Читать интересную книгу Чеченский транзит - Николай Пономаренко

"Море крови..." - почему-то вспомнил он расхожую фразу.

...Горе множится и разрастается. Горе обоюдное. Счастье прячется и мельчится. Муфтий и Патриарх в своих молитвах об одном взывают - кровь остановить. Грех и беззаконие перед лицом Всевышнего творятся...

...Идут переговоры, люди распаляются, кричат, но не воюют. "Российские законы соблюсти! Разоружиться! Действовать по Конституции России!"

"Есть Конституция Чечни! Мы - независимый народ!"

Идут переговоры, только впереди танки идут.

"Войска убрать с земли Чеченской и тогда продолжим спор".

"На это мы не полномочны. Вопрос о независимости вашей надо сразу обсудить, договориться!"

"Пока солдаты танками утюжат нашу землю, мы говорить об этом и не станем!"

...Вот ружья из кустов выносят.

Вот тащат за ноги людей

И кличут громко лекарей.

А вот и слева из опушки,

Вдруг с гиком кинулись на пушки

И градом пуль с вершин дерев

Отряд осыпан...

Боевики с зелеными повязками и впрямь решили умереть. Опасно ставить пушки там, где всюду порох. От первой искры вспыхнет пламя, выжжет все живое. Ставят "ГРАД" на нефтебазе и палят - обстреливают русские войска. "Все умрем", - гордятся и стреляют. Почему же в ответ ни выстрела, ни звука? Загорится нефтебаза - долго дым в долинах не осядет. Матерятся русские солдаты при обстреле и кричат своим артиллеристам, что слабо им чеченскую машину уничтожить. Не слабо, те отвечают, только кто решится дать приказ, а вдруг в цистерну... Потекут галлоны нефти, это же Везувий!

- Да хрен-то с ним! Опять стреляют! Семь погибших!

- Мы б и сами, но...

И ставят пушки в школах, у жилых домов... Им - что?! Решили умереть. Воюют. А мирные - те тоже знают пусть, что без свободы жизни нет.

Войска увязли.

...И с грустью тайной и сердечной

Я думал: жалкий человек.

Чего он хочет!.. Небо ясно,

Под небом места много всем,

Но беспрестанно и напрасно

Один враждует он. Зачем?..

Первая бомба в Чечне упала на улицу Лермонтова. Первая бомба упала на дом. Весь город сбежался, не веря еще, что возможно такое в России на склоне двадцатого века. Верить глазам? Эта бомба - сумятица в душах. Правы ли мы? Но толпу так легко разъярить и настроить воинственно - просто. Отомстим! Покричали, пошли за оружием те, кто ещё сомневался. А на рынке оружия - море. Только деньги плати перевозчикам из Закавказья (наживается кто-то, богатеет сравни Аладдину).

Посвежевшие и отрезвевшие от купания, мужчины сели обсохнуть на солнце. Приятный ветерок овевал охладившиеся тела. Двое чечнят бегали перед домом. Догоняющий, держа за хвост мертвую змею, старался хлестнуть убегающего.

- Вот так игры! Уже забили гадину.

- Дети гор - степные дети.

Женщина взяла у Чамсо куски мяса разделанной овцы и поторопилась в дом.

Никита курил. Жара ему была нипочем. Иван разлегся на крыше бочки, загорая.

- Так ты в РУОПе? - спросил Шило.

- Начальник отдела.

Гусаров рассказал Никите о своих злоключениях.

- Не дай Бог! - оценил Никита. - Я ведь тоже начинал в ОРБ ставропольском. Сразу после омской школы немного в уголовке поработал и взяли в крутую, как казалось, службу. Дома, в селе, считали, что я в Ставрополе экономистом работаю. Вроде волю дали - делай любые оперативные разработки, ищи коррупцию, организованные группы... Такое узнал! А как стал уголовные дела возбуждать - тут и застряло все. Того нельзя, этого не трогать, чуть что - угрозы. Рвал-рвал жопу, а все как вода в эту сухую землю. Женился я на односельчанке - и домой от греха подальше. В свой райотдел перевелся, в БХСС. И тут то же самое. Все кричат: давай результаты! Я и зацепил председателя одного колхоза. Внушили, что нельзя трогать уважаемого. С годик бабушек погонял насчет самогона да счетоводов по поводу приписок. А тут знаешь как - все родня. Все ругают. Меня ж с малолетства эти тетки знают. Надоело. Перевелся в участковые. Милое дело. Сам себе голова. Знай заявления разбирай! Тот украл, того жена выгоняет...

Вдали появилось пыльное облачко - возвращалась "волга".

- Куда ж ты теперь? - спросил Никита.

- В Минводский аэропорт надо. Часам к четырем. Буташев там будет и Нури с контейнером. Подбросишь?

- Надо машину брать. Заглянем в село ко мне и поедем.

Подъехал Агалат, и Чамсо жестом пригласил гостей в дом.

На столе в чашке, величиной с таз дымились огромные галушки с чесноком и луком. К "Столичной" прибавились литровые импортные бутыли. Выпили. Агалат включил телевизор.

Программа новостей сплошь посвящалась событиям в Чечне. Смотрели молча. Разлили, сказали "деркал" и выпили. Только Чамсо изредка цокал языком.

- Совсем плохо на родине стало. Что наделали, а? Пятый год, ты знаешь, Никита, здесь чабаную. Работа есть, деньги платят, никто бакшиш не берет, не то что в Чечне. Дети в школе учатся. Вай, дразнить теперь будут... Русский, чеченец, кумык - все тут спокойно жили, а теперь ни здесь, ни на родине покоя не будет. Зачем только стреляют? Мурат и Коста там. Уехали воевать. Мать ночами стонет, а она у меня беременная, как бы чего не случилось...

- И русским эта война серпом по одному месту. Понавыбирали дураков вот и расхлебываем кашу с кровью.

- Долго воевать будут. Если Аллах от меня отвернется, если что с сыновьями случится, Агалат мстить будет за братьев. А кому? Может, вашим родственникам.

Агалат улыбнулся.

- Не говори, отец, я не глупый уже. Если и отомщу, то настоящим врагам. Зачем войска ввели в Чечню? В России земли мало? Это наши горы, наши скалы и склоны, зачем они вам?

- Мне не нужны. Я от них не разбогатею, а то, что с меня штаны сдерут из-за войны, уже чувствую. Три месяца зарплату задерживали, а тут вдруг заявляют, что теперь и не знают, когда выплатят! Деньги из пушек выстреливают. Все уйдет в ненасытную Чечню. - Шило стал распаляться. - Если б не подсобное хозяйство, сад, огород, курочки, уточки да барашки ваши, чем бы я семью кормил?

- Ладно, Никита, Чамсо тут ни при чем, мы в гостях, - остановил Гусаров его речи.

- И правда. Русские как соберутся, так спорят, пока морду не набьют друг другу. И ты, Чамсо, обрусел тут немного. Нам всем по отдельности делить нечего. А народ против народа воюет.

- Не народ воюет, а те, кто на этом разбогатеет, - ответил чабан. - По телевизору кто-то говорил, что войну начали те, кто имел доход от чеченской нефти, от вольфрама и другой руды всякой, что в наших горах нашли.

Чамсо посмотрел на часы и неожиданно объявил Гусарову:

- Тебе, урус, ехать надо. Не знаю зачем, но торопись.

Он налил по полной стопке.

- Лежала на земле гадюка серая, сосала тихо шкуру, снятую с овцы. Другая подползла и третья. Суслики, что мимо пробегали, радовались сытости гадюк. Но шкура высохла на солнце, расползлися гады, стали зверьков ловить, глотать. Взмолились суслики, чтоб снова чабан овцу зарезал. В добрый путь!

- Ничего не понял, а хорошо сказал. Первый раз нормального чеченца встретил. Твое здоровье, Чамсо-чабан! - Иван был во хмелю.

Никита повел мотоцикл по степи с эскортом чабанских собак.

До Еврейской Балки доехали с песнями. У белого обелиска Шило остановился.

- В село не повезу. Возможно, вас ищут, и если там будут сыскари, мне придется вас сдать и получать медаль за задержание особо опасных. Спуститесь вниз, чтобы никто не увидел, и ждите, я за машиной и обратно.

Участковый уехал. Гусаров подошел к памятнику.

"В память о евреях Ставрополья, расстрелянных фашистскими оккупантами в годы Великой Отечественной войны", - прочитал он.

- Ну и местечко выбрали! - чертыхнулся Иван.

- Они всегда устраивали массовые расстрелы в оврагах. На твоей батькивщине - Бабий Яр...

- Да нет, мы выбрали. То кладбище, то яма с дохлятиной, то место расстрела!

Спустились вниз, присели на травянистом местечке, "полечились", занюхав полынью, и растянулись отдохнуть.

- На чьей-то крови лежим... - Гусаров закрыл глаза. - Какой тут крик и стон стоял!..

...О Аллах, зачем ты мне столько отмерил земной и мучительной жизни?! Стар я уже, и заполнено сердце мое до краев человеческой болью. Но снова и снова я вынужден видеть противные разуму эти деяния человекоподобных. Пусть будет Кади молодым, осененным великою мудростью и благословленным тобой! Иль силы прибавь ослабевшему сердцу, как тяжко пробиться сквозь твердь этих злых оболочек к безумному разуму!..

...В дом ворвались ошалевшие пьяные. Дом - детский сад, где игрушки, цветы и ласкающий слух легкий щебет ребячий. В сад ворвались эти нелюди, эти наемники в тяжких своих сапогах. Тащат детей из углов...

- Дяденька, дядя!

Где твой карающий меч, Джабраил? Мальчиков бьют, а девчонок... В ужасе диком молят за них воспитательницы, сами страдающие от бесчестья. Больно телам их, больно их душам, не в силах они оградить от беды малолетних. Мужчину единственного, защищавшего садик, цинично забили игрушкой-лошадкой. Только двоих сумел отрезвить проникающий всюду Кади.