Читать интересную книгу Учебник рисования - Максим Кантор

И это определение ясности не добавляет.

Если банды разрозненны — не проще ли их подавлять поодиночке, не давая одной знать о существовании другой? Не ведет ли политика обобщения к тому, что отдельные банды осознают себя как единую силу, например религиозную? А когда случится так, то не станут ли фанатики — религиозной державой: с целью, историей и будущим? И кто будет в этом виноват? И вообще — откуда эти банды заводятся? От сырости, что ли?

Можно дать и третье толкование.

Некогда вольные отряды кондотьеров скитались по средневековому миру, продавая свое военное умение князьям. Так, руками вольных отрядов Сфорца был взят Милан, а известный бандит Гаттамелата — брал Феррару. Наемная военная сила продавалась в соответствии с коммерческой структурой общества — и следует согласиться, что коммерческий принцип деятельности вольных отрядов сохранился без изменений. Разница состоит в том, что теперь вольные отряды берут деньги за то, чтобы не разрушать города, но принцип торговых отношений не поменялся. В условиях растаскивания государственных структур на составные части — терроризм не более чем приватизация войны.

Однако и это толкование не выдерживает критики.

Всякая приватизация, в том числе приватизация войны, имеет смысл тогда, когда есть структура, гарантирующая ценность присвоенного предмета. Иначе усилия, потраченные на приватизацию, не имеют смысла. Скажем, захватили горцы Гудермес, бойцы ИРА — Белфаст, палестинцы — сектор Газа, — и этого никто не заметил. Ну, доложили правителям, а те сказали: плевать. Так что, если бы дикие боевики приватизировали войну в условиях всеобщей мирной политики, — они бы смотрелись несуразно. Как можно, скажите, приватизировать войну — в обществе, занятом глобальным мирным строительством? Значит, что-то иное происходит в диких селениях. Однако убивают.

К счастью, ни первое определение, ни второе, ни третье — действительности не соответствовали. И постепенно в умах граждан Империи стало вызревать следующее соображение. Та самая разруха, которая (по выражению одного профессора) наступает, если борцы с разрухой мочатся мимо унитаза, вполне сравнима с загадочным мировым терроризмом. Он есть только потому, что его ежесекундно создают — теми или другими условиями. Разделили Курдистан, курды и недовольны. Отняли у палестинцев землю — они стреляют. Так может — перестать их провоцировать? Может быть, если (для разнообразия) мочиться непосредственно в унитаз, то и разрухи не будет? Дайте мерзавцам, наконец, свободу, рассуждает обыватель, пусть получат, что хотят, только пусть не взрывают домов. Отпустите Чечню, объедините Курдистан, дайте Корсике статус независимой республики, утвердите герб и флаг у колумбийца Маркоса. Дайте моджахедам резать друг друга, — и черт с ними. Ведь пробовали уже: пустили Индию на волю, дали залиться кровью? Вот и этих пустите — их, чай, не миллиард, нехай сами разбираются, что им там надо.

IV

Две дамы (одна в красных колготках, другая — в оранжевых) выразили эту мысль с прямотой, достойной Троцкого.

— Ни мира, ни войны, — сказала авангардистка Роза, — армию вывести, а торговлю вести.

— Открыть широкую дискуссию, — сказала правозащитница Голда. — Собрать в горах журналистов всего мира, построить в Чечне пресс-центр, пятизвездочные гостиницы, издать альманах «Горняя совесть».

— Помилуйте, — сказал ей Луговой, — мы это и делаем. Гостиницы пока не построили, но фундамент заложили.

По многим приметам в горах шла гражданская война — если посчитать, что в годы советской власти образовался так называемый советский народ, если учесть, что добрая треть чеченцев давно ассимилировалась в русских городах, то народ они представляли. Гражданской войной можно было именовать события в Афганистане, Ирландии, Курдистане, Колумбии и т. д. Одна часть населения убивала другую — и имперское начальство сетовало. Партизаны скитались по горам, стреляли из-за утла в солдат регулярной армии, прятались по домам сочувствующих. Все вышеперечисленное — вещи обычные, и тем не менее было нечто непонятное в их сегодняшнем употреблении. Тактикой и принципом вербовки сторонников войны походили на гражданские, а гражданская война — есть любимое средство революции. Идеологи революций минувшего века считали гражданскую войну главным методом разрушения старого мира. Перманентная революция должна была идти по миру именно в виде гражданской войны — как же иначе? Гражданская война, воспетая во всей своей жестокости Марксом и Троцким, должна была утопить старый порядок в крови. И Маркс, и Троцкий внимательно относились к тому, чтобы крови и террора было достаточно для достижения целей, стоило гражданской войне пойти на убыль, как Троцкий расстраивался. И вот парадокс: крови на современной гражданской войне проливалось достаточно — однако старый порядок от этого не страдал. Очаги гражданских войн, тлеющие в провинциях Империи, перманентную революцию не торопили. И даже напротив.

И вот какой вопрос странен: почему испанская гражданская война была никому не нужна, а чеченская гражданская война нужна всем?

Революция, возникая, причиняет неудобство цивилизации тем, что разрушает связь в экономической цепочке, ломает договоренности. Революция — в этом ее смысл — заменяет цивилизованный обмен иным методом распределения, кладет предел рыночным отношениям. Представители цивилизации боятся того, что собственность будет разделена по новому принципу, а старый будет отменен. Этим досадила миру Октябрьская революция, они испортила порядок ведения бизнеса. И мир научился мстить революционным режимам именно экономическим путем. Стоит прийти к власти опасному социалистическому фантазеру, и можно быть уверенным: цивилизованные люди введут разнообразные эмбарго на торговлю с таким мерзавцем. Он хочет изменить порядок вещей — значит, будет исключен из общей связи вещей. Так мудрые банкиры поступали с Кастро и с Альенде. Не давать врагам порядка денег, не покупать у них олово, сахар, медь — пусть мрут с голоду! Они не признают власть рынка? Мы им покажем, что это за власть! А вот с партизано-бандитскими освободительными движениями так не обращались. Поразительно то, что локальные очаги свободы никто экономическими санкциями не душил — эмбарго не вводили, но напротив того: деньги в эти огневые точки отсылали немереные. И сами очаги свободы рынок и систему обмена не отменяли, наоборот: жестко контролировали бесперебойность ее работы. Чеченские и афганские люди с автоматами были великолепными торговцами и предпринимателями. И банкиры, портфельные инвесторы, президенты корпораций не спешили с осуждением этих гражданских войн. По всей видимости, угрозы рынку национально-освободительные движения не представляют. Почему с Кастро никакой торговли нет — а из Афганистана (Колумбии, Чечни) идут караваны героина в мир, все об этом знают, но караваны идут, и никто их не останавливает? Почему экспорт меди в республике Альенде был заблокирован, а финансовые потоки в Колумбию или Чечню идут непрерывно?

Совсем иное дело, что эти бурные финансовые потоки не решали вопрос с независимостью и прекращением военных действий. Казалось бы, на затраченные деньги можно вылечить раненых, выкупить пленных и построить новые дома — но Чечня как была в руинах, так в руинах и осталась, Афганистан не покрылся сетью больниц, школами, госпиталями и университетами. Куда-то эти деньги ушли, и ушли, видимо, не зря, поскольку тратили их люди, не склонные относиться к деньгам халатно. Но вот куда эти миллиарды делись?

Люди искушенные давно догадались — куда. Собственно, это даже особенно и не скрывали. Тысячи коммерсантов помельче и сотни коммерсантов покрупнее вели свои дела в южной России с учетом чеченской войны и благодаря ей. Чеченская война использовалась в качестве инструмента управления финансовыми потоками — и это было совершенно логично, все войны так используются. Особенность данной войны состояла в том, что она была искусственной — то есть ее подкармливали для того, чтобы оборот обмена цивилизованного общества функционировал лучше. Прекраснодушные интеллигенты умилялись повстанцам и их непримиримости — однако мир в целом умиляться не может, занятие это сентиментальное и бесполезное, мир всякую вещь должен использовать для того, чтобы из вещей производить силу вещей. Когда говорится, что в истории нечто произошло в силу вещей, имеется в виду лишь то, что вещам была сообщена некая сила — и сделать это можно только разумным путем. К природным явлениям следует отнестись внимательно и извлечь из них не поэтические настроения, но выгоду. Потребность дикаря в свободе должна в условиях империи получить полезную социальную направленность. Повсеместно, в каждом пункте мира, где свободолюбивые инстинкты населения вырывались на поверхность жизни, общество использовало эти инстинкты с той же рациональностью, с какой энергия воды используется электростанцией. Превратить гражданские войны в войны империалистические практически означало то, что энергия борца использовалась для решения финансовых вопросов — и в этом не было никакого противоречия. Борьба шла своим чередом, люди стреляли из засады, взрывали поезда метро, резали горло (то есть осуществляли деструктивные действия), а параллельно с этим и благодаря этому другие люди осваивали алмазные шахты, нефтяные скважины, алюминиевые карьеры (то есть совершали конструктивные действия). Бурный поток подмывает берега, но двигает турбины. Сами чеченские бойцы, прыгающие, подобно козлам, по горным кручам, не удивлялись, узнавая, что их соплеменники живут в столице, торгуют с неверными и от этой торговли делаются миллионерами. Впрочем, богатство изворотливых чеченцев было лишь параграфом в большом контракте — а именно зарплатой менеджера среднего звена богатой корпорации. Некие деньги действительно оседали в чеченских руках, но лишь потому, что в результате деятельности всего концерна реальные игроки получали многие миллиарды и власть. Некие махинации действительно происходили на фронтах (генералы торговали с противником оружием, продавали и выкупали пленных, снабжали журналистов ложной информацией за деньги), это были обыкновенные доходы вороватых снабженцев, неизбежные при создании большого предприятия. Правозащитники, сетующие на эти побочные доходы, были подобны людям, которые негодуют потому, что при строительстве небоскреба подрядчик украл кафель для своей ванной комнаты. Ну, украл — так что с того? Люди, задумавшие строительство, вложили кражу кафеля в расходную статью. Так и сама деятельность правозащитников, и муки пылких интеллигентов были заложены в качестве необходимой составляющей в общий проект. Репортажи и разоблачения лишь придавали турбинам ускорение, и природное свободолюбие лучше и качественнее выполняло назначенную функцию. В частности, гонорары Голде Стерн платил журнал «Дверь в Европу», существующий на деньги Тофика Левкоева, те деньги, которые ковались в чеченских горах с интенсивностью, превосходящей действия отрядов повстанцев и карателей. Так и колумбийские наркопартизаны, и курдские сепаратисты, и ирландские боевики выполнили возложенную на них миссию — усердно и самозабвенно, а совестливая интеллигенция подбадривала их, чтобы они не расслаблялись, не отвлекались, трудились на благо цивилизации и дальше. Свободолюбие играло роль природной энергии, военные — роль снабженцев, интеллигенция — роль контролера на производстве, следящего за тем, чтобы рабочий не отходил от станка. И завод работал.