Снайпер стрелял с одной из мельниц. Стрелял не прямо по фронту, а под углом 45 градусов. Одна из мельниц как раз и стояла под этим углом к нашему окопу.
Глаза сильно болели. Петр Маркович — не медсестра. Медсестра, может, своими пальчиками сделала бы промывку и прочистку бережнее. А Петр Маркович незнакомую ему работу делал как мог, выскабливал грязь из моих глаз, как из лошадиного копыта. Ну да спасибо ему и за это. Прочистил, промыл. Намучил, конечно. Зрение вначале было неважное. «Ты мне, — говорю связному, — наверное, весь фарфор стер». А Петр Маркович только смеется и табачок свой покуривает. «Ничего, — говорит, — скоро видеть будешь лучше, чем до этого». И правда, радуга постепенно из глаз исчезла, видеть стал по-прежнему хорошо.
В нашем окопе лежали два накрытых плащ-палаткой пулемета. Как раз перед злополучным выстрелом снайпера я смазал затворные рамы, прочистил газовые камеры, почистил и смазал диски. И теперь зарядил их бронебойно-зажигательными. Не нравились мне эти ветряки. На них наверняка прятались немецкие корректировщики и передавали точные данные для минометчиков и артиллеристов. Потому-то они так точно лупили по нашим окопам. А теперь вот еще и снайпер появился…
Ночью мы с Петром Марковичем все же сменили окоп. Теперь я находился в центре второго отделения нашего взвода.
Утром начали высматривать, в какой же из двух мельниц может сидеть снайпер. Мы уже более или менее знали их повадки. Обычно они выбирались на огневую и начинали свою охоту до начала перестрелки. Сонные солдаты теряют осторожность, внимание и становятся их легкой добычей.
Я взял один из пулеметов, установил прицел. До мельницы было 450–500 метров. Самая дистанция для снайпера. И начал стрелять короткими очередями. Я надеялся подстрелить немца в тот момент, когда он станет взбираться на свою огневую. Так и выпустил первый диск целиком — 49 патронов как один. Вначале обстрелял одну мельницу, потом другую. Мне хотелось поджечь ветряки. Один за другим. Возможно, снайпер прятался за каменными жерновами. Просто так его было взять трудно. Мой первый и второй диски были заряжены так: через каждые десять бронезажигательных патронов я заряжал по пять зажигательных. Я обстреливал мельницы целый день. И три раза при этом менял окоп. Так продолжалось до 20 апреля, целых три дня. Днем я готовил ручные пулеметы, чистил, смазывал, заряжал диски. Ночью менял окоп. А рано утром, каждый раз смещая время на десять — пятнадцать минут, начинал обстрел мельниц.
Солдаты сидели в окопах. Все были целы. Я предупредил их: голову не высовывать — снайпер! Не знаю, достал ли я его одной из очередей, или он понял, что за ним тоже началась охота, но снайпер с участка нашего фронта исчез. А выжил я его или подстрелил — это уже дело второе.
Стрелял немец разрывными. Свойство разрывной пули таково: при попадании в тело человека она, как и обычная пуля, входит в мякоть, но при столкновении с твердым, с костью например, мгновенно взрывается. Образуется большая рваная рана. Обычная пуля и на выходе так сильно мышцы не рвет. Какой вход, такой почти и выход. Разрывная же на выходе делает огромную дыру. Разрывная есть разрывная. И если уж такую поймал, то уж точно — либо покойник, либо калека.
Я продолжал обстреливать ветряки бронезажигательными и зажигательными пулями. Снайпер молчал. Мельницы не загорались. Стрелял то с одной позиции, то с другой. Брал то один пулемет, то другой. Петр Маркович тут же заряжал диски. Когда ты чувствуешь, что за тобой охотятся, мгновенно, инстинктивно, стремишься сам стать охотником. Но для этого нужно перехватить инициативу. Я жалел о том, что у меня нет снайперской винтовки.
Всю войну я искал немецкую снайперскую винтовку. Мне хотелось добыть не столько винтовку, сколько цейссовский оптический прицел. Один раз, тогда мы уже шли по Югославии, мои автоматчики среди брошенного отступающими немцами имущества и оружия нашли снайперскую винтовку. На ней остался крепеж для оптики, но самой оптики не было. В городе Петровград мы захватили огромные склады с оружием и снаряжением. Там были и снайперские винтовки с оптическими прицелами. Но буквально по нашим пятам шли югославские партизаны Тито. Они тут же взяли под усиленную охрану все захваченные нами склады. Там было и продовольствие, и одежда. Так что и братья славяне не особенно-то хотели с нами делиться. Даже оружием.
Что касается одежды, то переодеться в новое, добротное, меховое обмундирование мой взвод все же успел. Когда мы ворвались на меховой склад, увидели новенькие регланы. А мои автоматчики все оборванные донельзя. Прямо орда. За войну обносились. И тогда я приказал старшине взять для моих окопных тружеников 33 реглана. На этот трофей мы имели полное право. Старшина конечно же взял больше.
На плацдарме мы постоянно окапывались. Меняли ячейки. Нельзя было немцам позволить присмотреться к нам, пристрелять наши позиции. Да и снайпер тот, чуяло-таки мое сердце, не насовсем ушел…
21 апреля, еще не рассвело как следует, я отправился к командиру роты на его командно-наблюдательный пункт. Там же я застал связного из штаба батальона. Ротный мне сказал, что меня срочно вызывает к себе комбат Лудильщиков. «Зачем?»— спросил я. «Во второй роте все офицеры ранены. Я рекомендовал тебя», — сказал старший лейтенант Макаров.
Комбат сперва спросил о взводе. Я доложил: 18 солдат автоматчиков, в том числе два сержанта, все в строю, четыре исправных пулемета, 19 автоматов. Ранен, говорю, только один автоматчик во время нелепой атаки направлением на ветряки. Раненого отправили за Днестр. Доложил и о немецком снайпере. Поинтересовался он и тем, кто отдавал приказ на атаку ветряков. Выслушал и, ничего в ответ не сказав, только выругался. И сказал уже доброжелательно: «Принимай роту. С наличием огневых средств разберешься на месте. Возможно, там у них в роте пулеметов меньше, чем у тебя во взводе. Но воевать надо. Задача: не допустить прорыва немцев через свои позиции. Иди. В роте уже вторые сутки нет офицеров».
Сначала я со связным отправился в свой взвод, назначил за себя командовать взводом одного из сержантов. Потом пополз в первый взвод второй роты. Взводом командовал сержант. Он тут же доложил: во взводе 21 человек, вооружены винтовками, патронов достаточно. Взводный, сказал он, младший лейтенант, вчера был ранен и отправлен на паром, а кроме лейтенанта, трое раненых и двое убитых. «В строю осталось 16 человек, — подытожил сержант. — Два ручных пулемета, два автомата, 12 винтовок. Гранат достаточно».
Я осмотрел их позиции, окопы. И тут же приказал сержанту, чтобы взвод отрыл новые окопы. «Даю вам тридцать минут. Оружие держать при себе. Ячейки отрывать конусные, а не такие могилы, какие вы тут себе накопали. В стенах — никаких нор. При артобстреле завалит, похоронит заживо. Действуйте».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});