось после первого же семестра из всех институтов.
В назначенный час я явился к Куликову, но к своему удивлению не застал своих давешних знакомых. Я их никогда больше не видел. Я обратился к Куликову, напомнив о его обещании. «Ну и народ! — злобно сказал Куликов, подчеркивая слово «народ», — я вас и знать не знаю. Ходят здесь и голову морочат!» Я думаю, что тех двух он-таки принял, как обещал, но передал им, чтобы они пришли отдельно от меня.
Я было бросился в один или два института, но было поздно. Мать, узнав о том, что я не поступил, горько заплакала. И было от чего. Туся после своего кошмарного техникума угодила технологом на обувную фабрику «Буревестник», Неля загремела в Торжок. А я, последняя надежда, оказывался вообще за бортом.
Но тут я сам решил проявить инициативу и принял мгновенное решение — что нередко выручало меня в будущем — устраиваться в заочный институт.
Через несколько дней я с Юрой Д. и Витей Раздолиным стоял около Каменного моста. Подошел Гольман.
— Ну как, ребята? — обратился он своим гнусавым голосом.
— Я в МВТУ, — гордо сообщил Витя.
— А я в МИФИ, — сказал Юра.
— Ну а ты?
— Да вот, поступаю в заочный, — криво убылаясь, сказал я.
Гольман презрительно отвернулся.
И в самом деле, я единственный из класса не поступил в тот год в очный институт, не считая арестованного Эрика Вознесенского. В один МИФИ поступило семь человек. Блистательный Филюков поступил на физический факультет МГУ, Саша Аллилуев, племянник Надежды Аллилуевой и, стало быть, Сталина, поступил в Медицинский институт. Туда же поступили Витя С. и Эдик Пихлак. Вова Иоффе поступил во второсортный Полиграфический институт, Додик Егоров — в Химико-технологический. Несколько человек поступили в МВТУ. Саша Боген не решился поступать в хороший институт, но устроился в Институт физкультуры и спорта. Борис Смирнов поступил в Автомеханический институт.
Я выбрал заочный Энергетический институт. Для поступления в заочные институты требовалась справка о работе. Многие заочники добывали фиктивные справки, но я об этом не знал, да и знать не хотел. Я был честный комсомолец. Когда я пришел в приемную комиссию заочного Энергетического института (ВЭЗИ), то встретился там с Гришей Азархом, который не был принят в МИФИ с 26 очками! Мы стояли в очереди для подачи документов, как вдруг кто-то окликнул меня. Это был Сканави! Оказалось, что он преподавал и в ВЭЗИ. Сканави поразил меня тем, что помнил каждую деталь моего экзамена по математике. Он вообще отличался совершенно феноменальной памятью. Сканави постарался успокоить меня, сказав, что, может быть, это и к лучшему, что я поступаю в ВЭЗИ. Я с ним сталкивался в ВЭЗИ несколько раз. Сканави продержался после этого в МИФИ лишь несколько месяцев. Его оттуда выгнали за явное нежелание подчиняться системе тайных инструкций во время экзаменов. Он умер через несколько лет.
22
Через несколько дней я был принят учеником токаря на большой Трансформаторный завод. В то время никто еще из выпускников средних школ не шел работать рабочим. Несколько лет спустя все изменилось. От поступающих в институт стали требовать производственный стаж. Я