Школяра, Зубец учится только для того, чтобы получить знания, «то есть неизвестно для чего». Действительно, преданность науке и увлеченность ею доходят у Зубца до такой степени, что его не волнуют даже оценки и он может позволить себе на экзамене крупно поспорить с профессором, на что Школяр решился бы только в невменяемом состоянии.
Зубец предельно целенаправлен и излишне самоуверен. За это и еще за то, что он «дает прорваться уму», его на курсе не любят. Нередко он расплачивается презрением. Опаздывая на лекцию, он входит в притихшую аудиторию, громко топая подкованными каблуками.
Кроме науки, у Зубца мало радостей в жизни. Он ограничивает себя в развлечениях, лишние деньги тратит на книги, плохо ест, мало спит и, по мнению девушек, «никогда» не бреется.
С а ч о к. Блондин с распадающимися волосами. Король троек. Обожает афоризмы типа: «Наука не роскошь, а предмет суровой необходимости». Талантливый изобретатель наикратчайшей дороги к диплому: как можно меньше усилий при наиболее эффективном результате. Главное для Сачка — не доводить дело до кризиса. Как вылезать из него, он думает в последний момент, когда уже пора спасаться, проявляя чудеса изобретательности. Он может на экзамене решить сложнейшую математическую задачу «собственным методом», который даже не снился профессору, поскольку обычных методов Сачок просто не знает. На семинарах он первый отказчик. Но чтобы Сачок встал и честно признался, что не готов к ответу, не дождетесь. Печально глядя на преподавателя, он траурным голосом сообщает, что вчера хоронил бабушку жены своего друга и потому сегодня все еще не может собраться с мыслями. Однажды я спросил Сачка, какими судьбами он попал в университет. Он тут же свалил вину на родителей, сказав, что это их идея. «С самого детства, — добавил он, — я терпеть не мог абстракции, символы и переливание из пустого в порожнее. Как вы понимаете, из меня выйдет отличный теоретик!»
Веселый человек. Неиссякаемый оптимист. Всегда и во всем первый. Кроме учебы. Разумеется, он участвует в самодеятельности: актер, режиссер, автор шуток и интермедий и еще бурный организатор, способный даже декана уговорить на крохотную роль. Наконец, он играет на гитаре и является неизменным участником всех именин. А на его свадьбе, устроенной не где-нибудь, а в лесу, у речки Линды, гуляет, считайте, весь курс.
Школяр называет Сачка истинным студентом. Старик отмечает его удивительную способность к самопожертвованию во имя чего угодно. И даже Зубец готов его понять во всем, кроме единственного: зачем он пришел в университет?
Д е я т е л ь. Все бежали — Деятель шел размеренным шагом. Все смеялись — он позволял себе сдержанную и многозначительную улыбку, говорящую о том, что от масс он все же не оторвался. Когда он входил в кабинет, вы тут же понимали, что вошел Деятель: на нем лежала печать значительности.
Он был неплохим парнем. Его путь вверх начался с первого курса, когда однажды он выступил на собрании и сказал, что Волга впадает в Каспийское море. Присутствующие были потрясены такой трезвостью. Его немедленно «кооптировали» в какое-то бюро, хотя он особенно и не рвался, и целый год наш Деятель работал как проклятый. Тут бы и сказать ему: ладно, отдыхай, мол, теперь другие попробуют. Так нет, его избрали на второй срок, потом на третий, и он стал Деятелем.
К моменту нашего знакомства он уже в совершенстве владел тактикой и стратегией общественной работы и даже знал, когда, с кем и в чьем присутствии можно быть на «ты» или на «вы». Он помнил всех без исключения студентов курса. По фамилиям. Назовешь фамилию, и у него мгновенно срабатывает ассоциация: вызывали — не вызывали, поехал — не поехал, уплатил — не уплатил. «Иванов Д. или Иванов М.?» — спрашивал он «для уточнения».
На занятия у него совсем не хватало ни времени, ни сил. Он тосковал по науке, но понимал, что ему уготована иная судьба, а потому стоически мирился с фактом. Если бы когда-нибудь его забыли переизбрать, он оказался бы в сложнейшем положении, как тот пехотный офицер, который, не дослужив до пенсии, вынужден демобилизоваться.
Таково ближайшее лебедевское окружение, но сказать, что все они были между собой дружны, я не могу. «Мы только знакомы, — как поется в известном романсе, — как странно!» Четыре года проучившись на одном курсе с Зубцом, Школяр мог сказать о нем лишь то, что «у Зубца розовые щеки», хотя это тоже было его «субъяктивным мнением».
До третьего курса им вообще не читали общих лекций. Они сидели в пронумерованных группах, как в кельях, изредка встречаясь на комсомольских собраниях, воскресниках или вечерах. Когда ликвидировали номерные группы и взамен их создали кафедральные, вновь получилась перетасовка и вновь образовались нити, которые сплетали какой-никакой, а коллектив. Но даже в тех случаях, когда в их среде возникала настоящая дружба, говоря о ней, мы вынуждены добавлять: «вроде бы настоящая», — потому что достойной проверки на прочность она, как правило, не имела. Для своего друга Лебедев, увидев однажды книгу «Электромеханика» Джексона, купил второй экземпляр, а друг, который имел доступ к токарному станку, выточил для него некоторые детали магнитофона, — собственно, вот и все «вещественные» доказательства дружбы, которые, конечно, ее не опровергают, но, к сожалению, ничего и не доказывают.
Духовная среда маловато способствует раскрытию людей. Живем рядом, учимся, а кто мы такие — и за пять лет толком не выясним. И какие-то два месяца в стройотряде вдруг могут начисто перевернуть представления студентов друг о друге.
В Горьковском политехническом институте как раз в то время, когда я там был, сотрудники кафедры философии проводили любопытную анкету, названную ими «Лидер». Всем без исключения студентам одного курса предлагалась сумма вопросов такого свойства: с кем из своих сокурсников вы советуетесь по личным делам? С кем поехали бы на пикник? С кем встали бы против вооруженных хулиганов? Кого предпочли бы в качестве собеседника по литературным вопросам? С кем занимались бы науками, готовясь к экзаменам? И т. д. Отвечать надо было, называя пять фамилий студентов своей группы, как сказано в анкете, «в порядке предпочтения».
Результат? Во многих группах лидерами оказались неприметные с виду студенты, никогда не числящиеся в списках официального актива. Меж тем общепризнанные «вожаки» иногда проигрывали им по многим статьям. Картина обнажилась, и по ней, как по рентгеновскому снимку, можно было установить истинное отношение студентов друг к другу и соответствие их «занимаемым должностям».
К слову сказать, анкета подоспела в тот момент, когда курс вернулся с первого своего трудового семестра.
ЛЕКЦИИ
Лебедев посещал с удовольствием лекции тех преподавателей, которые умели не просто излагать мысли, а делать выводы на глазах