Читать интересную книгу "Матабар IV - Кирилл Сергеевич Клеванский"

флаконом.

— Их и не существует, — произнес он, сжимая подушечку распылителя.

Тут же из медного носика выстрелила струя алого тумана. Тот, стремительно раздуваясь, понесся в сторону десятка дев. Расширяясь быстрее, чем мог уследить взгляд, плотный и густой, туман всего за пару мгновений окутал весь холл первого этажа, а затем, точно так же стремительно, исчез, растворившись красными лентами.

А вместе с ними растворились и девы. Смолк их вой. Исчез поганый запах. И только следы на полу, изорванные обои и разрезанный ковер явно намекали, что девы не имели ничего общего с иллюзиями.

Спящие Духи…

Сложно представить, на что был бы способен настоящий демон. Как, к примеру, тот, что прошлым летом едва было не лишил жизни Арда, а вместе с ним и всех, кто находился в поезде.

— Ты хорошо подготовился, Говорящий, — прозвучал голос.

Он звучал, как незажившая рана на душе. Как боязнь прочесть закрытое письмо, когда знаешь, что внутри тебя не ждет ничего хорошего. Звучал, как глаза человека, в которых ты видишь ответ на вопрос — « Ты все еще любишь меня?» и ответ совсем не такой, на какой ты надеешься. Звучал, как стон раненного, знающего, что ему уже ничего не поможет.

А еще он звучал как металл. Тяжелый и лязгающий.

По лестнице, со второго этажа, спускался полный латный доспех. Высотой около метр восьмидесяти, тот, в прошлом, явно принадлежал могучему войну. Об этом свидетельствовали широкие наплечники в форме бараньих голов, пузатая бригантина со следами от арбалетных болтов и продольного разреза. Может топор или алебарда повергли владельца доспеха.

А теперь сам доспех, полый, но живой, ступал латными ботинками по лестнице. Он волок за собой меч, чем-то напоминающий кусок фонарного столба — такой же большой, как когда-то привиделось Арди, когда уходил из жизни Арор Эгобар.

Доспех волок клинок за собой, а тот, волочась, резал паркет проще буханки хлеба и крошил бетон, словно песчаник.

Арди промолчал. В правой руке он сжимал посох, а в левой — зеркало в медной оправе. Кислота Маранжа ему так и не пригодилось. Что, в целом, не могло не радовать.

— О Вечные Ангелы… — прошептал Милар.

— Они тебе не помогут, кровь обезьяны, — на Галесском произнес доспех и, сойдя с лестницы, замер посередине холла.

— Кто тебя призвал сюда, Потерянная? — спросил Арди. Тоже на Галесском, но последнее слово произнес на языке Фае.

Над их головами качались люстры, еще мгновение назад пребывавшие в покое. По стенам протянулись неглубокие трещины, а стекла в окнах треснулись и покрылись белоснежными сеточками.

Демон выделял слишком плотное излучение и, если бы не нивелирующий его эффект от Лей-кабелей, то Ардану с Миларом не поздоровилось бы. Впрочем, капитану пришлось бы хуже. Намного хуже.

— Выйди из своего убежища, кровь глиняных охотников и обезьян, — скрежетом ржавого металла прозвучал демон. — Выйди и я расскажу.

— Второй раз я спрошу и второй раз ты услышишь, Потерян…

Ардана прервал гулкий и глубокий смех. Смех голодного зверя. Смех горного эха. Смех выгребной ямы. И смех плачущей женщины. Все в одном. Перемешанное и запутанное.

— Закон трех, Говорящий? Что мне до законов, мальчишка. Глупец… Нет больше власти законов надо мной. Ни их, ни чьей больше.

Доспех вытянул руку и, крутанув запястьем, вскинул громадный клинок на плечо. И от одного этого движения разбилось несколько стекол, впуская внутрь морозный ветер и капли дождя. Те упали в опасной близости от оплетки Лей-кабелей, но, насколько знал Ардан, бытовая проводка обладала вполне себе сносной влагозащитой.

Демон, видимо, ожидал совсем другого эффекта.

— Я знаю, кто ты, Говорящий, — внезапно произнесла тварь. — Знаю твою боль. Я слышу её в твоем дыхании. Чувствую… — забрало шлема задрожало, будто втягивало воздух невидимыми ноздрями. — твои сомнения. Кровь убийц. Кровь палачей. Она никогда не ответит тебе согласием, Говорящий. Жалкий и слабый. Последний из тех, кто оставит следы на Горе Памяти. Я…

Ардан поднял посох и с силой ударил им о пол. По залу пронесся звон, как если бы ударились друг о друга хрустальные бокалы. Или ледяные…

— Мне нет дела до твоих слов, Потерянная, — произнес он вкладывая в свои слова волю и силу. Так же, как если бы вкладывал их в осколок Имени. — Ты не знаешь моего истинного имени и у тебя нет власти надо мной и моими тропами. Ты лишь дух. Без формы. Без тела. Без прошлого и будущего. Потерянная. Твое имя забыто, твоя суть…

Ардан застыл на полу слове. Не потому, что не смог договорить слов, которым его научила Атта’Нха; научила что говорить и научила как говорить. Ард просто не успел.

— Ублюдок!

Раздался выстрел.

— Бам!

Спящие Духи… демон вовсе не собиралась сражаться с ним так, как волчица наставляла. Ведь он пришел к ней не один. С ним был Милар.

Капитан Второй Канцелярии, бывший военный следователь, дознаватель Первого ранга. А еще — просто человек. Человек, у которого боли скопилось столько, что демон буквально заявилась на пир.

Человек, который стрелял прямо в него — в Ардана.

* * *

Милар смотрел на спустившуюся к ним женщину. В белоснежных одеяниях она ступала легко и плавно. Словно лебедь плыла по ступеням, аккуратно ставя свои изящные, босые ножки. Будто видение, словно ожившая сказка; старый, забытый рассказ.

Её волосы, цвета ночи, струились за спиной девы, словно плыли по поверхности невидимого пруда, залитого лунным светом. Почему лунным? Потому что именно тот и отражался в её светлых глазах.

Глазах, наполненных памятью. Памятью о том, как ты робко, внутренне храбрясь, но все еще робко, впервые тянешься губами к той, кого мнишь своей вечной, истинной любовью.

Она пахла снами о ночах, проведенных вдали и тайне ото всех. Её голос звучал сродни пению, а белоснежная кожа искрилась жаркими поцелуями. И каждое её слово звенело так же, как колокольчик в уютной, небольшой лавке, где всегда пахнет корицей и терпким чаем.

— Как много ты пережил, солдат, — шептала она и в её голосе звучали голоса всех, кого Милар оставил позади.

Своих первых друзей, о которых старался не вспоминать, чтобы лишний раз не думать о бутылке. Свою первую любовь, о которой уже позабыл, погребя юношеский пыл под грузом ответственности взрослой жизни. Своих сослуживцев и соратников, что не дожили, отправившись рассказывать о своих подвигах Вечным Ангелам.

— Столько боли, столько несчастья, — она говорила,