За день до возвращения домой Янек сбежал из госпиталя.
Чутье позволило ему без помех добраться до грота. Позже Эльза вспомнит, как Янек спрашивал у нее: а можно, чтоб еще? Ну, еще сильнее?! Видимо, бедняга решил, что вторичное посещение Янтарного грота, уже после размена, превратит его нос в чудо из чудес. И не ошибся, только чудо вышло дурачку боком.
Его нашли в гроте. Ходить он не мог. То, чем стали ноги бедняги, не предназначалось для ходьбы. Кажется, Янек прозрел. Влажные, блестящие слизняки росли из глазниц на стебельках. Из глотки неслось утробное хрюканье. Старшая сестра Корделия упала в обморок при виде чудовища. Эльзу стошнило. Пришлось заплатить подмастерьям лекаря, привычным ко всему, чтобы они сбросили Янека в ущелье. Назавтра подмастерья спустились вниз — подтвердить смерть несчастного. Мертвец — добыча воронов-падальщиков — лежал, исковеркан падением. Нос, похожий на короткий хобот, все еще шевелился. Младший подмастерье после этого запил горькую. В минуты просветления рыдал: «Шевелится! У, зараза…» — и сыпал проклятьями.
Родителям сказали: ушел слепец и разбился.
Деньги за размен вернули.
Изменников к гроту больше не подпускали на полет стрелы. Второго Янека Гульда в обители не хотели. Случай или закономерность — какая разница? Эльзе потом долго снилось, как она падает в пропасть, а над ней кружат вороны. Черная метель, вьюга из лоснящихся перьев и жадных клювов.
* * *
…падает. В пропасть.
Пальцы соскользнули с обледенелого края трещины.
Боли Эльза не почувствовала.
6.
— Стоять!
Палец Циклопа копейным жалом нацелился в грудь Натана. Миг назад мальчик пятился к обрыву, и вот — замер на месте.
— Молодец, — похвалил Циклоп. — Отойди от края.
Ноги послушались раньше, чем разум уяснил суть приказа.
— Когда я велю, тогда и прыгнешь вниз. А пока стой, где стоишь…
Утратив к изменнику всякий интерес, Циклоп склонился над сугробом — верней, над слабо шевелящейся тварью. Симон вновь потрогал ее палкой, и существо раскрылось, как лигурийская головоломка. Только что оно лежало, свернувшись клубком, в снеговой скорлупе — и вдруг сделалось втрое больше, словно в животе сработала тайная пружина. Циклоп отшатнулся. Однако тварь лишь натужно, с хрипом дышала, да вздрагивала всем телом.
Подошел Вульм. Указал с брезгливостью:
— Руки человеческие…
— По крайней мере, верхние.
— Перепонки… Это крылья? Как думаешь, Симон?
— Разумеется, крылья. Ты что, сам не видишь?
— Оно может летать?
— Полагаю, оно даже ползать толком не может. Изменения произошли хаотически, и слишком быстро. Его жизненные силы на исходе. Кстати, это он. Мужчина.
— Хочешь сказать: это был мужчина?
— Он все еще мужчина, — Симон без стеснения указал на соответствующий орган. — Но вряд ли это служит ему утешением.
Тварь услышала. Кожистые веки дрогнули, на людей уставились глаза существа. Яичные желтки с щелями змеиных зрачков, и еще один — карий, человеческий. Во взгляде плескалась боль. Существо задышало чаще, пытаясь что-то сказать. Из зубастого бутона, служившего твари пастью, исторглось жалобное шипение.
— Надо его добить…
Симон распрямился, повел плечами. Спина мага хрустнула.
— Живучий, — возразил Циклоп. — Столько времени в снегу… Без еды, огня и одежды. Тебе не хочется выяснить, что сделал с ним грот?
— Он умирает, — старец отвернулся. Лоб мага усеяли бисеринки пота. — Если тебя интересуют его потроха — убей, а потом займись вскрытием. Хотя я думал, что мы идем в Янтарный грот.
— Ты правильно думал, — Циклоп задержался над бывшим человеком. По асимметричному лицу Циклопа трудно было определить, что он испытывает. — Это погромщик. Ты видел пепелище на месте госпиталя?
— Твоя жизнь была сказкой?
— Честный Симон. Беспощадный Симон. Помнишь Красотку? Я видел, как она менялась. Кормил бульоном, выносил ночной горшок. День за днем, год за годом… Ладно, ты прав. Что бы ни натворил этот бедняга, с него довольно. Вульм, прошу тебя…
Свиное Шило покинуло ножны. Узкий меч с хрустом пронзил грудь твари. Существо дернулось, обмякло на снегу. Мертвое, оно сразу усохло. Вульм воткнул клинок в сугроб; убедившись, что сталь чиста, вернул оружие на прежнее место.
— По крайней мере, — подвел Циклоп итог, — сердце у него есть.
Пони идти в грот отказался наотрез. Уперся всеми четырьмя копытами — осел бы обзавидовался! Упрямца привязали снаружи. Натан очень надеялся, что о нем забудут, или позволят остаться с Тугодумом. Но куда там!
— Тебе что, особое приглашение нужно?
Вздохнув, мальчик заковылял к гроту.
* * *
Янтарные наплывы на стенах потемнели, словно впитав кровь и пепел. Охра с киноварью рождала у гостей подспудную тревогу. Первый вмурованный обнаружился в дюжине шагов от входа. Тело ушло в янтарь. Над полом возвышалась голова и часть перекошенного торса. Рука вскинулась к потолку, грозя невесть кому зазубренными когтями. Когда Циклоп с Натаном подошли ближе, голова открыла глаза. Сполох грота отразился в них масляным пламенем. Мальчик шарахнулся к стене, ощутил упругую податливость — войди! останься со мной навсегда… — и с воплем отшатнулся.
— Стена! Она живая!
Осторожно, готовый в любой миг отпрянуть, Циклоп коснулся ладонью теплой поверхности. Кивнул, топнул ногой, проверяя пол на прочность. Пол едва заметно содрогнулся — это оступился, чуть не упав, Симон.
Чиркнуло кресало. В руках Вульма разгорелся факел.
— Живой свет, — пояснил Вульм. — Вылезет какая-нибудь пакость…
Циклоп двинулся вглубь пещеры. Он часто останавливался и тер висок пальцами, сложенными в щепоть. Свербит, подумал мальчик. Лишай, наверное. Мама лечила заразу луковым соком… В следующий миг у Натана тоже зачесался висок, как у Циклопа. Зуд нарастал, стал невыносимым — и сгинул. Теперь, но гораздо слабее, зудели темя и переносица. И спина между лопаток, куда в тулупе не доберешься. В носу поселилась гадкая щекотка. Словно перышком тыркают… Мальчик терпел-терпел, и не выдержал — оглушительно чихнул. Эхо раскатилось под сводами, намекая, что в гроте спряталась целая простуженная армия. Циклоп оглянулся на изменника, но ругаться не стал.
Только поморщился: от досады, или от головной боли, не поймешь.
В темноте, надолго воцарившейся между двумя сполохами, факел высветил пару сталактитов-близнецов. При ближайшем рассмотрении это оказались человеческие ноги в грубых башмаках, покрытые темно-желтой пленкой. Колеблющееся пламя играло со зрением злые шутки. Убеждало: ноги вздрагивают, пытаясь идти по воздуху. Натан поспешил обойти жуткие «сосульки» по широкой дуге. Вскоре грот полыхнул зарницей, явив взорам настоящие сталактиты: копья с золотыми искорками. Часть копий была сломана и оплавлена. Грот залечивал раны: свежие потеки янтаря на сколах восстанавливали прежнюю форму. Медовая слеза текла по ближайшему сталактиту, быстро твердея, как свечной воск.
— Куда дальше? — спросил Циклоп.
Натан догнал его:
— Госпожа Эльза велела мне сесть вон туда. А сама села тут.
— Что она делала?
— Разожгла жаровню. Бросила травы на угли. Зажмурилась.
— А потом?
— Потом я заснул.
У мальчика забурчало в животе, и он умолк, багровый от смущения. Стой спокойно, дурак, велел он себе. И тут же с ожесточением поскреб щеку, затем лоб и макушку. Отрезанные пальцы, гады этакие, напомнили о себе. Вновь, до рези в паху, захотелось по нужде. Миг, и Натан забыл обо всем. Ослепший глаз снова видел! Мутно, как под водой. А теперь — чернота. Нет, опять что-то появилось…
Наблюдая за мальчишкой, который ерзал, как червяк на сковородке, Циклоп вспомнил королевскую аудиенцию. В ответ на просьбу сохранить Натану жизнь его величество соизволил приподнять левую бровь:
«У вас есть живой изменник?»
«Именно так, сир.»
«Что ж, господа маги… Вы оказались предусмотрительны.»