- Да, - я выбрасываю окурок в пепельницу, - Позвонишь мне, как что-то узнаешь,- я отталкиваюсь от перил и нажимаю отбой.
Открыв дверь, я оказываюсь в полумраке кухни. В глубине дома играет классическая музыка.
Тата включает свет и я морщусь от боли в глазах.
- Я думала, ты вообще в дом не зайдешь.
- Ты не любишь запах сигарет.
- Как твоя голова? – она подходит ко мне, держа в руке бокал вина.
- Отлично.
На ее лице кружочки свежих огурцов, я снимаю один и засовываю в рот. Тата шутливо бьет меня по руке и я отскакиваю в сторону.
- Ты куда-то собралась? – подхожу к холодильнику и достаю тарелку с остывшей пастой Карбонара, - А как же наш ужин? – я опускаюсь на стул и, загребая вилкой огромную порцию, заталкиваю ее в рот.
- На свидание, - отвечает она и присоединяется ко мне, - И ты был приглашен на обед, так что без обид.
Я знаю, что она лжет.
Так же, как и я.
Мы оба прекрасно знаем, что сегодня за вечер.
- Само собой, - я делаю глоток вина из ее бокала, - И с кем на этот раз? – наблюдаю, как она отодвигает от себя ветчину и тут же накалываю ее на вилку.
- Со своим старым знакомым, - тата напряженно смотрит на небольшие пятнышки крови на моей футболке, но ни о чем не спрашивает.
Прожевав ставшим резиновым кусочек мяса, я отодвигаю тарелку в сторону и поднимаюсь на ноги.
- Очень старым? – продолжаю я нашу игру, но уже без прежнего энтузиазма, прохожу в гостиную и убавляю громкость.
- До неприличия, - тата смеется.
Я слышу, как хлопает дверца холодильника.
- Мне начинать волноваться? – кричу я ей.
- Думаю, он тебе понравится.
И тут я замечаю свой свадебный костюм. Он аккуратно лежит на диване. Я не хочу касаться его, но не в состоянии остановить свою руку. На ощупь ткань холодная и мягкая, как сброшенная кем-то кожа.
Очень символично, если подумать.
В этот день аристократы меняют темно-синий цвет на бежево-коричневый смокинг с золотистой вышивкой трилистника.
- Приезжал Клаус, - говорит тата, заходя в гостиную, я резко одергиваю руку, и встречаюсь с ней взглядом, - Он привез костюм...
Мне нужно выпить. Хотя нет. Пожалуй стоит оставить это на потом, когда станет еще хуже.
- И давно он наведывается к тебе в гости? – зло спрашиваю я, скопившее раздражение бурлит внутри, как вода в закипающем чайнике.
- Смени тон, - просит меня тата.
Я провожу рукой по лицу. Вновь ощущаю себя десятилетним пацаном, которого отсчитали за неподобающее поведение и теперь мне стыдно.
- Я в душ, - хватаю костюм и почти бегу в свою комнату.
Я часто оставался у таты, пока не получил доступ к трастовому фонду и не купил себе отдельную квартиру подальше от делового сектора. Комната почти не изменилась с того времени. На двери так же висят мои бойцовские перчатки. У окна стоит письменный стол, в углу односпальная кровать. На полу всё тот же мягкий ковер, на котором мы с сестрой делали уроки.
Время безжалостно отбирает у меня воспоминания о ней. Может быть, та репортерша была права и я начал забывать. Глаза начинает щипать от слез и я трясу головой, словно хочу прогнать их.
И у меня получается. Всегда получалось.
Стянув с себя футболку, я бросаю ее в корзину для грязного белья и прохожу в ванную. Я включаю душ и встаю под горячий дождь. Всё в своей жизни я измеряю болью. По шкале от одной до десяти. Я так привык к этому, что даже научился управлять.
Но сейчас я начинаю терять контроль.
Судорожно сглатываю и бью кулаком в стену. Брызги разлетаются во все стороны. Бью ещё раз. И еще. Пока боль в руке не вытесняет всё остальное. Я выбираюсь из ванной, в голове сплошной хаос. Меня захлестывает волна скорби, я стараюсь не утонуть в ней, не пойти на дно.
Вытираю кровь с разбитых костяшек, и подхожу к зеркалу. Начинаю изучать смотрящего оттуда парня. Я больше похож на загнанного зверя, чем на счастливого жениха, который вот-вот станет любящим мужем.
Чтобы сделал на моем месте человек? Разумный человек? Парень в зеркале отводит глаза и я беру с кровати золотистый галстук и просовываю шелковую ткань под ворот рубашки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
- Зачем ты это делаешь? – голос таты заставляет меня обернуться, она выглядит моложе в облегающем бархатном платье и небрежно наброшенной на плечи меховой накидкой.
- Что именно? Завязываю галстук? – я опять отворачиваюсь к своему отражению. Парень загнанно смотрит на меня с той стороны зеркала. Я стараюсь не встречаться с ним взглядом, и пытаюсь завязать чертов узел.
- Ты знаешь о чем я, - тата прислоняется к дверному косяку, она не спешит заходить в комнату, а просто наблюдает за мной, грудь сдавливает от учащенного дыхания, - Но я не смогу помочь, если ты будешь молчать, - я замираю, безвольно опуская руки.
Я знаю, что она хочет услышать. Этот разговор должен был закончиться еще в машине. Всё это могло давно закончиться, если бы я не был таким трусом.
- Ты была права, - вдруг говорю я, слова сами выходят из меня, проскальзывая между губами вместе с моим дыханием, - Сестра хотела бы умереть.
- Макс… - тата переступает порог и приближается ко мне, я слышу шуршание ее платья. Потом тишина и опять эти нерешительные шаги в мою сторону.
Я должен сказать это, пока не передумал. Должен за нас обоих.
- Я хотел бы того же для себя, - продолжаю я, мое лицо исчезает и на его месте появляется другое. Она улыбается мне своей широкой улыбкой, убирая за уши длинные каштановые волосы. - Я должен был всё исправить, но…
- Макс, прошу тебя, хватит, - тата останавливает меня и я замолкаю, лицо сестры исчезает, - Ты ни в чем не виноват, - она заставляет меня повернуться к ней, мой пульс ускоряется в два раза, - Никто не виноват,- тата кладет свою теплую ладонь мне на щеку, поглаживая большим пальцем мой подбородок, - ТЫ не виноват, - она осторожно заключает меня в объятия и я чувствую запах ее духов. Мое сердце наливается свинцом и я крепко обнимаю ее в ответ. В душе натягивается струна, одно движение и она лопнет.
- Не говори больше ничего, - я утыкаясь носом в ее шею и чувствую, как тата кивает в ответ, - Пусть пока всё останется, как есть, - она сжимает объятия сильнее,- Как в детстве.
Я просто буду рядом с сестрой, буду рядом, когда прибор перестанет дышать за нее.
Глава 19
Лилит
Я чувствую, как боль в груди нарастает. Еще чуть-чуть и у меня разорвется сердце на мелкие куски, они выломают ребра изнутри, перехватывая легкие и я перестану дышать. Пытаюсь вытолкнуть из себя крик, царапая себе горло, но у меня не получается. Он сворачивается в желудке и я сгибаюсь пополам.
Меня выворачивает коричневой слизью прямо на чьи-то останки. Но мне не становится легче. Я вытираю рот рукавом рубашки и выпрямляюсь. Вокруг ничего не осталось. Я слышу, как стонет шифер и скулит догорающая древесина. Оголенные корни деревьев похожи на сотни переплетенных в ужасе рук. Мои веки начинают дрожать, но я не могу заплакать.
Я смотрю на место, где раньше стоял дом Гриф. Сейчас это просто пепелище и обугленные кирпичи печки. Я перестаю слышать. Остаюсь наедине с тишиной и смертью.
Всё, что я считала своим домом уничтожено. Всех, кого я любила, больше нет.
Не остается даже воспоминаний. Их выжгли вместе с моим умением плакать.
Я иду дальше, к тому месту, где раньше стоял диван, именно на нем я оставила Самару. Я предала маму. Предала отца. Я не смогла ее защитить. Это всё моя вина. Это я виновата. Не надо было соглашаться, надо было взять антибиотик и уходить. Но я захотела большего.
Среди сгоревших вещей я замечаю то, чего здесь быть не должно. Среди этого ужаса, ее быть не должно. Но я смотрю на нее. Книгу с почерневшей от огня обложкой. «Мальчик, который выжил»… Я поднимаю ее и еще раз оглядываю всё вокруг, отчаянно желая увидеть серебристые волосы сестры. Я хочу зарыться в них лицом и услышать ее смех.
Хотя бы в последний раз!