уголок на своих двоих, – он похлопал по ногам, – прошёл.
– И, значит, деревню Ключинскую посещали?
– Именно деревню? У нас их два Ключинских, одно в моём стане, другое в соседнем. Вам наше надобно?
– Да, ведь деревня Ключинская на берегу озера расположена?
– Точно так, там у нас волостное управление находится. Оттого и знаю эту деревню хорошо, часто навещаю.
– Вы со всеми жителями знакомы?
– Ну, по именам, может, не всех знаю, но в лицо – многих.
– Как расположены дома, расскажете?
– Зачем, Мечислав Николаевич? – удивился пристав. – Я ж составил карты каждого селения в стане, так что могу показать на бумаге, – сказанное прозвучало с какой-то гордостью. – Наши уездные землемеры раз в пять лет у нас бывают, а изменения происходят каждый год: кто дом новый поставил, кто погорельцем стал и по миру пошёл. Меняется не только человек, но и сама земля.
Иосиф Сергеевич поднялся и прошёл в соседнюю комнату. Через минуту вернулся с серой папкой. Сел, положил её перед собою, развязал чёрные завязки.
– Вот, – достал он лист, аккуратно расчерченный, с прямоугольниками домов, – это и есть деревня Ключинская. К нынешнему году население её составляет сорок крестьян и сорок две бабы… Всего восемьдесят два человека. Дворов одиннадцать, семей четырнадцать. Ну, это, видимо, интереса у вас не составит: двадцать две лошади, шестнадцать коров и двадцать четыре головы прочего скота. – На лице пристава светилось неприкрытое самодовольство.
– Не ожидал! – восхищённо сказал Кунцевич.
Становой зарделся от удовольствия.
– А начальство всё равно не ценит.
– Иосиф Сергеевич, вот эти два дома на окраине. Кто в них проживает?
– Если память меня не подводит, то их построили два брата, приехавшие то ли из Тамбовской губернии, то ли из Саратовской. В точности не припомню, но уточнить могу, – с готовностью вызвался пристав. Потом поднял взгляд на Кунцевича и тихо спросил: – Из-за них вы прибыли?
Мечислав Николаевич только кивнул.
– Понимаю. Что они сотворили?
– Много за ними дел, все не перечислить. Вот интересно, что вы о них скажете?
– Работящие, дома построили, семьи сюда перевезли. Ни в чём подозрительном не замечены, из жандармского управления ими не интересовались. Что ещё? Сказать-то больше нечего мне, – становой покачал головой и с горечью добавил: – Недоглядел.
– Иосиф Сергеевич, за каждым не уследишь. У вас вон какая территория, разве ж каждому в душу влезешь?
Бакшиев кивнул, выражая согласие со сказанным.
– А мы, – Кунцевич указал на агентов, – если бы знали, на что человек способен, давно бы преступников в империи повывели, так что горюниться нечего. Лучше расскажите, как нам без смертоубийства их арестовать? Сперва не испугать их, потом в живых оставить, да самим от рук бандитских не пострадать? Как? Вы ж наверняка знаете, как дома стоят? Куда двери выходят? Что за домами расположено? Важно для нас всё, даже самая маленькая деталька.
Пристав закусил губу, словно прикидывая, с чего начать.
– Странным оказалось не то, что братья быстро построили дома. Вот, как видите на моей карте, хотя громко сказано, но она и есть карта. Я старался соблюдать расстояния, – указательный палец упёрся в один из прямоугольников, – между ними, – палец переместился с одного прямоугольника на другой, – три сажени. Стоят бок о бок. А если пожар? Огонь перекинется с одного на другой, а сухое дерево, сами видели, как горит. Но они хозяева, как повелели, так и поставили. Но странно другое. Вокруг деревенских изб у нас не принято возводить двухсаженных заборов, а они возвели, словно к осаде готовились.
– Может быть, и готовились, – в задумчивости прервал станового Кунцевич, потом словно очнулся ото сна: – Простите, ради бога, Иосиф Сергеевич, продолжайте.
– Вот с этой стороны у них ворота, – палец вновь поплыл по бумаге, – как я видел, доски там в вершок толщиной, а изнутри железом обиты. Здесь, позади домов, в заборе есть калитка не калитка, но такая низенькая дверь, которую они хотели скрыть от глаз.
– Как же вы… – начал Кунцевич, но, увидев хитрый прищур Бакшиева, осёкся.
– Мечислав Николаевич, на то я и приставом в стане поставлен, чтобы многое о крестьянах знать. Иначе от них иной раз правды-то и не добиться, когда, не дай бог, происшествие какое случится.
– Понятно.
– Что ещё полезного? Ах да. Если смотреть на дома со стороны ворот, то озеро находится в пятидесяти саженях. Им общество запретило ближе строить, там луга заливные.
Глава 30
Несколько саженей прошли в молчании.
– Вы как-то рассказывали, что ваш секретный сотрудник вам поведал о приезжих из Выборгской губернии. Стало что-либо ясно с ними? – спросил Филиппов.
– По чести сказать, – начал Власков, – я с тем сотрудником не встречался.
– Есть причина? – видя взволнованное состояние чиновника для поручений, осторожно поинтересовался Владимир Гаврилович.
– Не знаю, как сказать, – признался Власков.
– Вы говорите.
– Мой давний агент почувствовал за собою слежку, вот я ему и посоветовал уехать из города и переждать некоторое время. Вы же нравы в преступной среде знаете. Там доказательств никаких не требуется, достаточно только подозрений.
– Значит, уехал ваш агент?
– Не думаю. Своенравен он и не всегда следует советам.
– Не выдаст вас, если что?
– Вот не хотелось бы этого «что». Но, – Николай Семёнович запнулся, – сегодня пошлю ему весточку.
– Будьте сами осторожнее. Если нет возможности с ним встретиться, то лучше не надо подвергать опасности ни себя, ни его.
– Постараюсь последовать вашему совету, – а у самого уже затаилась мысль о посылке Угрюмому весточки.
Филиппов готовился к очередной аудиенции с градоначальником. Опять, видимо, пойдёт речь об искоренении преступности в столице. Опять доброжелатели донесли, что в делах об убийствах на Мало-Охтинском проспекте нет никакого движения, только чиновники для поручений разъезжают по командировкам и транжирят казённые деньги.
Власков Михаила Евграфовича встретил во дворе. Последний исполнял дворницкие обязанности – мёл двор, полив пыль небольшим количеством воды. Остановился, опершись на рукоять метлы, и кивнул в сторону своей конурки.
– Уже ждёт, – сказал после того, как поприветствовал Николая Семёновича.
Власков кивнул и направился в глубину двора. Когда прикрыл за собой дверь, первым делом не поздоровался, а жёстким тоном, заранее исключающим враньё и недомолвки, спросил:
– Почему не уехал?
– Николай Семёнович… – начал Коська, но Власков не дал ему сказать ни слова.
– Я уже сто лет Николай Семёныч. Я у тебя спросил, почему не уехал?
– Проверялся я, и очень хорошо проверялся. Поэтому понял, что почудился мне «хвост».
– Проверялся, почудилось, – передразнил Угрюмого чиновник для поручений и, сев напротив, положил руки на стол. – А если не заметил?
– Это я бы и не заметил? – со смешком бросил Коська.