Читать интересную книгу Четыре Блондинки - Кэндес Бушнелл

Нет, в таком деле нужно быть предельно осторожным. Следует замести все следы. (Да нет же, она просто чокнутая. Хочет спереть его идею. И еще думает, что он с этим согласится.)

«Дорогая Эмбер», – пишет Джеймс. (Нет, «дорогая» никак не годится. Звучит слишком интимно.)

Просто:

«Эмбер!

Я был очень рад нашей сегодняшней встрече. Однако мне кажется, что я ввел Вас в заблуждение. Такого понятия, как альфа-самцы, попросту не существует. Во всяком случае, среди людей.

Желаю Вам удачи в работе над очерком об обезьянах».

Джеймс нажимает кнопку «Отправить».

И тут звонит телефон. Опять!

– Джесс! – раздается голос Винни. – Какая честь! – «Ну и подлиза!» – думает Джеймс. – У нас возникла чрезвычайная ситуация, но, обещаю вам, больше это не повторится… О да! Я в восторге от вашего проекта… При должном менеджменте это будет огромный успех… Спасибо вам… Огромное спасибо, Джесс… Ну что вы! Смею вас заверить, я отработаю каждый цент.

Винни кладет трубку и выкрикивает:

– Джеймс!

Джеймс подпрыгивает на стуле. (Неужели теперь он всегда будет так нервничать? Станет подпрыгивать всякий раз, когда Винни зайдет к нему в кабинет? И замирать от ужаса – вдруг она что-нибудь обнаружит?)

– Звонил Джесс Факис. Тот самый, исполнительный директор. Он мне только что предложил возглавить их Интернет-сайт. Оклад – пятьсот тысяч в год. И плюс к этому – акции компании.

Джеймс буквально остолбенел. Он потрясен.

– Ну, что скажешь, как тебе это нравится? Вот теперь я действительно большая шишка.

– Я в восторге, – говорит Джеймс. – Разве не видно?

И тут Винни совершает нечто такое, чего никогда раньше не делала. Она подходит к Джеймсу, кладет руку ему на голову и ерошит ему волосы.

– Я тобой тоже горжусь, – говорит Винни. – Ты ведь так много работал. И я не сомневаюсь, что твой очерк про обезьян ждет большой успех. А может, ты прав и из этого получится целая книга. – Тут Винни зевает. – Знаешь, я что-то устала. Закажу-ка суши и лягу в постель. А тебе что заказать? Как обычно – булочку по-калифорнийски?

– Конечно, – соглашается Джеймс.

ОТТЕНКИ ПЛАТИНЫ

Мой дневник

I

Улыбайся.

У тебя есть все.

О Боже.

Никаких имен.

Кругом полно любопытных.

Всех ненавижу и мужа ненавижу.

Почему?

Такая я дрянь.

Вот сегодня утром я отомстила ему за то, что он заявился в час двадцать три. А ведь он ОБЕЩАЛ, ОБЕЩАЛ, ОБЕЩАЛ быть дома к полуночи. НЕ ПОЗЖЕ. Это была проверка, и он ее не выдержал. Как всегда. Но я не стала закатывать истерику, сделала вид, будто ничего не произошло, но опять всю ночь не спала, и мне казалось, что голова моя вот-вот лопнет. Так, наверное, и будет, и очень даже скоро. Но если я ему об этом скажу, он просто спросит: «Почему бы тебе опять не принять таблетки?» Ясное дело, не был бы ты таким мерзавцем, не пришлось бы мне глотать таблетки. Мне и так уже иногда кажется, что у меня подгибаются колени. Неудивительно, что я едва могу дойти до телефона в другом конце комнаты.

Так вот, утром, когда он встал, я притворилась, что сплю. Услышав шум воды в ванной комнате, я скорее бросилась к своему тайничку и разом вдохнула длинную дорожку дрянного кокаина, который Н. раздобыл у бармена из М. Понятно, уже через минуту я почувствовала тошноту и бросилась в ванную, где меня несколько раз вырвало, а он стоял там в ужасе, весь перемазанный кремом для бритья. Вытирая глаза, я прижалась спиной к стене, меня трясло.

– С тобой все в порядке? – спросил он.

Я загадочно улыбнулась и ответила:

– Вроде бы теперь все в порядке. Не знаю, что со мной стряслось.

– Может, тебе стоит сходить к врачу? – предложил он.

Все, что ему нужно, это чтобы я забеременела. Они все этого хотят. Они думают, будто стоит мне забеременеть, все неприятности разом кончатся и я успокоюсь.

Будто я Миа Фэрроу в фильме «Ребенок Розмари».

– Мне очень жаль, что я спала, когда ты пришел. Хорошо повеселился? – спросила я.

Потом я вернулась в постель, и перед тем, как уйти в свой дурацкий офис, он заглянул в спальню и, по обыкновению, спросил:

– Как думаешь, ты не беременна?

– Вряд ли.

– Но тебе нездоровится. Может, тебе снова сходить к доктору К.?

– Я ТОЛЬКО И ДЕЛАЮ, ЧТО ХОЖУ ПО ВРАЧАМ! – закричала я, но тут его лицо снова стало непроницаемым, и я переключилась на игривый тон: – Это пустяки. Не волнуйся за меня. Все будет в порядке.

– А я все-таки беспокоюсь, – сказал он.

– Тогда почему бы тебе не остаться и не составить мне компанию? – спросила я.

Ну и черт с ним. Об этом и заикаться не стоило: он только покачал головой, похлопал меня по ноге и ушел.

Я НЕНАВИЖУ ЕГО. Чего он от меня хочет? Кем я должна стать для него? Ну чего же от меня ждут, Господи? ГОСПОДИ, да скажет мне хоть кто-нибудь?

* * *

В половине второго пошла к доктору П. Он заставил меня прождать три минуты и сорок две секунды, а это почти четыре минуты, что совершенно неприемлемо. Две с половиной минуты – вот предел ожидания КОГО УГОДНО. Я всегда всем говорю: меня никто не заставит ждать больше двух с половиной минут, разве что я сама кого-нибудь заставлю. Это одна из причин, почему я отказалась появиться на обложке дурацкого журнала «Вог», ведь та идиотка сказала, что их сотрудница перезвонит мне, я спросила, что значит перезвонит, и она уточнила – через пять минут, однако перезвонила через восемнадцать, и я заявила: извините, мне это не интересно. К тому же у меня есть и другие причины ненавидеть ту женщину (я ее так ненавижу, что даже не стану называть по имени), но об этом после.

Что ж, это обычное дело. Пациентка, которая отняла мое законное время, оказалась сорокалетней теткой в легинсах, даже не от Калвина Кляйна. И в руке у нее был носовой платок.

И почему это женщины всегда плачут у психоаналитиков?

– Ну… – говорит доктор П. Я думаю, он заметил мое крайнее раздражение и подчеркнутую официальность. – И как вы сегодня? Вам все еще кажется, что кто-то из ваших близких тайно пытается вас отравить?

– С чего вдруг вы это говорите?

– Дело в том, – напоминает он, листая записную книжку, – что именно это вы сказали мне вчера.

– Меня рвало сегодня утром.

– Понимаю.

Больше я ничего не говорю, просто сижу на стуле, постукивая ногтями по металлическому подлокотнику.

– Понимаю, – повторяет доктор П.

– И что же именно вы понимаете, доктор?

– Я вижу, вы снова повязываете голову.

– К чему вы это?

– Последние две недели вы носите головной платок и темные очки.

Я вымученно улыбаюсь.

– Ну… и что вы ощущаете, когда надеваете платок и темные очки?

– А что, вы думаете, я должна при этом ощущать, доктор?

– Почему бы вам не сказать мне?

– НЕТ, – отвечаю я. – Почему бы вам не сказать это самому?

– Хм, но тогда ваши визиты… утратят смысл.

Фу. Он такой ТУПОЙ.

– Так я чувствую себя защищенной, – говорю ему.

– От того, кто хочет вас отравить?

Иногда мне хочется убить доктора П. Честное слово.

Позвонил Д.У. Я с ним три месяца не разговаривала. Я его избегала.

ПОМОГИТЕ.

В детстве я писала это на всех моих книжках. Я обертывала их в светло-коричневую бумагу и сверху разноцветными фломастерами надписывала свое имя. Над i я вместо точек рисовала кружочки.

Д.У. знает слишком много.

Он, как всегда, звонит в самое неподходящее время. Как раз посреди «Истории Карен Карпентер», которую я смотрю, наверное, в сотый раз. Телефон звонит в тот момент, когда Карен наконец-то переезжает в собственную квартиру, а ее мать находит коробку со слабительным. У Д.У. именно такой слащавый голос, который я та-а-ак ненавижу.

– Привет, моя дорогая, – говорит. – Чем занимаешься?

– Ш-ш… Карен вот-вот соврет своей матери, что больше не станет принимать слабительное, а мать ей поверит. Представляешь, какая дуреха?

– А дальше?

– А дальше Карен захочет похудеть до семидесяти восьми фунтов, и за обедом в День благодарения с ней случится сердечный приступ, то есть ее, по сути, прикончит индюшатина.

– Как это невероятно… очаровательно, – замечает Д.У.

– Так чего тебе надо, Д.У.? – спрашиваю я. Это, конечно, ужас как грубо, но, может, если я буду грубой, он уловит намек и исчезнет еще на три месяца.

– А что потом собираешься делать?

– Потом? – переспрашиваю небрежно. – Думаю, нюхну порядком кокаина, проглочу успокоительное и звякну мужу в офис, а потом в десятый раз прогуляюсь с собакой и вспугну криком парочку фотографов. Что, по-твоему, мне еще делать?

– Знаешь, ты и вправду занятная, очаровательная девочка. Какая досада, что этого никто не понимает. Если бы только люди поняли, какая ты на самом деле.

«Меня на самом деле» больше не существует, но кому это интересно?

– Как думаешь, у моего мужа есть кто-нибудь? – спрашиваю.

– Да брось, дорогая. Зачем ему кто-то на стороне, когда он женат на одной из самых прекрасных женщин на свете? – Пауза. – Ты думаешь, он с кем-то крутит?