Читать интересную книгу Из шпаны – в паханы - Евгений Сухов

Гроссовский сел на нарах. Похоже, что Бердяй подыскивал себе новую жертву, на ком можно было выместить накопившуюся агрессию. Появление очередного сокамерника было для него как нельзя кстати. Но Михаилу Петровичу с первых секунд показалось знакомым лицо кавказца. Какое-то отдаленное воспоминание всколыхнулось в памяти бывшего коллежского асессора.

Поднимать новенького с пола не пришлось. Опершись на локти, он встал сам. Сначала на колени, а затем и во весь рост. Правая скула арестанта опухла, глаз немного заплыл, но сил на то, чтобы держаться на ногах, у него хватало. Смахнув с губ кровь, пришлый цепко огляделся по сторонам. И в этот момент Гроссовский узнал его окончательно. Перед ним был тот самый человек, которого летом тринадцатого года обвиняли в изнасиловании Екатерины Калюжной. Михаил Петрович напряг память и вспомнил имя грузина. Резо Зурабишвили. Тонкие брови бывшего коллежского асессора удивленно поползли вверх. Подобной встречи он не мог и предвидеть. Столько лет прошло, столько всего изменилось, а главное – встретил-то он вот Зурабишвили не в Казани, а здесь, в Москве.

Прошлое пронеслось перед мысленным взором Гроссовского. Убийство его друга Леонида Калюжного, угрозы семье покойного, спешный отъезд из Казани. Потом Катя... Тяжелые роды, смерть молодой девушки, помешательство надломленной горем Ирины Александровны... Андрей...

Да, в том деле и в дальнейшей судьбе семейства Калюжных Михаил Петрович принял самое деятельное участие. Пока его собственная жизнь не покатилась под откос...

Гроссовский прогнал наваждение, несколько раз энергично сморгнул и вернулся в реальность. Резо мало изменился за минувшие семь лет. Конечно, он стал крупнее, мужественнее, у него отросли волосы и на лице появилась щетина, но это был тот же самый человек, которого помнил Гроссовский.

Грузин приметил в дальнем углу свободные нары и неторопливо двинулся в их направлении.

– Куда это ты собрался, чушка? – бросил ему в спину вертлявый. – Ты че, не понял, что с тобой говорить желают?

Резо остановился. Он еще не остыл от схватки с Камаевым, и сейчас для жигана появился реальный шанс отыграться за поражение. Резко развернувшись, он без лишних слов впечатал кулак в лицо вертлявого. Голова заключенного дернулась, и он медленно осел на пол. Глаза его закатились.

– Ах, ты – сука! – вскочил Бердяй. В руке у него снова блеснул стремительно выхваченный стилет. – Ты на кого прешь, босота?

Гроссовский бросился Бердяю наперерез. С противоположной стороны камеры к ним метнулся и Вертел. Однако оба опоздали. Сверкнул тонкий острый клинок, со свистом взрезал воздух и пронесся всего в паре сантиметров от плеча Резо. Бердяй и глазом не успел моргнуть, как пришлый сместился в сторону и подцепил его носком сапога в живот. Не опуская ноги, Резо вновь взмахнул ею, и подошва врезалась Бердяю в плечо. Тот опрокинулся на бок, но стилета не выпустил. Откатившись влево, он так резво подскочил, как будто и не было до этого никакой атаки противника. Гроссовский кинулся Бердяю на спину, но его руки ухватили лишь пустоту. Клинок устремился в грудь Резо. Вертел тоже понял, что не успеет помешать Бердяю, и замер на месте...

Резо перехватил руку Бердяя в самый последний момент. Раздался звук ломаемой кости. Гроссовский поморщился. Бердяй истошно взвыл. Стилет выпал у него из пальцев и тут же оказался в руке грузина. Резо нырнул вниз, заходя за спину противника, и коротко ударил того клинком в область поясницы. Крик уркагана оборвался на самой высокой ноте. Он дважды дернулся, после чего грузно опустился на холодный пол. Изо рта потянулась тонкая струйка крови. Резо успел выдернуть стилет. С кончика лезвия тягуче сорвалось несколько багровых капель. Грузин нагнулся и вытер клинок о холщевые штаны мертвого арестанта.

Гроссовский наблюдал за его действиями, как завороженный. Последние сомнения бывшего коллежского асессора испарились. Точно таким же ударом был убит в тринадцатом году Леонид Калюжный.

– Зурабишвили, – тихо произнес Гроссовский.

Резо услышал свою фамилию и обернулся. Но в тот же момент дверь камеры снова распахнулась, и в помещение ворвались трое красноармейцев. Четвертый остался стоять в проеме, держа винтовку наизготове. Никто из арестантов не сомневался, что выстрел может грянуть в любую секунду. Но этого не потребовалось. Резо не оказал сопротивления, когда троица крепких ребят вырвала из его пальцев стилет, а затем несколькими грубыми, но точными ударами уложила на пол его самого. Веревки снова больно стянули запястья жигана.

– Отчаянный парниша, – высказался Вертел, когда Резо вывели из общей камеры. Тела мертвого Бердяя и оглушенного вертлявого заключенного остались лежать на полу. – Ты его знаешь, Гросс?

– Знал когда-то.

– Расстреляют? – спросил со своих нар Куцан.

Вертел покачал головой.

– Вряд ли. Если сразу не расстреляли, так и сейчас не расстреляют. Промурыжат еще пару дней в одиночке, а потом снова сюда.

Гроссовский медленно опустился вдоль стены на корточки. В памяти всплыл его последний разговор с Андреем. Чуть искривленный рот, мокрые от слез глаза, непослушный вихор на макушке...

* * *

Москва. Трактир на Колычевской

Пролетка появилась со стороны Щадиловского переулка, и стоявший напротив скобяной лавки Митяй поспешно отвернулся. Он успел заметить сидящих в экипаже Графина и Кабана. Воротник пальто Митяя был высоко поднят, и он надеялся, что недавние товарищи по оружию не обратят внимания на его одинокую фигуру. Так оно и произошло. Коляска прокатила мимо, не сбавляя хода. Краем глаза Митяй отметил еще двух человек в пролетке. Именно эти двое и спрыгнули с подножки в конце квартала. Экипаж скрылся за углом, а спрыгнувшие тут же растворились во мраке. Графин расставлял своих людей на подходах к трактиру. Значит, Архангел не ошибся – жиганам готовилась засада. Сколько еще таких вооруженных громил таилось сейчас во мраке? Этого Митяй сказать не мог.

Нырнув в ближайшую подворотню, он пошел пешком и вскоре оказался на Колычевской. Графин как раз покидал экипаж. Кабан уже стоял на мостовой, раскуривая папиросу и прикрывая ее от ветра озябшей ладонью. Рядом остановилась еще одна пролетка. Из нее появились Хлыст и Михайло Гатчинский. Наиболее авторитетная верхушка столичных «иванов» прибыла в полном составе.

Митяй внимательно наблюдал за тем, как все четверо в сопровождении пяти храпов вошли в трактир. Чья-то рука легла на плечо Митяя, но он даже не вздрогнул.

– В соседнем доме трое с обрезами, – раздался над ухом голос Жука. – Хлыст посадил. Я сам видел. Им понадобится не больше минуты на то, чтобы оказаться со стороны левого окна трактира.

– Их надо убрать, – Митяй достал из кармана «наган», проверил обойму и сунул оружие на прежнее место.

– Этим займется Бурый. Я возьму на себя тех, кого Графин оставил в Даниловском тупике.

– У Щадиловского еще двое.

– Учту. Сколько всего народу он приволок?

– А мне почем знать? – Митяй нервно дернул плечами. – Кстати, Лешего нигде что-то не видно. Это не к добру, Жук. Не нравится мне это.

– Расслабься. Рекрут знает, что делает.

– Хотелось бы верить, что так. Архангел с ним?

– Да. Они уже внутри.

– Кто еще с ними?

Жук на секунду задумался. На фоне освещенных окон трактира мелькнуло несколько теней. Какая-то темная широкоплечая фигура возникла в конце переулка и тут же исчезла.

– Там Рябой, Чиграш, Воробей и Вася-Обух. Еще три или четыре жигана, которых я не знаю.

– Почему так мало? – вскинулся Митяй.

– Рекрут так распорядился, – последовал лаконичный ответ. – Сказал, что этого хватит.

На крыльцо трактира вышел один храп, вдохнул полной грудью морозный воздух и огляделся по сторонам. Стоящих под арочным сводом Митяя и Жука он не заметил.

– Я иду туда.

Жук хотел было что-то сказать, но не успел. Митяй уже шагнул вперед и оказался в конусообразном свете уличного фонаря. Держа руки в карманах пальто, он двинулся в направлении храпа. Тот обернулся к нему лицом.

– Митяй, ты?

– Привет, Валентин.

«Иван» приблизился к собеседнику вплотную и вроде как невзначай заглянул в незанавешенное окно трактира. Все те, кого чуть раньше перечислил Жук, восседали за столом лицом к выходу. Крепкая фигура Рекрута выделялась в центре. Жиган был без «восьмиклинки», но в пальто с поднятым воротником. Обе его руки лежали на поверхности стола. В лице ни тени волнения. Напротив расположились Графин и его люди. Храпы столичных воров остались стоять чуть поодаль.

– Что-то давненько тебя не было видно, Митяй. Где пропадал-то?

– Дела. Дела у меня были. А как там?

– Порядок, – храп счастливо осклабился. – Щас начнем. Я как раз нашим сигнал подать должен.

Митяй поднялся на крыльцо и оказался слева от парня. Одно резкое, едва уловимое движение, хруст позвонков, и паренек безвольно свалился к ногам Митяя. «Иван» толкнул дверь и вошел в трактир.