- Костер в конюшенное дворе. Я уже слышал о нем, но хотел удостовериться лично.
Казалось, этого человека может позабавить что угодно, однако на сей раз его голос был холоден, и в нем угадывалась улыбка не веселья, а презрения.
- Что там жгут? - спросила Элизанда,
- Бочку, которую мы видели на дороге, мадемуазель. Барон предусмотрительно приказал уничтожить ее, чтобы очиститься от скверны. Я думал, что ее приберегут для костра, на котором надеются сжечь пленника, но барон, видимо, торопится. Старший конюх наверняка согласен с ним - думаю, бочка попахивает довольно гнусно.
- Сьер Антон, а почему пленника везли в бочке? Это же... это просто глупо - так везти человека!..
- Барон очень предусмотрителен, - повторил сьер Антон. На этот раз Джулианна увидела его улыбку - в ней не было и тени великодушия. - Человек из Сурайона не может не быть колдуном. Я думаю, барон опасался, что по дороге он начнет колдовать или вызывать демонов, чтобы те спасли своего земного брата... Вот и запечатал пленника в бочку, чтобы у того не было ни света, ни воздуха, ни земли, ни огня - в общем, ничего, что нужно для заклинания.
- Но это же... нелепо!
- Полностью с вами согласен. Однако вам повезло, что вы не знакомы с бароном. Ко мне судьба была менее благосклонна. Он человек... нелепый.
- А еще нелепее, - заметила чинно сидевшая на собственной постели Элизанда, - еще нелепее то, что пленника считают пришельцем из Сурайона. Эта земля вот уже тридцать лет как свернута; зачем кому-нибудь покидать ее? И откуда они знают родину этого человека? У него что, на лбу написано?
- Ходили слухи, что некоторые жители Сурайона изредка появляются в Чужеземье. Бывало, что таких путешественников ловили и пытали, и я никогда не слышал, чтобы они оказались невинны. Думаю, итог всегда один - признание и смерть, а какой вопрос был задан - уже не важно.
Джулианна вздрогнула. Она видела разные экзотические казни в Марассоне, который всегда славился своей необычностью. Разумеется, она знала о существовании императорской инквизиции и о ее работе, невидимой, но не тайной. О ней говорили только шепотом. Она даже встречала этих людей при дворе, вежливо подавала им руку и с удивлением замечала, что их кожа не холоднее, чем у обычных людей, а сами они не несут с собой запаха подземелий.
Д'Эскриве заметил ее дрожь и улыбнулся. На тропе он был великодушен, но сейчас не простил ей промаха.
- Мои ответы расстраивают вас, мадемуазель. Прошу прощения.
- Нет, вы говорите правду и я благодарна вам за нее. Меня расстраивают мысли о невинно страдающих.
- Невинные страдальцы были всегда, - сурово ответил рыцарь. На мгновение он ушел в себя, но потом встряхнул головой и улыбнулся уже спокойнее. - Как долго вы намерены оставаться с нами, мадемуазель Джулианна?
- Не могу сказать. Мой отец послал в Элесси гонца; думаю, за мной очень скоро вышлют эскорт - а может быть, уже и выслали.
- Несомненно. Если, конечно, гонец достиг цели. Между Роком и Элесси лежат опасные земли.
Она знала это. Иногда Джулианна ловила себя на том, что надеется: весть о ней не дошла до Элесси, а значит, у нее будет еще несколько дней свободы, хотя бы и в этом мрачном замке. Ей совсем не хотелось встречаться со своим будущим мужем. Но...
- Прецептор тоже послал весть о нас, причем для верности и с гонцом, и с голубиной почтой.
Прецептор навестил гостью в первое же утро после ее прибытия в Рок. Он показался Джулианне добрым человеком с прекрасными манерами и очень красивым голосом. Девушке пришлось напомнить себе, что он распоряжается всей этой крепостью и всеми людьми и что человек, которому доверена охрана северной границы Королевства, не может быть таким добродушным, как кажется.
- Это уже лучше. Но все равно на голубя может напасть ястреб, а гонцу даже на хорошей лошади понадобится несколько дней, чтобы добраться до Элесси. Отряду, который пошлют за вами, понадобится еше больше. Значит, мы будем иметь возможность наслаждаться вашим обществом довольно долго, мадемуазель. Позаботился ли кто-нибудь о развлечениях для вас?
- О, они мне не нужны, - небрежно ответила Джулианна, хотя сердце ее сжалось. - Я не одинока - со мной Элизанда, и у нас есть целый замок, который можно изучать.
Это была ложь, откровенная и незамысловатая. Исследовать замок могла только Элизанда - чем она, собственно, и занималась; Джулианна же постоянно чувствовала тяжкое бремя репутации и потому не выходила. Она не хотела дать Блезу или солдатам повод сплетничать о ней в стране, которая должна была стать ей домом.
- До тех пор, пока я могу отправляться на верховые прогулки и встречаться с такими приятными людьми, - крошечный поклон в сторону рыцаря, легкая издевка в ответ на издевку, хотя все сказанное правда, - до тех пор я буду вполне довольна своим положением. Вы и ваши собратья не должны тревожиться обо мне, у вас и так наверняка хватает обузы.
- Мадемуазель Джулианна, вы совсем не обуза. - "Даже тогда, когда чуть не падаете на полном скаку в высохшее русло или дрожите на горной тропе", добавили его глаза. Да, он переиграл ее. - Я хотел бы взять вас на соколиную охоту или пригласить поохотиться с собаками, но, к сожалению, здешние тяжелые обеты касаются не только монахов. Такое времяпрепровождение запрещено нам, по крайней мере до тех пор, пока мы не снимем черное одеяние. Маррон, мне кажется, что у дам кубки уже пусты, а мой так и вовсе высох.
- Прошу прощения, сьер. Позвольте... Маррон поспешно наполнил кубок Джулианны и отвернулся, не заметив дружелюбной улыбки; Джулианна поблагодарила его в спину и глотнула из кубка. Напиток был великолепен - горячее красное вино со специями. Одно оно уже могло служить поводом искать дружбы д'Эскриве, даже если бы он не дал ей других причин желать этого.
- И себе налей, Маррон.
Мгновенная пауза, потом "Да, сьер" и звук льющейся жидкости. Джулианна не стала оборачиваться, зная, что под ее взглядом юноша сравняется цветом лица с вином.
- Сьер Антон, - спросила Элизанда, - вы уверяете нас, что рыцари-искупители не охотятся?
- Нет, мадемуазель. Я только честно говорю, что охота нам запрещена. Многие из моих собратьев не обращают внимания на запреты, но я предпочитаю не подражать им.
Да, он был из тех людей, которые честно соблюдают клятвы. Джулианна стала гадать, на сколько времени он поклялся отдать свой меч Ордену, а потом (прости меня, отец) спросила об этом прямо.
- На всю жизнь, мадемуазель, - ответил он так же прямо, и на мгновение на его лице застыла горечь. - Либо до того момента, когда меня отпустят или когда меня призовет король. Никакая другая причина не заставит меня покинуть Орден.
За спиной Джулианны Маррон поперхнулся, словно проглотив вопрос, и поперхнулся еще раз, словно запив его глотком вина. Что ж, если он не осмеливается задать вопрос, это сделает Джулианна. Внезапно ей стало легко то ли откровенность д'Эскриве требовала ответной откровенности, то ли окружавшая его тайна подстегивала ее любопытство.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});