Читать интересную книгу Из шпаны – в паханы - Евгений Сухов

– Это был Рекрут?

Грузин не ответил.

Камаев убрал револьвер в карман кожаной куртки.

– Резо Зурабишвили, я так полагаю?

И вновь вопрос чекиста остался без ответа.

* * *

Москва. Данилов проулок в Марьиной роще

– Здесь.

Митяй подался вперед и тронул возницу за плечо. Лошади стали, нервно фыркая. Бурый первым спрыгнул с подножки. Ветер трепал его сваленные каштановые волосы на непокрытой голове. Мелкие бисеринки снега слегка припорошили макушку. Бурый смахнул их быстрым движением руки.

Митяй расплатился с извозчиком и отпустил коляску. Сдвинул на затылок белую широкополую шляпу. Лицо одного из авторитетных столичных «иванов» было мрачным и сосредоточенным. За все время пути до Данилова проулка Митяй не проронил ни единого слова. А ведь Бурый видел, что тому явно есть что сказать. Потому и спланировал эту встречу на мало кому известной малине в Марьиной роще.

– Архангел уже здесь, – Бурый неспешно раскурил папиросу, прикрывая ладонью пляшущий огонек.

Митяй не ответил. Он и сам успел заприметить низкорослого щупленького паренька в длиннополом тулупе, маячившего на фоне освещенного окна. Кличка этого пацаненка была Митяю неизвестна, но он не хуже других знал, что именно его в качестве «стремного» повсюду таскал за собой Архангел.

В соседнем дворе залаяла собака. Где-то в отдалении хлопнуло несколько одиночных выстрелов. В Марьиной роще чекисты проводили облавы довольно часто. Равно, как и на Хитровке. Вот только, по счастью для уркаганов, они не носили той масштабности, с какой вели те же самые облавы полицейские при царской России.

Бурый, а за ним и Митяй поднялись на покосившееся крылечко. Протяжно скрипнула верхняя ступенька. Бурый распахнул дверь: свет в сенях не горел. Мужчины прошли дальше и оказались в просторной светлой комнатке с тремя расположенными по периметру топчанами и двумя массивными дубовыми столами прямо в центре. Скрытый во мраке коридорчик вел в смежные комнаты. Оттуда до слуха Митяя донесся заливистый женский смех. Уркаган неспешно снял шляпу, а затем тем же размеренным жестом стянул с рук перчатки. Бросил все это на один из столов.

– По какому поводу сход, Митяй? – сидящий на дальнем топчане мужчина лет сорока слегка переменил позу и пыхнул зажатой в зубах папиросой. – Да еще с такими предосторожностями? Что-то ты темнишь, ей-богу! В чем дело?

Митяй подсел к столу. Рядом с ним разместился и Бурый. Ему тоже было интересно, о чем пойдет речь. Поведение Митяя выглядело в высшей мере странным.

В темном коридорчике заколыхалось пламя свечи, а затем в комнату вошел Архангел. Прищурился от яркого света. На нем были брюки и расстегнутая до пупа белая рубаха.

– Я слышал, как вы подъехали, – Архангел задул свечу.

– Пацаненок сигнализировал? – усмехнулся Бурый.

– И он тоже. Так что за тема, Митяй? Колись, в натуре.

Митяй метнул взгляд в сторону топчана.

– Иди к нам, Жук. Или мне тебе через всю комнату кричать?

– А чего мне кричать? – мужчина, все так же сжимая папиросу зубами, неохотно поднялся на ноги. – Я, чай, не глухой пока. – Но к общему столу он все же подсел. Три пары глаз выжидательно уставились на Митяя.

– Слышали о том, что произошло вчера на Лососинке? – издалека начал «иван». – Жиганы вырезали малину у Колтуна. Всех подчистую. Домра погиб, Князь... Я слышал, сам Рекрут участвовал в этом налете. Больше всех народу именно он и положил...

– Ну и что? – вскинулся Жук. – Война есть война, Митяй. Без жертв тут не обойдется. Жиганские налеты на наши малины становятся все чаще, но и мы в долгу не остаемся. Верно? Лично я со своими ребятами вчера вечером прошерстил два гнездышка на отшибе Хитрова рынка. Жиганов десять удавили, а то и больше. И в Шалипинском переулке хорошо получилось. И в трактире у Якова намедни. Их потери там были куда существеннее наших... Рекрута мы пока достать не можем – это факт. Но всему свое время. Достанем и его, родимого.

– Не достанем, – Митяй тяжело покачал головой. – Рекрут – заговоренный. Помяните мое слово. Его ни пули чекистские, ни перья наши не берут. Облава в «Эдельвейсе» – тому подтверждение. Сколько народу полегло, а Рекрут-то ушел целым и невредимым. А почему, спрашивается?

– Почему? – не удержался Бурый.

Он уже начинал догадываться, к чему клонит Митяй. Понимал это и молчаливо сидящий напротив Архангел. Рано или поздно это должно было случиться. И Бурый почему-то был уверен, что инициатива пойдет именно от Митяя. Он всегда считался самым гибким из их кодлы. По мнению многих, именно Митяю, а не Графину надлежало держать систему в руках.

– Я ведь сказал уже – заговоренный он.

– И что же ты предлагаешь? – Жук раздавил папиросу в пепельнице.

– Разговаривать с Рекрутом надо, – Митяй вскинул голову, готовый в любой момент дать отпор несогласному с его решением оппоненту. – Компромисс нужно искать, как говорится. А действия Графина до добра нас не доведут. Вы думаете, кто капнул чекистам, что Рекрут в «Эдельвейсе» остановился? Графин и капнул. Зуб даю. А что для нашего дела лучше: с жиганами мировую подписать или с ЧК якшаться?

– Ну-у! – протянул Бурый. – Тут ты явно лишку хватил, брат. Чтобы Графин с чекистами снюхался? Да ни в жисть не поверю.

– А я тебе говорю, что это так, – не отступал Митяй. С каждым словом он распалялся все больше и больше. – Графин и Никифора-Муромца замочил, чтобы все концы в воду сунуть. Чтобы Муромец, не дай бог, не сказал кому о его связи с чекистами.

Архангел впервые за все время разговора встрепенулся.

– Постой-постой! – он резко подался вперед. – Так ты что же, Митяй, считаешь, будто Графин давно уже с ЧК на короткой ноге? Когда же он успел? Он ведь только что с каторги вернулся.

– Вот! – Митяй поднял вверх указательный палец, и по его губам скользнула ядовитая усмешка. – Это ты правильно подметил, Архангел. Вернулся! А я слышал, чекисты сейчас редко кого из заключенных на свободу возвращают. Чаще к стенке ставят и пулю промеж глаз вгоняют. А Графина не тронули. С чего бы это?

– Ах ты, черт! – Бурый ударил кулаком в стол. – А ведь верно толкует Митяй. Странный какой-то расклад получается.

Архангел кивнул.

– Сходится, да.

Некоторое время все четверо уркаганов напряженно молчали. Митяй поочередно ощупывал взглядом лица товарищей. Наконец он сказал:

– В общем, думайте сами, «иваны». У каждого, как говорится, своя голова на плечах есть. Я для себя выбор сделал. По мне, лучше Рекрут, которого, как видно, сама смертушка стороной обходит, чем продажная тварь, чекистам задницу лижущая.

Жук прищурился.

– Так и скажешь Графину?

– А чего мне с ним говорить? – парировал Митяй. – Это все одно, что язык об забор чесать. Западло. С Рекрутом разговаривать надо.

* * *

Москва. Малина на Цыганской

– Щуку завалили, Рекрут, – Чиграш стянул с головы картуз и смахнул рукой выступившие на лбу крупные бисеринки пота. – Час назад. Мы наведались на ту хазу, как ты и говорил. Щука был там. Я лично всадил в него три маслины. Две в грудь и одну в голову. С ним еще было человек пять храпов. Их тоже мочканули. Никого не оставили.

Чиграш стиснул свои пудовые кулаки, словно жаждал продемонстрировать казанскому авторитету, что он и впредь готов исполнять его поручения так же качественно и ретиво. Со смертями Солоуха и Шмеля вакантные места среди ближайшего окружения Рекрута освободились, и теперь каждый из жиганов считал за честь занять их как можно скорее. Тридцатипятилетний Чиграш – из бывших студентов – не был исключением.

– С нашей стороны потери есть?

Рекрут не поднял головы. Одной рукой жиган машинально перебирал крапленую колоду карт, то и дело проводя пальцами по шероховатым «рубашкам». Рядом лежала штопальная игла, прокаленная на конце от частого употребления.

– Незначительные, – Чиграш поморщился. – Мы потеряли одного человека.

– Кого?

– Архипа. Это московский жиган, Рекрут. Ты должен был его видеть. На хазе у Рябого, помнишь?

Рекрут смял папиросу в глубокой серебряной пепельнице в виде кленового листа и, коротко переглянувшись с расположившимся на низеньком кривоногом диванчике Воробьем, поднял взгляд на Чиграша.

– Запомни раз и навсегда, друг, незначительных потерь не бывает. Особенно в нашем деле. Я и так лишился верных, проверенных людей. Нас мало, Чиграш, и мы обязаны экономить силы.

– Да, я понял...

– Кстати, о потерях, – подал голос Воробей. – Раз уж ты заговорил о тех людях...

Рекрут повернулся в его сторону. После убийства Аякса в Казани Воробей не предпринял ни одной силовой акции. Зато неизменно находился при авторитете. Рекрут уже не раз имел возможность оценить гибкий ум бывшего уркагана. В качестве «советника» он мог принести куда больше пользы, нежели с «наганом» в руках.

– Что?

– Я хотел потолковать с тобой о Резо.