И лишь свистульки никто не лепит… Кто-то уехал, а кто-то умер. Город казахский приходит в трепет, Если убили кого-то в Думе.
В нём ещё русские есть покамест: Мама и дочка, алкаш и бабка… И ни в кого не бросают камень, Когда в квартирах бывает зябко.
Есть даже поезд, который прямо Связан с Москвой и кого-то возит. Но мертвецы не имут срама, И в городок забредает осень…
ГРИГОРИЙ ХАБУЛАВА
* * *
Мой город, мой ковчег,
Где львы теснят грифонов,
Где сфинксов и медуз на битву собрала
Невидимая власть. И ветер полон стонов,
И ангелы крыла сложили в купола.
Здесь гордые мосты, согнув повинно спины, Что прачки, небеса трут о костей гранит И высекают ночь холодным шпилем длинным. Над арфою Невы стотонный храм парит…
И не затронет след, что оставляет гений, — Ни Герострата смех, ни инженера гимн. Вот слышен Божий глас в миру столпотворений: "Куда плывёт ковчег? И кто спасётся им?"
МОСКВА. ТРОИЦЕ-СЕРГИЕВА ЛАВРА
Душа моя, расправи плечи! В тебе во славе говорит Листвы весенней красноречье В молчании святых молитв.
День светлый нежными руками Благословение принёс, Тёмно-зелёными платками Одеты головы берёз.
А в храме — образ человечий И негасимый Божий глас… Душа моя, расправи плечи! Под сводами молись за нас.
РУСЬ
Безнадёжная Русь!
Безнадёжно любимая Русь!
Узнавая сынов за версту,
Ты, увы, не даёшь им стареть.
Безнадёжная Русь!
Я боюсь, ты похожа на ту
Чародейницу глаз и волос,
За которую мне и не жаль умереть.
Безнадёжная Русь!
Безнадёжно любимая Русь!
Здесь лучина безвинной вражды
Вновь и вновь обращала в золу храмы и терема,
Но над полем, где грусть,
Свет твоей одинокой звезды
И надежда и вера заблудших сводили с ума.
Безнадёжная Русь!
Ты, как я, целый век влюблена!
Посмотри: позабыл я про стыд
И руками бесстыжими рвусь
Той в объятья, которая вечно одна
И что нынче грустна, словно реки твои,
А над реками ветер летит…
Безнадёжная Русь!
Как любовь обрести? Подскажи…
Ночкой наворожи:
При свече твоих светлых широт
Пригласи духов скованных род,
Поклонюсь им до горькой Земли,
Поутру этот грех замоли,
И, авось, всё простится. И вот
Я к тебе обернусь.
Санкт-Петербург
ТАТЬЯНА ЗЫКИНА* * *
Раскрытое окно впустило звуки
прохлады, летнего дождя и лёгкой скуки,
гитары, мата, льющейся воды,
бибиканья, любви и прочей ерунды.
Такое ощущенье, что нет места
мне в этом воздухе,
что тесное пространство
меня выплёвывает в знак протеста,
а может, из обычного упрямства
обратно в черноту бетонных тюрем,
отгородившись белоснежным тюлем.
ШЁПОТОМ
Мне ли, упоминая о Нём всуе,
Ожидать приглашенья в покинутый дом,
Чтобы выслушать новость: кого как разули,
Раздели, как стал мой друг врагом.
Там обезвожен цветник, оживить его мне ли
Влажным вздохом воды иль другому дано.
Мне ли соки обиды и мести смешивать в теле.
Отскандалило. Лучше бессонницы ткать полотно.
Затонув в глубинах плюшевых кресел
(Где меня караулят полчища новых строк?),
Замереть и услышать скрипенье песен
Половицы, поющей бессонницу чьих-то ног.
Укачало унынье меня в своей колыбели,
Завело монотонный мотив.
А я руки тяну к Тому, Кто на самом деле
Может взять в свой дом, всё простив.
г. Ангара, Иркутской обл.
ЕКАТЕРИНА ЕРЁМИНА* * *
Город неоном заполнен, как хмелем, В душных домах — пьяный смех, В полуагонии смяты постели, Всё перевёрнуто — и, в самом деле, Улица падает вверх. Вот она — чёрная пасть небосвода, Звёздный, холодный оскал, Каждое сердце закрыто на годы;
Ты не узнаешь пароля и кода,
Ты перед тайною встал…
Улица вертится в пенном забвении:
Вывески, бешеный свет,
Крыш черепа и скелеты растений,
Сквозь темноту — вой слепых привидений -
В мире покоя им нет.
Скалятся, странники, рвутся к живым ещё, Пленники стылых миров… Город чернеющим камнем весь вымощен, Город сегодня не брошен, а выброшен — Брызжет фонарная кровь.
г. Владимир
ВЛАДИМИР ВЛАСОВЛЕТНИЙ ЭПИЗОД
Он убит в предместье Кандагара. Кандагар… раскаты хмурых гор, Кандагар… речитатив гитары, Но, скорее, очередь в упор.
…Кто-то там рыдает без утайки, Прядь волос приклеилась ко лбу. Как щемящ прощальный росчерк чайки Сквозь окошко в цинковом гробу…
Лента трепетала боязливо,
Вдруг — к венку прильнула, как змея…
Ты его зароешь торопливо
И забудешь, Родина моя!
А венки "от близких и знакомых" Запылятся в несколько минут. В сущности, и тот, от исполкома, Срок придёт — и тоже унесут…
Будут речи, будет суесловье. И лимана сморщенная гладь. Солнца шар, как бы умытый кровью, Над Вапняркой будет нависать…
В полдень, убегая от загара, Брошу взгляд на холмик… Экий вздор! Ну какая там, к чертям, гитара, Если просто очередь в упор!
РЯЗАНСКИЕ ДОРОГИ
Дорог рязанских пластилин… Российское Нечерноземье
Лепилось издавна из глин, Труда, попоек и везенья…
Над нами облака плывут, Как будто умершие кони. Деревья мокнут там и тут, И ветер стынет, как покойник.
Домов холодных череда В оглохшем вечере утонет. Уже никто и никогда Не позовёт и не прогонит.
Протяжных песен не споёт
И не смутит скабрёзной шуткой.
И только месяц зацветёт
На небе скорбной незабудкой.
Нам этот путь дано свершать, Темнеть от подступившей боли… Рябых работников рожать Российское устало поле.
И где-то там, где мир ревёт, Где век двадцатый беспокоен, Последнюю рубаху рвёт Последний пахарь или воин.
г. Видное, Московская обл.
ЕЛЕНА ЗАХАРОВА* * *
Звёзды — ручные, тёплые — низко, Прямо в ладони и светом — в сердце. Небо — далёкое. Небо — близкое. Это весна, и опять не верится В холод, в неверье твоё и разлуку, В слабость твою и мою силу. Я на прощанье в горячую руку Нежность, как яблоко, положила.
* * *
Опять не спится. Я молчу. Мне груз бессонниц по плечу И по душе родство печали, Весны, надежды и стиха. И ночь томится на причале — Как колыбельная, тиха.
Зовёт свободная дорога, И даже время не спешит. Сейчас до неба и до Бога — Одно движение души.
г. Тамбов
АНДРЕЙ ШЕНДАКОВ***
О, край апухтинских осин, холмов, церквушек и развалин, крестов могильных и низин, домов купеческих и ставен…
Ушёл, сгорел двадцатый век, и, как солдат, в бою пропавший, лежит в овраге первый снег… Листва шуршит: что будет дальше?…
Предугадать бы каждый шаг, в поту холодном замирая, но пусть останется всё так, как есть… Страна моя чужая!…
* * *
Легки и печальны прохладные звёзды: за августом поле накроют сугробы, и машут косматыми лапами сосны в лесу, где мечтают о счастье коровы.
Без боли нельзя видеть сельских развалин, убогих домов и крестьянских пожитков, пусть лучше открытки небесных проталин приходят под вечер к закрытым калиткам.
Пусть лучше, проспавшись, скупой зоотехник отдаст ломоть хлеба быку племенному, чтоб он, словно рыцарь, примерил доспехи быка-рекордиста и жил по-другому.
Не знаю, как выжить российской деревне (повсюду разруха и бесчеловечность). Наверное, так, пробираясь сквозь дебри, придёт пониманье о том, что мы — вечность!